Разговоры с моим неожиданным ухажёром ни к чему не приводили. Стоило отдать ему должное, Готье был упрям и твёрд в своих намерениях. Я не принимала его подарков, которыми он явно пытался «купить» моё согласие. И я наблюдала за ним, беспокойным и обозлённым иногда, всматривалась в это аристократическое лицо и отмечала, что он, несомненно, был привлекателен в своём томительном одиночестве. И строгое выражение его лица менялось, и голос смягчался, когда он говорил о том, что могло ждать меня, скажи я «да»; говорил о том, что не сделает мне обиды, что буду жить в доступной ему роскоши и никогда не услышу отказа в своих просьбах. И однажды, на мои слова о том, что я вовсе не достойна подобного внимания и всяческих богатств, которые не заслужила, Готье ответил:

– Вы достойны всего, что я обещаю, и даже больше, Кейтлин. И если согласитесь стать моей, ни ваша сестра, ни родители не будут в чём-либо нуждаться.

Странно, но чаще всего Готье просил «стать его», и ни упоминания о «жене», «супруге». Было в этом что-то слишком интимное, пугающее меня, что заставляло краснеть и отводить глаза. В конце концов, я осознала, что просто боялась его. Иногда казалось, что во взгляде серых глаз я замечала нечто порочное и таинственное, сулящее то ли невыносимую боль, то ли наслаждение, ради которого любая на моём месте незамедлительно сдалась бы. Порой мне думалось, что женитьба – всего лишь предлог. Попроси он стать его любовницей, я бы просто не позволила ступить за порог нашего дома…

В последний раз, когда мы виделись, он резко перебил меня, подошёл так близко, что я услышала слабый аромат его одеколона, и раздражённо произнёс, неотрывно глядя в моё бледное лицо:

– Ты и понятия не имеешь, дорогая Кейтлин, на что я готов ради этой связи. Ради нас с тобой. Думаешь, я испытываю наслаждение от собственного недостойного поведения? Я давно уже не зелёный юнец, которому неоскорбительно бегать за девицей, отвергающей его. Но я делаю это, со смирением и покорностью. И от подобных чувств я разрываюсь на части. Ты уже достаточно измучила меня… как и я тебя. В следующий раз я не уйду ни с чем.

По дороге в Кардифф я вспоминала те его последние слова и дрожала от собственной фантазии, рисовавшей мне возможные варианты его безумия. Из книг, которые мистер Брам старался прятать от нас с сестрой, я узнала, на что способны мужчины в порывах гнева. Что уж говорить о многочисленных греческих пьесах, где мужчины походили на настоящих дикарей, так что порой я думала: бедные, бедные девушки…

Дилижанс остановился далеко от главного входа, подъездная дорога к пансиону тянулась на добрых пятьдесят ярдов, полагаю. Я вышла у невысокой каменной стены, раскрытыми железными воротами впускавшей меня на территорию заведения, где мне предполагалось провести год или два. Позади дилижанс с оставшимися пассажирами уже несколько минут, как укатил, а я стояла под той железной аркой в совершенно глупом ступоре и не могла заставить себя сдвинуться с места. И первый шаг в самостоятельную жизнь дался мне сквозь страх и боязнь чего-то неотвратимого и страшного.

Сам пансион напомнил мне наш городской собор, сохранившийся с незапамятных времён, с раскрошившимся красным кирпичом, остроконечными крышами и окнами такими тёмными и узкими, что невольно напрашивались мысли о том, кого же там воспитывали: юных дарований или обыкновенных угрюмых монашек?

До того сильно я волновалась, что все проговорённые заранее фразы так и остались невысказанными, когда невысокая, стройная женщина (представившаяся одной из преподавательниц) вышла встретить меня. Она любезно предложила понести мой чемодан, но я настойчиво отказалась. Вскоре мы уже шли по каменистым дорожкам парка, огибая восточное крыло пансиона, и не успела я оглянуться, как оказалась одна в большой комнате с серыми стенами, скудной мебелью и рядами узких постелей, аккуратно заправленными чистым бельём. И именно в тот момент, когда вокруг меня была только тишина и одиночество, я почувствовала себя защищённой; все страхи и волнения испарились, будто их и не было, и я улыбалась сама себе, потому что осознала, как всё это было глупо. Но то, что произошло за следующие несколько минут, то, чего я никак не могла ожидать, разрушило мои планы, и я окончательно убедилась, что мне не суждено было оказаться здесь.

Та же женщина, проводившая меня в комнату отдыха, вернулась и сообщила, что у крыльца меня ожидает некий джентльмен и настойчиво просит спуститься для разговора. Сердце моё упало в ту же секунду; я бросилась к ближайшему окну и попыталась разглядеть подъехавший экипаж. К сожалению, со своего места я увидела лишь тёмную, богатую повозку. Преподавательница окликнула меня ещё раз, и я, дрожащая и перепуганная, ответила, что вскоре спущусь. Судя по её последнему брошенному в мою сторону взгляду, в этом месте не так часто появлялись богатые незнакомцы и требовали привести к ним их воспитанниц.

Могла ли я отказаться и остаться в своём маленьком ненадёжном укрытии? Да разве это спасло бы меня? Ещё больше я испугалась увидеть его в этом помещении. Я представила, как он идёт по коридорам, недовольный и решительный, и одёрнула саму себя. Мой чемодан остался на постели, я даже не успела разобрать вещи.

