— Конечно, ты не должна забыть.

Селина знала, не глядя в лицо Летти, что ее компаньонка прячет свою мудрую улыбку.

— Ты, наверное, считаешь меня очень плохой, не так ли, Летти?

— Я считаю тебя восхитительной. Ты всегда была восхитительной, и, слава Богу, им не удалось… Слава Богу, твой дух остался несломленным. — Дорсетский акцент Летти слегка искажал гласные звуки.

Опустив ресницы, Селина приняла притворно скромный вид:

— Иными словами, ты утверждаешь, что я настоящая актриса или ловкий махинатор?

Между Селиной и Летти существовала договоренность: если речь заходила о наиболее странных сторонах ее воспитания, никогда не упоминать имена родителей Селины.

— Ты выжила, дитя мое. Хвала Богу за это.

Летти нянчила Селину, была ее единственной защитницей в пору детства, затем, когда Селине исполнилось четырнадцать лет, ее папа и мама сделали Летти компаньонкой и горничной.

Селина вновь принялась наблюдать за выходками франтов, прохаживавшихся перед оркестровой ямой.

— Почему им хочется выглядеть так глупо?

— Ты говоришь о денди? — Летти наклонилась, чтобы лучше видеть.

— Да. Посмотри на их походку, позы. И как только эти забавные галстуки — такие высокие и тугие — не останавливают у них дыхание. — Селина вздохнула. — Неужели в Лондоне нет достойных мужчин, которые еще не женились?

Летти рассмеялась:

— Я склонна сомневаться, существует ли мужчина, который отвечал бы твоим высоким требованиям.

— Разве это слишком высокое требование — желать выйти замуж за действительно хорошего и доброго человека и выйти за него по любви? — Селина раскрыла зеленый тисненый веер, который ей посчастливилось заполучить при покупке платья без всякой доплаты. — О, Летти, если бы только этот гнусный Бертрам Летчуиз пришел к очевидному выводу!

— И каким же должен быть этот очевидный вывод?

— Конечно же, что я слишком высокого роста, слишком уродлива и тупа. Тогда он передумал бы и забил отбой.

— Если единственный способ противодействовать твоему браку состоит в том, чтобы пытаться внушить этому человеку подобную чепуху, то ты, несомненно, станешь миссис Летчуиз в течение года.

Летти говорила с таким же отчаянием, с каким Селина смотрела на предстоящее замужество с толстым, весьма пожилым коммерсантом, которого ее родители были полны решимости приветствовать в качестве своего зятя. Еще бы, Летчуизу по меньшей мере столько же лет, сколько ее отцу, а неженатый сын Летчуиза намного старше Селины. Его зовут Персиваль, и он еще более неприятен, чем сам Бертрам Летчуиз. Он продолжает жить у отца и сопровождает его, кажется, повсюду.

— Но должен же быть выход, — пробормотала Селина. — Должен быть. Дейвид объяснил мне, какие возникают чувства, когда встречаются люди, которые могут надеяться построить отношения, основанные на глубокой привязанности.

— Дейвид Талбот — хороший человек, — отозвалась Летти о молодом священнике в деревушке Литтл-Паддл неподалеку от Найтхеда, имения Годвинов в Дорсете. — Такой же, как в детстве.

Дейвид был сыном предыдущего викария в Литтл-Паддл и вырос в деревне.

— Ты не согласна с мнением Дейвида о предмете любви?

— Я думаю, он такой же мечтатель, как ты. И несмотря на его привычку впутываться в темные дела, которые его не касаются, я все же считаю: очень жаль, что вы двое не…

— Летти, стоп! Я уже говорила тебе раньше, что нас с Дейвидом связывает теснейшая дружба и больше ничего. Я сумею распознать мужчину, за которого захочу выйти замуж, когда он мне встретится. А сейчас не порть этот прекрасный вечер подобной угнетающей болтовней.

— Ты же начала то, что называешь угнетающей болтовней. Ты поступаешь так по двадцать раз на день. Мне действительно хотелось бы знать, Селина, какого же мужчину мы ищем. Как мне узнать его?

— Фу! — Рассерженная Селина пожала плечами. Вспомнив, что корсаж ее платья при таких движениях опасно обтягивает груди, она немедленно приняла другую позу. — Я буду знать — и этого достаточно. Да. Я узнаю этого человека.

— Мисс Годвин?

Селина вздрогнула, повернулась в кресле и густо покраснела. Мужчина высокого роста — очень, очень высокий — стоял посреди ложи на расстоянии всего одного фута от нее. Он, должно быть, вошел совсем тихо… настолько тихо, что мог услышать слова Летти о… Какая досада!

Вошедший поклонился. У него были черные, слегка вьющиеся волосы, против чего, по мнению Селины, устоять невозможно. Его чрезвычайно широкие плечи укрывал прекрасно сшитый черный сюртук, из-под которого выглядывали белоснежный, с небрежной элегантностью завязанный галстук, белая манишка и манжеты. Умное лицо, римский нос, четко обрисованные скулы и широкий, твердый рот…

По лицу вошедшего пробежала едва заметная улыбка, приоткрывшая ряд ровных зубов. А глаза… Селина никогда не видела подобных глаз: это были ирисы серо-стального цвета с черными пятнышками и черной каймой, и они могли смотреть, не мигая, отчего казалось, будто глядят тебе прямо в душу.

