Наконец Манфред объявил, что ужин подан, и гости начали медленно перемещаться в столовую. Подойдя к Франческе, Виктор тихо спросил:

— Кто этот парень?

— Кого ты имеешь в виду? — с невинным видом ответила она вопросом на вопрос.

— Ты знаешь, детка. Тот самый, который так оттеснял тебя к стене, что еще чуть-чуть, и вдавил бы в нее.

Она беспечно засмеялась.

— О, это друг Кима. Полагаю, ты имеешь в виду Гюнтера. Он очень милый.

— Если это ты называешь «милым», то я ангел, — обронил Виктор. Франческа не ответила, и когда они бок о бок вошли в столовую, он добавил: — Надеюсь, за столом мы сидим рядом, бэби.

— Сомневаюсь. Я уверена, что ты сидишь справа от Дианы, а я — справа от Кристиана. Думаю, что во время сегодняшнего ужина будут соблюдены все формальности при рассаживании гостей.

— Тогда мне придется удовлетвориться мыслями о том, как нам будет хорошо потом… когда мы останемся вдвоем, — пробормотал он, почти не размыкая губ, украдкой провел пальцами по спине Франчески и лишь потом поспешил на зов Дианы, призывно махавшей ему рукой.

Красота и изысканность Шлосса, которые произвели на Виктора такое сильное впечатление, когда он увидел замок впервые день назад, сегодня были еще более разительны. Атмосфера столовой была подчеркнуто романтичной, почти сказочной. Этот эффект создавался огромным количеством белых свечей в самых разнообразных подсвечниках. Прекрасные канделябры стояли на комодах, полочке над камином, на подоконниках. В огромном камине весело плясало пламя, и вся комната была погружена в мягкий уютный свет. Дюжины маленьких свечей были использованы в композиции с цветами, стоявшими в шести невысоких вазочках на длинном обеденном столе. Между вазочками стояли ярко раскрашенные экзотические птицы из мейссеновского фарфора. Стол, накрытый посудой из хрусталя, тончайшего китайского фарфора и серебра, выглядел просто роскошно. Цветы и цветущие растения, расставленные по периметру комнаты, добавляли красок и великолепия общей картине.

Мерцающее приглушенное пламя свечей ласкало глаз и делало неотразимыми блиставших драгоценностями женщин в элегантных вечерних платьях. Хороши были и мужчины в смокингах. Это была празднично одетая, веселая группа золотой молодежи. За столом шла легкая остроумная беседа, от которой Виктор получал истинное удовольствие, хотя и сидел за километр от Франчески. Время от времени он смотрел в ее сторону и ловил ответный взгляд; она улыбалась ему украдкой, продолжая разговаривать с соседями. Франческу посадили между Кристианом и Владимиром, польским графом, в то время как сам Виктор сидел рядом с Дианой, как и предрекала Франческа. Астрид тоже оказалась в его конце стола, но, хотя она была очаровательна, Виктор почти полностью посвятил свое внимание Диане.

Франческа также наслаждалась вечером. Свойственные ей доброжелательность и готовность к веселью, ее простота вызывали мгновенную симпатию. Она много смеялась, потому что Владимир оказался прекрасным компаньоном, наблюдательным и язвительно-остроумным, и с их конца то и дело слышались взрывы смеха. Но по мере того, как ужин продвигался, Франческа начала осознавать, что для всех присутствующих совершенно очевидно, что Виктор — не просто сосед Дианы по столу, а нечто гораздо большее. Он сам всячески подчеркивал свое особое расположение к ней, и Франческа подавила улыбку, понимая побудительные мотивы Виктора. Она подивилась запасу его жизненных сил. Для человека, покинувшего ее комнату на заре, после бессонной ночи, несколько часов катавшегося на горных лыжах, а потом вновь предававшегося страстной любви днем, он выглядел просто великолепно, не проявляя никаких внешних признаков усталости. Будучи на двадцать лет младше, Франческа тем не менее ощущала некоторую ломоту в теле после их бурных ласк.

Она мельком глянула на Виктора, остро почувствовав счастье от того, что он принадлежит ей. Что бы ни думал каждый из присутствующих, как бы ни изображал интерес к Диане он сам, он был ее Виктором. Подумав о том, что ждет их после ужина, она ощутила, как по телу пробежала сладкая дрожь. Какая же удивительная штука жизнь. Неделю назад она умирала от тоски по Виктору, и он казался ей недосягаемым, как горная вершина. Прошло всего несколько дней, и сейчас она чувствовала себя более живой, чем когда-либо в своей жизни. Благодаря ему. Все благодаря ему. Он стал центром ее вселенной. Рядом с ним меркло все и вся…

— Я понимаю так, что коллекция Лэнгли знаменита, в первую очередь, живописными творениями, — услышала Франческа слова Владимира. — Вероятно, она открыта для посещения, не так ли?

— О да, — ответила она, отрываясь от своих мыслей. — Летом — каждый день, а зимой в выходные. Мой отец считает, что образцами великого искусства нужно делиться. Если вы когда-нибудь посетите Англию, вам необходимо приехать в Лэнгли, чтобы посмотреть коллекцию. Видно, что вас интересует искусство.