Джейсон Готье стоял, слегка ссутулившись, у подножья лестницы, по которой я спускалась с несвойственно-медленной скоростью. Как и прежде, одет он был в элегантный костюм и короткий плащ тёмно-синего цвета. Его строгий, опрятный вид – как доказательство его положения в обществе, превосходства надо мной и моей семьёй, придало мне немного смелости и разозлило. Да как посмел этот наглец преследовать меня в чужом городе, где я, наконец, нашла своё место?! Не успела я подойти ближе – нас разделяли всего пара ступеней – и высказать свои мысли по поводу его возмутительного поведения, как Готье сам повернулся ко мне и, глядя пристально в глаза, заговорил:

– Я поражён вашей решимостью, моя дорогая! Честное слово, я не ожидал, что вы так скоро покинете Глиннет, я даже не был готов. Пришлось быть чуть настойчивей с вашим отчимом, чтобы убедиться – вы не просто так сбежали.

– Вы не можете быть настолько наивны, сэр, полагая, будто я брошу всё и убегу от страха к вам, – ответила я, вцепившись в перила левой рукой. – До последнего момента я надеялась на ваше благоразумие, но вы доказали мне его отсутствие…

– От страха ко мне? Вот значит, как получается? – на лице мужчины появилась улыбка, больше напомнившая мне оскал. – Я явился к вам с душой нараспашку, Кейт. Я верил в вашу взрослую осознанность. Высказался, был честен и стелился перед вами, как одержимый перед Святой Девой. И я не трогал вас и пальцем, в конце концов!.. Вы даже не представляете себе, какие дикие мысли посещали меня, какие отвратительные идеи возникали в моём мозгу! И всё-таки я до конца выдержал своё испытание и не считаю себя проигравшим.

Я понимала, о чём он говорил, но легче не становилось. Возможно, когда-то я действительно была чересчур горделива и груба с ним. Я игнорировала его письма и дорогие подарки. К тому же, он обещал обеспечить мистера Брама и маму после её выздоровления… На мгновение я задумалась о возможных вариантах развития событий, но обернувшись и взглянув на фасад пансиона, вспомнила, ради чего находилась здесь, училась и к чему конкретно стремилась. Поэтому посмотрела на человека, клявшегося мне в любви при каждом удобном случае, и просто сказала:

– Вы просите невозможного, сэр. Я повторяла это бессчётное количество раз. Я не знаю вас, а вы не знаете меня. Если вы женитесь на мне, то вскоре убедитесь, какую ужасную ошибку совершили. Я не гожусь для этой роли. Взгляните на себя, сэр! Зачем вам так нужна простушка из провинции? Я очень прошу вас вернуться домой и забыть обо всём, что было.

После собственных же слов я вдруг ощутила приторную горечь. А как же я? Как я смогла бы это забыть? В глубине души я понимала, что не каждая девушка могла похвастаться таким настойчивым вниманием со стороны известного на Острове богача. Никто из джентльменов прежде не проявлял ко мне интереса, я терялась в тени сестры и была вполне этим довольна. И тем более не могла подумать о том, что когда-нибудь буду буквально прятаться от мужчины.

Когда Готье сделал шаг ко мне, я выпрямилась. В серых глазах – только решимость и уже знакомая мне тёмная, таящаяся где-то в глубине порочность. Иногда мне казалось, будто в этом человеке скрыты две личности: одна была аристократична и вежлива, хоть и нелюдима, а другая – жаждущая и яростная – ждала своего часа, когда сумела бы явить себя миру. А, скорее, именно та его тёмная ипостась предназначалась для меня.

Когда он заговорил привычным холодным тоном, я вдруг осознала, что после его монолога у меня не останется шансов для побега:

– Сейчас я кое-что скажу вам, мисс Брам. Вам, разумеется, это не понравится, вы будете ненавидеть меня, если уже, конечно, не чувствуете ненависти. Но я должен сказать это, чтобы положить конец нашим неясностям… и моим мукам. Благоразумие во мне потеряно, это так, вы правы. И я давно уже перестал обращать внимание на несвойственные мне порывы. Я попросту привык к ним, точно так же, как когда-то привык к мыслям о вас. Как человек, набравшийся жизненного опыта, могу лишь заметить – моя одержимость не связана ни с детскими обидами, ни с неудавшимся браком с женщиной, которую не любил. Моя одержимость целиком и полностью связана с вами, и оправдывать вас я не стану… Нет, нет, дорогая, не смотрите на меня этими невинными глазками… будь она проклята, ваша невинность!

Я отшатнулась под его прямым взглядом. Заметный шрам над веком его левого глаза придавал этому взгляду какую-то ироничную, даже циничную тень. Теперь Готье буквально обвинял меня в том, что я свела его с ума, Боже! И когда он протянул руку и настойчиво сжал мои похолодевшие пальцы, меня затрясло.

– Вы обезумели, вы не в себе… – прошептала я не своим голосом, загипнотизированная, будто зверёк перед змеёй.

– Не отрицаю, но всё же, дослушайте! Для нас с вами теперь одна дорога, потому что никто – даже вы сама, моя дорогая – не спрячете от меня желаемое. А теперь самое главное, слушайте внимательно! Мне ничего не стоит поговорить с дирекцией этого заведения. Полагаю, не стоит вдаваться в подробности, вы и так понимаете всю суть. Они могут расстаться с вами на положительной ноте или же отказать в самой грубой форме. Ну, так что же? Что вы предпримете дальше? Вернётесь домой? Но вряд ли при нынешних обстоятельствах разорённый мистер Брам примет вас обратно. Разве что, я мог бы за определённую сумму помочь ему с этим тяжёлым решением…