Может, Кэт внутренне смягчилась или просто изменилась. Как бы то ни было, но слова невестки теперь нашли отклик в ее душе. Она столько времени отдала лечению, почти четыре года. Большую часть этого времени она сражалась, сначала с раком, потом с бесплодием. Но остались ли у нее еще силы на новую борьбу?

Она переводит взгляд на сад. Там, у кирпичной стены, тот самый сарай. Кэт представляет аккуратно расставленные инструменты и садовый инвентарь, садовую мебель внутри и ее керамику, расставленную на полках. Кэт мысленно рассматривает призрачно-тонкие вазы, чашки с цветами и листьями, прозрачные тарелки, чайники, кувшины и чаши в виде паутинок. Такое впечатление, что они манят, приглашают к себе.

И тут до нее дошел смысл, не сразу, постепенно, но обретая все большую четкость. Ведь для нее может быть и иное будущее помимо деторождения. Она может что-то дать этому миру, найти свое место на планете, но иначе.

Да, это не то же самое, что иметь ребенка. Ребенка ничто не сможет заменить. Глупо думать иначе. Но она практически не контролировала собственное тело последние годы, и последняя депрессия напомнила, какая она хрупкая. Так может, лучше вернуть себе этот контроль, снова взять жизнь в свои руки, но в более спокойной, менее нетерпеливой манере?

Да, у нее получится.

И тогда она, наверное, если они с Ричем решатся, примет поддержку своей семьи.

Кэт смотрит на часы. Слишком рано звонить маме, она лишь разволнуется. А вот Майк, возможно, уже на ногах, но он занят детьми, и сейчас не лучшее время делиться с ним своими соображениями.

И тут, словно инстинктивно почувствовав, что жене нужно поговорить, Рич просыпается и смотрит на Кэт.

– Привет, любимая, – говорит он сонным голосом.

– Я тут подумала…

– Ммм?

– Десять тысяч… Столько денег нужно заплатить за очередное ЭКО здесь, в Англии. Я не уверена, что нам надо ехать за границу.

Рич садится, подложив под спину подушку.

– Я понимаю…

– Это огромная сумма. – Она качает головой. – При невысоких шансах.

– Помнится, ты говорила, что нельзя оценить ребенка.

– Да, но это было до всего, через что мы прошли… допустим, мы потратим еще десять тысяч и снова окажемся в той же точке, что мы сейчас. Еще потратим десять? Затем еще? А когда остановимся? Нет, – заявляет она решительно. – Это лотерея. Я не готова снова спустить деньги на ветер без гарантий.

– У нас все равно нет таких денег.

– Ну если предположить, что мы бы их раздобыли, одолжили или взяли у родителей и Майка. Если ты не против кредита, то, думаю, мы могли бы взять деньги и потратить их на кое-что еще.

– Да? – От его голоса веет скепсисом.

– У меня появилась одна идея. Кое-что, что наверняка сделает меня счастливой, ну или счастливее, чем я уже есть.

Рич хмурится. Кэт придется доносить свою мысль медленно.

– Сарай. – Она машет в сторону улицы. – Он довольно большой.

– Но что ты собираешься с ним делать?

– Когда я была маленькой, то в Дейлсе у моего учителя по керамике студия была прямо на заднем дворе. А после поездки с мальчиками в Понтефракт… я подумала, что можно устроить нечто подобное здесь. – Она проверяет, успевает ли Рич за ее мыслью. Вроде да. – Надо кое-что переделать. Думаю, можно было бы потратить деньги на это… Само здание довольно крепкое, стены бетонные, нужно приспособить его внутри и купить печь для обжига.

– Хорошо. – Рич кивает, очень медленно.

– Я могла бы учить людей гончарному мастерству… в основном, думаю, детей… Насколько мне известно, ничего подобного в округе нет.

– И бросишь галерею?

– В итоге, наверное, брошу, но только после того, как встану на ноги. Я не хочу подвергать нас финансовому риску, когда у тебя с работой тоже все нестабильно. Это было бы несправедливо. Но на раскрутку потребуется время.

– Интересная идея, – улыбается Рич.

– Ты так думаешь? – Кэт вспоминает тот паровозик из малышей на горном склоне, ее тогда очень тронуло, как ребятишки обретают новый навык. Она слышит детские голоса в их доме, они стремглав бегут в сад в радостном возбуждении. Кэт представляет себе их ладошки во время работы с глиной, то, как маленькие пальчики скользят, помогая сформировать будущее изделие. Ей так хотелось бы увидеть их широко распахнутые глаза, когда дети несут только что обожженные творения из печи, и глазурь из тусклой и приглушенной под воздействием огня стала яркой и сочной!

Кэт останавливается. Не стоит забегать вперед. На эти грабли она уже наступала, питая излишние иллюзии. Она пыталась подталкивать в нужном направлении события, контролировать биологию, опережать время. И куда это ее привело? К границе безумия, откуда, к счастью, удалось вернуться. Возможно, принятие означает умение принимать потери, позволить жизни идти естественным путем, довериться тому, что будущее может открываться постепенно и осторожно.

Вот Бесси спит на своем любимом месте, в ногах. У нее есть чему поучиться.

– Не нужно торопиться, – говорит она скорее себе, чем мужу.

После всех этих стрессов, через которые они прошли, считая минуты, часы и дни, таким облегчением будет не думать о биологии с ее часами и не ждать в четырех стенах, когда же им передадут новости или указания. Это их решение, и только их. Можно двигаться быстро, а можно так, как им захочется.

– Отличный план, – снова повторяет Рич. – Майк сказал, что ты тогда проявила себя как… – вдруг он прерывается и неожиданно начинает плакать.

– О, дорогой!

Он так редко плачет. За все время она видела его слезы всего пару раз. Кэт так увлекалась своим горем, что не думала о муже. Она возвращается, садится рядом. Матрас ходит ходуном под их весом. Бесси, встрепенувшись и потянувшись, направляется к хозяевам, требуя внимания.

Рич хлюпает носом и рассеянно гладит кошку.

– Прости, вот я дурак. Расплакался.

– Ничего не дурак. – Кэт смотрит на мужа. Уголки красивых, слегка несимметричных губ опустились вниз. Ей тяжело видеть его таким. Нельзя взять и растоптать желания Рича. – А ты хочешь, чтобы я еще раз попробовала?

Он качает головой.

– Нет.

– Уверен?

– Да. – Он судорожно сглатывает и смотрит ей прямо в глаза. – Со мной все нормально. Правда. И я действительно думаю, что идея с мастерской очень хорошая. Из тебя получится отличный педагог, в тебе столько энтузиазма, таланта и страсти. Я думаю, ты права. Мы не можем снова пройти через это. Ни ты, ни я. Это разрывает нашу жизнь на части, мы постоянно торчим в клиниках и госпиталях… меня уже тошнит от них. Я просто хочу наслаждаться жизнью вместе с тобой.

– Тогда что ты оплакиваешь?

– То, от чего мы отказываемся, – говорит Рич.

Эпилог

Доктор Хассан

Мэрилебонская клиника репродуктивной медицины

Лондон W1V 2PF

10 июня


Дорогая подруга, ты меня не знаешь, мы никогда не встречались и навсегда останемся незнакомыми друг другу людьми. Но однажды мы отправились вместе в путешествие, и поэтому я тебе пишу и даже смею называть тебя на «ты». Если письмо до тебя дойдет, я надеюсь, ты не будешь против того, что я тебе написала. Я попросила доктора Хассана узнать, можно ли связаться с тобой, ты согласилась, и он пообещал передать мое письмо. Я твой донор. Я так поняла, что ты спрашивала о моей беременности и ты в курсе, что у меня все получилось, и сейчас я пишу, чтобы сообщить, что несколько недель назад я родила мальчика.

Я знаю, что твои попытки забеременеть с помощью моих яйцеклеток закончились неудачей. Доктор Хассан сообщил, что ты приняла решение больше не пробовать. Наверное, подобные решения даются нелегко, и я уважаю твою смелость. Если ты когда-нибудь передумаешь, то я буду счастлива снова стать твоим донором уже без необходимости оплачивать мое ЭКО. Я уважаю твое решение и ни в коем случае не желаю вмешиваться, поэтому, если клиника не свяжется со мной от твоего имени, то я расценю это твое нежелание продолжать попытки.

Еще одна причина, по которой я пишу, – я хочу сказать тебе спасибо. Мои доходы невысоки, а по некоторым причинам мне посоветовали завести ребенка безотлагательно и прибегнуть к ЭКО, если я хочу максимально увеличить шансы на зачатие. Благодаря твоей невероятной щедрости это стало возможным.

Я хочу, чтоб ты знала, что я часто о тебе думаю, и надеюсь, что ты будешь счастлива, что бы там тебе ни было уготовано судьбой. Малыша назвали Фрэнки в честь моего отца, а второе имя – Мэтью, что значит «Божий дар». Я не религиозна, и отец ребенка тоже, и это имя он получил в честь тебя.

С глубочайшей благодарностью,

Х

* * *

Лу пытается уложить Фрэнки в коляску в коридоре, и тут звонят в звонок.

Черт, думает Лу, ее так и подмывает не открывать дверь, но через стекло она видит размытое очертание голубой рубашки – это почтальон. Она прижимает к себе ребенка одной рукой, а второй осторожно открывает дверь.

– Посылка для мисс Луиз Берджесс, – сообщает почтальон.

– Это я, – кивает Лу, и молодой человек вручает ей большой конверт.

Интересно, что там. Лу кладет Фрэнки, ощупывает посылку. Что-то мягкое, возможно, детская одежда. Большая часть друзей несколько недель назад прислала подарки и поздравительные открытки. Даже София, услышав новость, отправила ей маленький букетик. Лу смотрит на штемпель, но он ни о чем не говорит. Затем Лу проверяет Фрэнки, но тот вполне доволен жизнью, агукает, задрав ножки вверх. Лу вскрывает конверт. Внутри еще один конверт и пластиковый мешочек. Логотип на конверте Лу знаком. Это из клиники. Лу торопливо открывает его, любопытство нарастает. Там лежит короткое письмо, напечатанное на машинке и подписанное доктором Хассаном, и коротенькая записка от руки. В письме доктора Хассана лишь пояснение. Все внимание Лу приковано к записке.