Жестом отправила вон всех, кроме кизляра-аги.

– А теперь говори правду. Отравили шехзаде в отместку за казнь Мустафы?

Евнух смутился прозорливости султанши, забыл, что мать сердцем чует, когда лгут о ее детях, но замотал головой:

– Нет, госпожа, шехзаде Джихангир сам… Он не вынес известия о казни брата…

Ложь, но что она могла возразить? Султан разберется сам, он там, на юге, в Персии или где-то рядом. Написал бы сам, сообщил, что знает…

Всколыхнулась тревога: почему Сулейман не пишет?!

– А что Повелитель?

И снова замялся евнух.

– Говори, что из тебя клещами все тянуть надо?

– Он приказал казнить сына Мустафы.

Конечно, это стоило ожидать, оставлять в живых того, кто имеет право мстить, даже если этот мститель совсем маленький, опасно. Если не внук сам, то его именем месть обязательно состоится.

Подумала: началось… Столько лет борьбы за власть не знали, столько лет было спокойно…

Сердце затопила горечь. Неужели всегда и везде так, там, где власть, обязательно льется кровь, причем кровь невинных? Внук Повелителя виновен только тем, что рожден от предавшего своего отца Мустафы.

Роксолана вдруг отчетливо поняла, по какому краешку ходила все эти годы, на каком волоске висела жизнь ее и ее детей. Но сумела удержаться, сохранить сыновей и дочь, вырастить. И что же?

Мехмед погиб совсем взрослым, жаль, что потомство не оставил. Джихангир тоже. Селим и Баязид вцепятся друг другу в горло, как только появится такая возможность. Нурбану, которую она сама для сына выбрала, в этом поможет. Да и у Баязида советчицы не лучше, допусти, каждая с легкостью подсыплет в еду отраву даже ей самой.

Власть… как же ты страшна! Возможность встать над всеми, почувствовать себя хозяином одновременно рождает страх упасть, оказаться отравленным, убитым, потянув за собой и всех близких.

Пусть лучше я…

Гонец прибыл нежданно, посреди ночи.

У Махидевран сжалось сердце, уже по тому, что не к ней пришел, а к главному евнуху, минуя мать шехзаде, она поняла, что случилось что-то нехорошее. Мустафа снова не послушал ее совет и сделал что-то против султана? Конечно, он уже не мальчишка, скоро сорок, не прикажешь, не отругаешь, но Махидевран почувствовала, что когда доберется до сына, не сдержится.

Разве не глупостью было спаивать дурманящими средствами младшего сына султана шехзаде Джихангира? Матери все рассказали о забавах сына, она пробовала укорять Мустафу – помогло мало, тому доставляло удовольствие, напоив несчастного братца маковой отравой, издеваться над ним, беспомощным, доверчивым, не способным отличить реальность от вымысла.

Это бесчеловечно, мать укоряла сына, но прошли те благословенные времена, когда Махидевран могла влиять на Мустафу. И вообще он решил, что почти султан, а потому ему все дозволено.

Десять лет назад это привело к беде – Повелитель прислал фирман с приказом отправиться из благословенной, богатой, так любимой Махидевран Манисы в далекую, затерянную среди гор Амасью. А в Манису падишах прислал старшего сына ненавистной Хуррем Мехмеда.

Махидевран просила сына одуматься, если виноват, повиниться, преклонить колени пред отцом, просить прощенья. Аллах милостив, султан тоже, он простит.

Мустафа в ответ зло смеялся:

– Не простит.

– Что ты такого натворил, что не простит?!

Красивая бровь принца приподнялась:

– Ничего. Просто просил у разумных людей совет, что сейчас не так в империи, как изменить, когда стану султаном.

– Ты?!.. – задохнулась от ужаса Махидевран. – Ты просил совет, словно уже султан?!

– Нет, я спрашивал, что нужно будет сделать, когда я стану султаном. Что в том плохого?

– Хвала Аллаху, что это только Амасья, а не шелковый шнурок…

– Меня поддерживают янычары.

– Янычары капля в море султанского войска, к тому же они продажны и могут предать.

Мустафа взъярился так, что Махидевран пожалела о произнесенной фразе.


И все же когда Мустафа принялся спаивать младшего брата, возмутилась:

– Мустафа, ты играешь с огнем. Что если весть о твоих делах дойдет до султана и Повелитель сам приедет в Трапезунд или в Амасью?

Мустафа развел руками:

– Встретим…

И что-то мелькнуло в его взгляде такое, от чего испугалась Махидевран и окончательно поняла, что сын погубит не только себя.

Но, казалось, Мустафа родился под счастливой звездой, несомненно, что-то дошло до султана, но никакого наказания не последовало, наоборот, Мустафу вызвали вместе со всеми в поход против Тахмаспа. Вернее, это Тахмасп напал на Сулеймана. Сначала поход против персов возглавлял султанский зять Рустем, но потом присоединился и сам Повелитель.


А теперь гонец, но не от Мустафы, иначе ей бы уже передали.

До утра заснуть так и не смогла, мысленно металась от надежды, что это Мустафа прислал хорошую весточку, до отчаянья, что падишах строго спросил со старшего сына за развращение младшего. Все перебрала, только об одном не думала, что сын мог перейти черту, за которой прощенья от султана уже не будет. Втайне надеялась, что Мустафу остановит чувство опасности.

