Лео взяла в руки лист бумаги и ручку. Быть может, если она напишет Матти и пообещает ей не использовать фотографии Алисы, вновь отступит и признает поражение, то и Матти не станет настаивать на своем. Быть может, если она позволит Фэй вернуться в бизнес в должности, которую та сочтет важной, но не сумеет причинить слишком большой вред, то и Фэй сжалится над ней. Быть может, если Лео не станет упорствовать и уступит, то все вернется на круги своя.

«Дорогая Матти», – написала она. Но как она объяснит свое решение Алисе? Разве сможет она сказать Алисе, что, стремясь спасти себя, она пожертвовала рекламной кампанией с ее участием?

Дверь распахнулась, и в кабинет ворвалась Лотти, держа в руках большой конверт.

– Я слишком взволнована, чтобы постучать, – сообщила подруга. – Не понимаю, как ему это удалось. Но он прислал нам все «контрольки» фотосессии.

– Уже? – спросила Лео.

Лотти протянула ей конверт.

Лео подошла к лайтбоксу – устройству с подсветкой, раскрыла конверт, положила на него первый лист «контролек» и принялась придирчиво рассматривать его в лупу. На снимке Алиса парила в воздухе на фоне Бруклинского моста, и ее поддерживал возлюбленный.

Лео шагнула назад.

– Посмотри сама.

Лотти заглянула в увеличительное стекло и негромко ахнула:

– Потрясающе.

– Так и есть.

Лео поменялась местами с Лотти и передвинула лупу, всматриваясь в каждый снимок на листе, и поняла, что Алиса заслуживает того, чтобы увидеть себя такой, какая она есть на самом деле. Настоящей красавицей. Здесь не может быть компромиссов. И Матти должна знать, кем стала ее дочь. Великолепной балериной.

Лео выпрямилась.

– Мы будем использовать их везде, где только можно, – сказала она. – Отправь их «Джей-Ви-Ти» и скажи, чтобы они занялись ими в первую очередь. Я хочу, чтобы уже через неделю на Таймс-сквер стоял бигборд, а рекламные объявления появились к концу месяца во всех журналах.

Через десять минут по ее просьбе в кабинете Лео собрались все сотрудники.

– Быть может, до вас уже дошли слухи о том, что кто-то пытается завладеть нашей компанией, – сказала она, заметив тревогу на лицах большинства своих подчиненных, включая Лотти и Джиа. – Двадцать один год назад я стояла в задней комнате аптеки в небольшой английской деревушке и смешивала тушь для ресниц из мыльных хлопьев и сажи. Я мечтала о том, что когда-нибудь у меня появится свой магазин, пусть и маленький, но сильнее всего я мечтала о том дне, когда никто не посмеет обвинить женщину в аморальности только потому, что она накрасила губы помадой, когда никто не посмеет уволить женщину только за то, что она воспользовалась румянами, когда тушь для бровей и ресниц перестанут продавать тайком, по почте. Я мечтала о том времени, когда женщины смогут открыто пользоваться косметикой, если им того хочется, и никто не заклеймит их как гулящих или безнравственных. С помощью двух моих подруг, – она улыбнулась Лотти и Джиа, – и Ричиеров, и всех вас, – она развела руки в стороны, словно собираясь обнять столпившихся перед ней людей, – эта мечта стала реальностью. И я не позволю, чтобы кто-нибудь украл ее.

Люди захлопали в ладоши, раздались приветственные крики и возгласы. Лица присутствующих просветлели, на них заиграли улыбки. Лео тоже была рада случившемуся. Это был всего лишь первый удар в долгой схватке, но начало было положено.

* * *

Алиса переоделась в тренировочный костюм, намереваясь стать кем-то большим, чем избалованная девчонка, которая готова бросить все и уйти, не получив желаемого.

Кордебалет занял свои места, и она обменялась одной-единственной тайной улыбкой с Джесси, прежде чем он встал рядом с Ириной. Алиса же заняла свое место рядом с еще двумя солистками. Она протянула руку музыке и позволила ей вести себя, заставив себя забыть обо всем. На этом всегда и неизменно настаивал Баланчин – позвольте музыке управлять вашим телом, и техника приложится, – и именно так она и поступила. Она почти закрыла глаза, настолько увлек и захватил ее танец. А потом музыка закончилась, и настал черед Ирины и Джесси выйти в центр зала. Но перед этим Баланчин хлопнул в ладоши.

– Вот так следует делать всем, – сказал он, обращаясь к Алисе.

Алиса не залилась краской, получив неожиданный комплимент, как случалось с ней совсем еще недавно. Она с благодарностью и благосклонностью приняла его, радуясь тому, что Джесси оказался умнее ее, что она не подчинилась своему эго, признала поражение и воспользовалась полученным уроком, чтобы стать лучше. Она оглянулась на Джесси, тот поймал ее взгляд, кивнул, и Алиса поняла, что сможет сделать это. Она станет смотреть, как танцуют Джесси и Ирина, и даже аплодировать им. Она будет счастлива в своей роли и поэтому исполнит ее хорошо, а ее время непременно наступит.