— Спасибо. Вы очень любезны. Я буду счастлив посетить ваш дом. И я действительно очень интересуюсь искусством — особенно старыми мастерами. Моя мечта — поехать как-нибудь в Россию, чтобы увидеть картины, выставленные в Эрмитаже. Екатерина Великая была замечательной женщиной во многих смыслах, но особенно как коллекционер предметов искусства. Она с поразительной целеустремленностью и ловкостью в несметных количествах свозила туда шедевры со всей Европы. Она построила Эрмитаж, чтобы разместить их там… это воистину прекрасное наследие. — Владимир улыбнулся и продолжил: — Я должен признать, что Екатерина всегда была интригующей женщиной для меня. Неразборчивая в средствах, но обворожительная особа. У нее был роман с одним из моих предков, когда ей было лет двадцать с небольшим. Может быть, поэтому она всегда будила во мне особый интерес.

— Вероятно, это был граф Станислав Понятовский, который впоследствии стал королем Польши. Я права?

— Именно так, Франческа, — ответил Владимир, совершенно очевидно удивленный ее глубоким знанием истории. Он мгновенно пустился в долгий рассказ о перипетиях романа его предка с императрицей всея Руси. Владимир оказался великолепным рассказчиком, и Франческа так увлеклась этой историей, что не заметила, как пролетело время.

Конец ужина застал ее врасплох. Клара внесла огромный праздничный торт, по случаю дня рождения украшенный свечами. Манфред подал шампанское, и в честь Дианы зазвучали новые тосты и пожелания.

Когда они иссякли, Франческа произнесла:

— Диана, дорогая, теперь ты должна задуть свечи и загадать желание. Тайное желание. Не говори его нам!

Виктор, исследовав торт, наклонился к Диане и сказал, подтрунивая:

— Двадцать семь свечей. Какая смелость, однако, объявить во всеуслышание о своем возрасте!

— Женщина, которая скрывает свой возраст, не знает, какова она на самом деле, — со значением ответила Диана. — Мне нравится думать, что я знаю.


Перевалило за полночь, когда наконец уехали последние гости. Кристиан и Диана отправились проводить их до двери, а Виктор и Франческа остались вдвоем в гостиной.

Виктор, с рюмкой коньяка в одной руке и сигарой в другой, посмотрел на Франческу, сидевшую на диване напротив него, и усмехнулся.

— Чему? — спросила она.

В его глазах плясали чертики, когда он ответил:

— Ты не обратила внимания, что сегодня я был единственным человеком без титула?

— Тогда нам необходимо немедленно найти соответствующий титул, — с улыбкой ответила она. — Как насчет короля… серебряного экрана?

Виктор отрицательно покачал головой.

— Невозможно, детка. Король — это Гэбл. Он им останется даже после того, как умрет. Никто и никогда не унаследует этого титула. Сомневаюсь даже, что у кого-то возникнет желание претендовать на него, — скорее для себя пробормотал он, допивая последние капли коньяка — Кларк — совершенно особенная личность, снискавшая истинную любовь и уважение. Нет, в представлении людей всегда будет лишь один король Голливуда.

— Не удовлетворит ли тебя тогда титул князя серебряного экрана? — В обращенных к нему теплых глазах Франчески, откинувшейся на спинку дивана читалась нескрываемая любовь.

Он улыбнулся, ничего не ответил, встал и взял ее бокал с кофейного столика. Пройдя своей легкой раскованной походкой к консольному столику, он обернулся и посмотрел через плечо. — Как называется тот напиток, который ты пьешь, детка?

— Грушевый ликер.

Подняв бутылку, Виктор плеснул изрядную порцию в бокал, поставил его, а затем поднес бутылку поближе к глазам.

— Как, черт побери, могли затолкать сюда грушу?

— Отгадай с трех попыток.

— Попытаюсь. Стеклодув выдувал бутылку вокруг груши. Ага, по выражению твоего лица я вижу, что промазал. Мммм. Понял! Это надувная груша. Ее запрятали туда ненадутой, а потом каким-то хитрым образом надули, — продолжил он, явно поддразнивая Франческу.

— Осталась только одна попытка Вик. Потом тебе придется платить штраф.

— Очень интересно. Что ты подразумеваешь под штрафом?

На лице Виктора было такое жуликоватое выражение, что Франческа начала смеяться.

— Не то, что ты думаешь, бессовестный!

Он сел рядом с ней и протянул бокал.

— Очень плохо. В таком случае я считаю нужным высказать предположение, что груша эта выращена искусственно. Все начиналось с зерна. Его засунули в бутылку, и выросла груша. По принципу инкубатора! — Виктор сделал глоток бренди, взял свою сигару из пепельницы и несколько секунд ее раскуривал. Затем он протянул руку Франческе и прикоснулся одним пальцем к ее лицу. — Как здорово, что никого нет, Чес. У меня такое впечатление, что я целый вечер тебя не видел.

— У меня тоже. Но было хорошо, правда? Ты ведь не скучал?

— Нет, конечно. — Он устроился поудобнее, чувствуя себя легко и свободно рядом с нею. Кинув случайный взгляд назад, он снова увидел стоявшие на столике за диваном фотографии. — Мне не хотелось бы совать нос в чужие дела, но я должен признать, что переполнен любопытством. Буквально с первой минуты пребывания здесь я ощущаю какую-то… тайну… да, наверное, это именно то слово, относительно твоих тети и дяди. Где они?