Наталия Вронская - Дороже жизни

Маргерита, скрученная двумя дюжими молодцами из дворни, лежала на полу и, казалось, была в беспамятстве. Женщину надо было поместить в тюрьму.

— Убил бы ее своими руками, — пробормотал Семен Петрович. — Стерва…

И нарочно отвернулся от нее, чтобы ненароком не выполнить своего желания.

Наташа тем временем все не приходила в себя. «Что там внизу? Как дядя? Как Оболенский? — Василий Федорович, сидя у Наташиной постели, готов был разорваться. — Да лекаря сюда нужно!»

— Эй, кто там! — крикнул Нарышкин.

В дверь нырнула Марфушка.

— Помоги… Помоги… — Он никак не мог сообразить, что сказать горничной.

— Сними это платье, переодень ее! — резко крикнул он. — Я сейчас за лекарем и тотчас вернусь!

— О-ой! — запричитала Марфушка. — Бедненькая моя! Ягодка! Боярышня! Горе-то какое! А как же там князюшка?

— Да замолчи ты! — резко оборвал ее Василий Федорович. — Делай, что велено.

Он стремительно выбежал из комнаты, не в состоянии слушать Марфушкиных причитаний.

— О-ой, рыбонька моя, — рыдала меж тем Марфушка. — Да что они сотворили, ироды… Голубица моя кроткая!

Причитая, она начала снимать туфли, делала она это медленно, то и дело утирая рукавом лицо и рыдая.

— Брось, дура, — тихо сказал ей кто-то.

Она обернулась. В дверях стоял граф Сангушко.

— Одень ей башмаки, — приказал он.

— А чегой-то… — пробормотала Марфа.

Тадеуш размахнулся и со всего маху ударил Марфушку по лицу. Та упала на пол и жалобно заскулила, не решаясь, однако, поднять вой на весь дом.

— Молчи, не то прибью до смерти, — потребовал Сангушко.

Он быстро подошел к кровати, поднял девушку, благо та еще так и не пришла в себя, и так же быстро и бесшумно вынес ее из комнаты.

…Наташа вспомнила, что его убили. Кровь хлынула из груди. Она упала на колени и прижалась к нему:

— Я люблю тебя! Люблю тебя! — Но ни одного слова не вылетело с ее губ.

Как она ни пыталась сказать это — ничего не получалось. Он лежал мертвый, бездыханный… А она рыдала и рыдала…

— Ах!..

Карету подбросило на ухабе, но лошади понесли ее дальше. Наташа ударилась обо что-то головой, но, впрочем, не сильно, и очнулась. Она куда-то ехала, но никак не могла вспомнить, куда и зачем.

Девушка сделала попытку приподняться и тут взгляд ее упал на платье — оно было все в крови. То самое платье! Она затряслась.

— Что это? Что это? — бормотала она и, дрожа, попыталась руками стереть кровь с платья.

Конечно, это ей не удалось. Тут она почувствовала, что рядом с ней кто-то есть. Она обернулась и увидела…

— Кто вы? Что вам надо? — испуганно спросила Наташа.

— Я Тадеуш Сангушко. Граф Сангушко. Быть не может, чтобы вы меня забыли, ясновельможная панна.

— Что вы тут делаете? Куда мы едем? Зачем?

— О-о… — Тот явно затруднялся с ответом. — Я везу вас в свой дом.

— Да вы что?.. — только и нашла она, что сказать.

— Ваш жених мертв, — вдруг страстно начал Тадеуш. Он взял Наташу за плечи и крепко сжал их руками. — Вы теперь едете ко мне, потому что я люблю вас. Я один смогу защитить вас от этой сумасшедшей, которая убила Оболенского. Вы станете моей… Моей женой!

— Нет, нет… Не может быть… Он не умер. — Наташа глотала слезы. — Нет, нет…

— Умер, взгляните правде в глаза! — продолжал Тадеуш. — Но это все равно. Вы будете счастливы со мной и забудете о нем!

— Нет! Нет! — Она зарыдала и забилась в истерике. — Нет! Не хочу!

— Да перестаньте! — Тадеуш встряхнул ее. — Ну же!

Карету снова тряхнуло, и Наташа в этот момент опять ударилась.

— А-ах… — простонала она и вновь потеряла сознание.

— Ну оно и к лучшему, — пробормотал Тадеуш.

Он вез ее вон из города. Там у него был нанят дом, стоявший уединенно, с большим садом. Их там никто не найдет.

— Да что ж такое! Что ж такое! Князь Федор… Ну и напугал…

Оболенский терпеливо сносил заботы лекаря, перевязывавшего его. Удар пришелся ему не в грудь, а в плечо. Боль была столь сильной, что в первую минуту он потерял сознание, потому Наташа и сочла его убитым. Но теперь Оболенский, сильный и привычный ко всякому мужчина, чувствовал себя бодрым и готовым ринуться на поиски невесты. Более того, он жестоко корил себя за проявленную слабость. Не упади он тогда от удара Маргериты, сейчас бы не пришлось искать Наташу…

— При такой ране вам, сударь, повезло, что вы живы, — заметил лекарь.

— Столько крови хлынуло, что я уж было решил, что не жилец вы боле… Да и упали замертво. — Василий Федорович расхаживал по комнате, не находя себе места.

— Но что Наташа? — спросил князь Федор. — Куда она делась?

— Терпение, сударь, терпение, — бормотал лекарь, удерживая Оболенского подле себя. — Вы вовсе не так сильны, чтобы вскакивать и бежать тотчас.

— Верно, Федор Иванович, сдержитесь, — заметил Нарышкин. — Не хватало, чтоб вы себя все же в гроб вогнали, дорогой мой… Семен Петрович все нам расскажет, как только расспросит прислугу.

Семен Петрович, который точно занимался тем, что расспрашивал прислугу, уже знал почти все. Марфушка, зареванная, с пылающей прибитой щекой, как только лишь Сангушко покинул дом со своей добычей, кинулась к барину и доложила ему, кто и что сотворил в его доме. Старик все поведал племяннику и Оболенскому, которые с трепетом выслушали сообщенное. Каждый из них боятся помыслить, что мог поляк сделать с девушкой. Медлить было нельзя. Оболенский, который порывался вскочить и бежать на поиски невесты, был пока силою удержан в доме.

— Сначала надо все узнать, всех расспросить, — сказал ему Семен Петрович. — Я пошлю своих людей, Василий отправится с ними. Мы разузнаем, кто тот поляк, куда он мог отправиться, где нам его искать…

— Не будет ли поздно? — сквозь зубы пробормотал Оболенский, которого чуть ли не держали лекарь и отец Наташи.

— Не будет, — спокойно ответил ему старик. — Теперь же нужды нет тебе бежать. Помрешь ненароком, что мы тогда Наташе скажем?

На том и порешили. Оболенский остался в доме под присмотром лекаря и Семена Петровича, Василий Федорович и несколько людей его дяди отправились на поиски Наташи.

Тадеуш вынес Наташу из кареты на руках. Его встретил поляк-дворецкий и горничная, тоже полька. Это были старые слуги, преданные его семье уже много лет. Он отнес девушку в комнату, которую заранее приготовил для нее и приказал горничной ее переодеть.

Наташа пришла в себя, когда горничная догадалась ей поднести нюхательные соли. Она без всякого чувства оглядела комнату. На ней было чистое домашнее платье, и ничто в ее одежде не напоминало о произошедшем с нею. Горничная молча поклонилась и вышла. Наташа явственно вспомнила, что уже было с ней подобное.

— Да что же это такое? — прошептала она. — Почему на меня такие напасти?

Федор… Теперь он мертв… А она — неизвестно где, неизвестно с кем. Конечно, ее будут искать, но до того она может подвергнуться опасности… И опасности совершенно определенной со стороны Тадеуша.

Она припомнила байки Марии о разных страстях, разные разговоры о мужчинах, собственные впечатления, какие-то обрывки сведений… Опасаться следовало только одного и защищать только одно — честь. А жизнь… Теперь жизнь ей стала безразлична.

— Я люблю его… Я любила его… — прошептала девушка.

Она теперь поняла это с необычайной ясностью. Что имеем — не храним, потерявши — плачем. Наташе хотелось умереть. Жизнь была ей недорога. Мысли об отце и деде ее не утешали. Она не хотела их видеть, не хотела вообще ничего… И твердо знала, что в самом крайнем случае просто наложит на себя руки, а этому мерзавцу не дастся.

Наташа, сделав над собой усилие, поднялась и прошлась по комнате. Внимание ее привлек стол. Она подошла к нему и стала выдвигать ящики. В одном из них — о счастье! — лежал самый настоящий нож! Удача! И беспечность похитителя… Наташа преисполнилась презрения к нему и сознания того, что нож этот просто знак судьбы. Что бы ни было, а судьба на ее стороне. Однако тут же пришла мысль о Федоре. И она чуть не заплакала — ничего себе, судьба на ее стороне! Самого дорогого уже не вернуть. Опять пропало желание жить и действовать, но она взяла себя в руки. И вовремя!

В дверь, даже не постучавшись, вошел Тадеуш. Он улыбался! Наташа разозлилась. Слабость вдруг прошла под натиском ярости. Она стиснула рукой нож и спрятала его в складках одежды, как сделала это два часа назад виновница всех ее бед.

— Ну наконец-то! — радостно произнес он. — Вы теперь знаете, я люблю вас. И всегда любил. Теперь вы будете моей. Я счастлив.

— А я нет, — холодно прервала его Наташа. — И я требую, чтобы вы отвезли меня домой.

— Пани Наталья, это невозможно, — с постным видом начал Сангушко. — Поверьте мне, я желаю вам только добра. Я хочу, чтобы вы стали моей женой. А так… Если я сейчас привезу вас домой, то начнутся вопросы… Подозрения… Вас заподозрят… Ваша честь будет затронута…

— Мне все равно. О своей чести я сумею позаботиться! — твердо сказала девушка. — Женой вашей я никогда не стану, это знайте твердо. Если вы сейчас отвезете меня к отцу, я соглашусь забыть эту неприятную историю и простить вас. И, кстати, для вас я — Наталья Васильевна. И извольте впредь не фамильярничать.

— Глупо, ну глупо… Пани Наталья… Наталья Васильевна, — осекся он под ее взглядом. — Вы теперь в моей власти. Приказов ваших я слушать не буду и милости мне сулить не надо. Здесь я милую и караю. И позвольте вам напомнить…

— А-а-а, — прошипела она, — так вот в чем дело…

Сангушко даже испугался, настолько изменилась слабая, измученная слезами девушка. Сейчас перед ним была разъяренная фурия.