Утром главный евнух переступил порог вскоре после рассвета, глаза прятал, значит, все же провинность. Так и есть, нужно уезжать. Куда еще, куда их можно отправить дальше Амасьи?

– В Бурсу.

– Куда?

Бурса совсем недалеко от Стамбула, почти рядом, почему в Бурсу? А… наверное, падишах решил держать неугомонного старшего сына под боком, чтобы не совратил еще кого-то из младших… ну, да, конечно!

– А… шехзаде Мустафа уже там?

Евнух мрачно помотал головой:

– Нет.

Глупости, конечно, нет! Он же в походе вместе со всеми.

Но почему мрачен евнух?

– Исмаил, ты будешь нас сопровождать или мы вернемся сюда?

– Нет.

– Что нет?

– Я не поеду, вам дадут охрану.

Вот теперь Махидевран почти обрадовалась, ясно, шах Тахмасп как всегда обманул Сулеймана, такое уже бывало. Много лет назад султан казнил своего любимца Ибрагима-пашу именно после такой ошибки. Тогда Ибрагим повел войско против Тахмаспа в одну сторону, а хитрый перс отправился в другую. Оплошности главному визирю Сулейман не простил, хотя поговаривали, что казнил за другое, но Мустафа смеялся, мол, Ибрагим выставил падишаха глупцом уже во второй раз, вот и поплатился.

Видно и сейчас Тахмасп оказался где-то рядом, и чтобы женщины и дети не попали к нему в руки, Мустафа приказал быстро переправить их подальше. Но почему в Бурсу? И почему не написал ни строчки или не передал, чтобы не беспокоились о нем самом?

Немного поразмыслив, Махидевран решила, что это как раз объяснимо. Мустафа переправляет гарем тайно, чтобы не дошло до Тахмаспа, видно никому не может доверять вокруг. Это верно, в окружении султана у Мустафы одни враги. Тогда хорошо, у нее заботливый сын, он со всем справится, а еще Мустафа будет прекрасным султаном, он словно рожден для этого. Почему «словно»? Она для того и рожала сына, чтобы видеть его султаном!

Махидевран забыла, что вовсе не Мустафа первенец, что только жестокий рок, отобрав у Сулеймана двух сыновей, возвел Мустафу на вершину. Но сейчас это было неважно. Мустафа прав, если в Амасье опасно, то нужно поскорей уехать отсюда.

– Румеису нужно предупредить, чтобы собрала детей.

– Уже сказали, госпожа, они готовы.

Ноябрьские утренники не просто прохладны, они холодны. Это днем солнце нагреет воздух, а пока оно еще толком не появилось из-за гор, потому холодно. Девочки хныкали, Румеиса прикрикнула на дочерей, чтобы замолчали, те испуганно притихли. Единственный сын Мустафы поглядывал на сестер с презрением, что с них возьмешь?

Семилетний Селим считал себя важной птицей, он уже хорошо знал, что его отец будет султаном, а он сам первым наследником. После смерти год назад старшего брата он вообще единственный наследник. Он слышал, как бабушка однажды сказала, мол, это даже хорошо, что остальные дочери, меньше бед.

Если добираться обычным путем, можно бы спуститься по реке Ешиль-Ирмак к морю, а там от Самсуна либо на корабле, либо вдоль берега. Но Ешиль течет на восток, а они пробирались горами к Мерзифону на запад. Значит, дело плохо, армия Сулеймана на юге, а Тахмасп, судя по всему, на севере.

До самого Мерзифона возможности поговорить не было, дорога узкая, местами даже слишком, приходилось выходить и осторожно шагать рядом с навьюченными животными. В горах трудно путешествовать с комфортом. Но никто не жаловался, даже девочки. Селим шагал как взрослый.

Когда добрались до селения, было уже совсем темно, даже неугомонный Селим заснул, привалившись щекой к шее несущего его рослого охранника. Стало ясно, почему они так торопились, ночевать в горах не слишком приятно да и холодно. Все настолько промерзли и устали, что было одно желание – упасть и заснуть в тепле.


Но сон быстро пропал, когда, уложив сына и младших девочек, к Махидевран подсела Румеиса.

– Госпожа, зачем нас везут в Бурсу?

– Наверное, шехзаде Мустафа так спасает нас.

– Нет, госпожа, Абдулла сказал, что шехзаде казнили…

– Что?! Ты с ума сошла?!

Хорошо, что сумела не закричать, не испугала детей.

Румеиса горячо зашептала в ухо:

– Госпожа, Абдулла сказал, что это и сообщил евнуху гонец, только нам приказано не говорить.

– Нет, – замотала головой Махидевран, – нет, это неправда, этого не может быть!

Конечно, не может, ведь Мустафа наследник, самый сильный, самый лучший, и янычары за него, и много кто еще. Это не тогда, когда у Повелителя был еще Мехмед, тоже достойный, а сейчас кто, кроме Мустафы, слабак Селим или беспокойный Баязид? А может, Джихангир? Нет, наказать, вообще лишить правления, посадить под замок… но не казнить же!

Умом Махидевран понимала, что возможно все, но старательно находила доводы против услышанного. Горячо шептала, убеждая непонятно кого – Румеису или себя. Та закивала, соглашаясь: