В несколько минут все было кончено. Мертвый Сангушко лежал у ног князя, все еще сжимая в руке свою шпагу, сделавшуюся ему ненужной. Оболенский провел рукою по лбу и пошатнулся. Силы почти оставили его. Он обернулся к постели, на которой лежала Наташа. Медленно приблизился к ней и опустился на колени.

— Наташенька, — позвал он. — Милая моя…

Она не двигалась. Федор опустил голову и уткнулся лбом в ее руку… Рука шевельнулась, пытаясь освободиться из неожиданного плена. Оболенский вздрогнул и поднял голову.

Наташа тихо застонала. Она что-то шептала, но он не мог разобрать что. Осторожно нагнувшись к ней, он провел пальцами по ее щеке.

— Умер, умер… — шептала она.

Федор осторожно взял ее в свои объятия и прижал к груди.

— Я жив, свет мой Наташенька, жив… — пробормотал он, целуя ее волосы.

Наташа открыла глаза. Ее взгляд упал на жениха. Оболенский, приметив, что она пришла в себя, отодвинулся и, с трудом улыбаясь, смотрел на нее.

— Ты здесь? — произнесла она. — Ты жив? — Слезы потекли по ее лицу.

— Жив, жив, любимая моя…

— Я так люблю тебя, — тихо и медленно стала говорить она. — Я так боялась, что никогда не смогу тебе этого сказать… Так корила себя, что не говорила этого раньше… Я люблю тебя… — Глаза ее заблестели, и она вздохнула.

— И я люблю тебя, — ответил ей Оболенский, прижимая Наташу к себе. — Ради этих слов, я бы трижды дал убить себя… — прошептал он.

Наташа протянула руку и пальцами коснулась его губ.

— Нет… Ты для меня дороже жизни…

— Любимая. — Федор наклонился к Наташе. — Дороже тебя никого у меня нет на свете…