— Я напугал вас, мисс Годвин?

— Я… О нет, Боже мой, нет! — Голос ее звучал абсолютно так же, как у глупо щебечущих девиц, в таком возмутительном количестве присутствующих на любом рауте в Лондоне, где ей приходилось бывать. — Просто вы вошли так неожиданно, сэр.

— Вы были представлены мисс Годвин? — Летти ничем не показала, что визитер произвел на нее слишком большое впечатление. — Я Летти Фишер, компаньонка мисс Годвин. Не думаю, что я вас помню.

Он улыбнулся, по-настоящему улыбнулся на этот раз.

— Нет, мадам, и я действительно должен извиниться за свое решение внезапно побеспокоить вас обеих.

Теперь в центре его внимания оказалась Летти, и Селина изучала его всего целиком, начиная от слишком уж красивого, загорелого лица, широких плеч и груди (не требуются никакие клеенчатые подкладки) до плоского живота, узких бедер и поразительно мускулистых ног, к которым тесно прилегали панталоны и шелковые чулки, такие гладкие, что Селине было трудно оторвать их них глаза. Как должен человек типа Бертрама Летчуиза с его отвисшим животом и цыплячьими ножками ненавидеть такие великолепные образцы мужчин!

Подняв глаза, Селина снова встретила серебряно-стальной взгляд. Она не позволила себе вновь покраснеть или опустить взор с ожидаемым притворным смирением и спросила высокомерным тоном, едва узнавая собственный голос:

— Почему же вы решили побеспокоить нас?

Она ощутила, как в грудь ей вливается что-то новое, наполняя теплом все тело. Наверное, именно такие ощущения доводят до падения пользовавшихся прежде уважением женщин, ощущения, о которых предупреждал ее Дейвид.

— Разрешите, мисс Годвин?

Селина вслушалась в его глубокий, звучный голос, затем вздрогнула, осознав, что он протянул ей свою широкую, покрытую бронзовым загаром руку. Она помедлила, прежде чем слегка коснулась пальцами его руки. Другой рукой она сжала горло, когда он наклонился, чтобы тронуть поцелуем ее очень чувствительную кожу. Селина посмотрела на Летти — та лишь улыбнулась. Он слишком уж замешкался с тем, что должно сводить к самому мимолетному касанию.

Селина резко отдернула руку:

— Знакомы ли мы с вами, сэр?

— Простите меня, — сказал он, — я не ожидал, что вы окажетесь такой…» То есть я хочу сказать… Пожалуйста, извините меня за допущенную бестактность.

Мужчина опять поклонился и, казалось, искал нужные слова. Он не ожидал, что она окажется такой — какой? Селина крепко сжала губы. Подождите, когда Дейвид узнает о ее самообладании в столь деликатном положении.

— О, я все делаю не так, — сказал он внезапно. — Меня зовут Джеймс Иглтон. До последнего времени я жил на Пайпане, маленьком острове в Южно-Китайском море. Я только что вернулся оттуда в Англию и все еще привыкаю к правилам — можем мы назвать его «цивилизованным»? — света.

Его улыбка почти обезоружила Селину, и она позволила себе слегка расслабиться.

— Вы долго находились на Востоке?

Не подобает, конечно, задавать вопросы незнакомцу. Он ведь не разжигал ее любопытства, просто упоминание дальних экзотических краев повергло ее в трепет и волнение. А то, что он, в сущности, иностранец, объясняло его необычные манеры, как, вероятно, и его бронзовый загар.

— Я жил на чужбине с самого раннего детства, за исключением времени, проведенного в школе в Англии. Но вас, должно быть, удивляет, почему я позволил себе подойти к вам.

Разве она не говорила именно об этом, как только он появился?

— Моя ложа напротив. — Он сделал неопределенный жест. — Кто-то желавший представиться мне заметил вас и упомянул ваше имя.

Селина посмотрела на противоположную сторону зрительного зала:

— Удивляюсь, как кто-то из вас мог увидеть меня. Возможно, у вас есть театральный бинокль, о которых я слышала.

На мгновение ей показалось, что его взгляд стал задумчивым:

— Точно, но это не имеет значения. Как я понял, вы живете в Дорсете?

— Да. — Она подумала, почему такой явно процветающий и красивый мужчина интересуется ею?

— Превосходно. Я сам только что приобрел собственность в этом графстве.

Она подавила в себе желание сказать колкость: мол, Дорсет — крупное графство и там много жителей.

— Представьте себе мое удивление, когда я узнал, что вы фактически живете в Найтхеде!

— Вы знаете мой дом? — Селина совсем притихла.

— Я слышал о нем. Это несколько севернее, но неподалеку от деревни Литтл-Паддл.

— Да. Неподалеку от Литтл-Паддл.

Под жилетом из белого шелка с большим вырезом грудь Иглтона выглядела в высшей степени массивной.

— Восхитительный особняк скромных размеров, но удивительно гармоничный, постройки времен короля Иакова I, — сказал Иглтон. — В других частных домах не найти таких витражей, вызывающих всеобщее восхищение… Так мне говорили. И парк… Я слышал, что парк очарователен, он создан усилиями…