Джесси и Ирина вышли в центр репетиционного зала и начали танцевать. Баланчин несколько раз останавливал их, чтобы исправить мелкие промахи в технике исполнения. Но в основном он не мешал им танцевать, лишь время от времени ронял Ирине, когда нога ее в стойке «ласточка» начинала дрожать: «Наклонись за золотом», – чтобы она думала о чем-нибудь еще, помимо ноющей боли в икрах. Или говорил Джесси: «Зачерпывай воду», – когда его рука двигалась не настолько плавно, как следовало бы.

Наблюдая за ними, Алиса вдруг подумала, что понимает, почему Баланчин поступил именно так, а не иначе. Роль, которую он выделил для танца Алисе, была скульптурной и точной; для нее требовалась безупречная техника, огрехи в которой она компенсировала страстью и эмоциями, так что зрители всегда могли прочувствовать историю балета в ее танце. Ирина была полной ее противоположностью; ее движения были отточенными и безукоризненными – она прыгала выше Алисы, поворачивалась быстрее, потому что ее руки и ноги всегда оказывались строго в нужном месте, но ей недоставало экспрессии. Ирине было трудно воплощать в движении музыку. И Баланчин дал им те роли, которые позволят им стать чуть лучше.

В самом конце Алиса подошла к Ирине:

– Мы можем потренироваться вместе сегодня после обеда? Мне нужна помощь с двойным фуэте, а он получается у тебя лучше всего.

Ирина несколько мгновений рассматривала Алису, а потом улыбнулась.

– Разумеется. А ты можешь помочь мне с экспрессией.

– С удовольствием, – согласилась Алиса, удивляясь тому, насколько легче, оказывается, поддерживать дружеские отношения, чем ревновать.

Танцовщики начали расходиться, но Баланчин подозвал к себе Алису и Джесси. Девушка нервно переступила с ноги на ногу, ожидая, пока он закончит давать советы одной из танцовщиц. Неужели он узнал о ней и Джесси? И не собирался ли он попросить их не встречаться друг с другом, поскольку не желал улаживать разногласия в труппе, если что-либо пойдет не так? И готова ли будет Алиса повиноваться и отказаться от Джесси, когда у них все только начинается? Она не осмеливалась даже мельком взглянуть в его сторону, боясь выдать себя.

В конце концов Баланчин вернулся к ним.

– Я расширил программу гала-концерта, – заявил он. – Будет еще один финальный танец, всего на пять минут, в самом конце программы.

Алиса покосилась на Джесси, спрашивая у него взглядом, понял ли он, что имел в виду Баланчин, но тот выглядел столь же озадаченным и сбитым с толку, как и она.

– Это будет па-де-де, – продолжал Баланчин. – Я написал его специально для вас двоих. Вы будете закрывать представление.

Слова Баланчина омыли Алису, словно тот раскрепощающий дождь, который промочил их до нитки во время фотосессии. У них с Джесси все-таки будет свой танец. Он станет торжественным финалом представления.

Она развернулась лицом к Джесси одновременно с ним, и ей уже не было дела до того, что подумает Баланчин; она позволила Джесси подхватить себя на руки и закружить по залу, а потом и поцеловать у всех на глазах. А затем она шагнула вперед и расцеловала Баланчина в обе щеки.

– Спасибо вам, – сказала она, по-прежнему держа Джесси за руку.

– Танцуйте так же красиво, как любите, и никто не сможет оторвать от вас глаз, – сказал он.

Алиса рассмеялась.

– Думаю, мы справимся.

* * *

После своего выступления перед сотрудниками Лео поехала прямиком в «Карлайл». У стойки администратора она справилась насчет номера комнаты Фэй, и менеджер позвонил той, чтобы узнать, можно ли назвать его. К счастью, Фэй согласилась.

Когда Лео вошла в номер Фэй, граммофон – по какой-то странной прихоти судьбы – наигрывал «Когда святые маршируют» Луи Армстронга, а Фэй держала в руках два бокала с джином, один из которых протянула Лео.

– Будем здоровы, – сказала она.

Лео отпила глоток.

– Тебе действительно нужна «Ричиер Индастриз»?

Фэй улыбнулась.

– Я говорила Матти, что ты обо всем догадаешься. Хотя это не имеет значения.

– Почему ты помогаешь ей на этот раз?

– Ты убила моего брата.

Роковые слова прозвучали. То самое обвинение, которое Лео выдвинула против себя много лет назад, но которое причинило ей куда более сильную боль, когда его произнес вслух кто-то еще. Джин обжег пищевод, и она с трудом проглотила его.

– Я выкуплю твою долю, – сказала Лео, – по цене выше рыночной. Это хорошая сделка. Соглашайся. Теперь, когда ты встала с постели, тебе понадобятся деньги.

– Не терпится избавиться ото всех Ричиеров в своей жизни, а?

– Только потому, что я уверена: нам с тобой не ужиться. Ты станешь состоятельной женщиной. Будешь делать все, что тебе вздумается. Но давай дадим Бену упокоиться с миром и не будем сражаться из-за него до конца жизни. Не уничтожай его компанию только потому, что ненавидишь меня.

– Не делай вид, будто ты заботилась о Бендже. Ты вышла замуж за него для того, чтобы наложить лапу на его компанию, а потом практически перестала обращать на него внимание. – Голос Фэй звучал легко и непринужденно.

Лео страшно хотелось отвесить ей хлесткую пощечину и выкрикнуть: «Но ведь это ты схватилась за рулевое колесо!» Вместо этого она невозмутимо продолжила: