— Пытаюсь изгнать из своей головы картину тебя с двумя голыми девицами в одной постели!


— Перестань! Это был не я, а какой-то молодой безмозглый дурень! И вообще… — подминая ее под себя. — Мы с тобой были заняты чем-то важным. Перед тем, как затеяли это разговор…


— Серж…


— Я хочу. Попробовать. Как это — по-настоящему. Только ты и я. И все.


— Ты же пробовал уже… — задыхаясь под его поцелуями.


— Это был не я. Это было давно. Я не помню. Не с тобой. Не считается…

А после он замер. Оказался внутри и замер, затих.


— Серж… — она со стоном выгнулась, прижалась плотнее, потерлась. — Почему ты остановился?


— Погоди, — шепнул едва слышно. — Дай… привыкнуть.


— К чему?!


— К тому, какая ты. Гладкая… нежная… горячая. Такая… — выдохнул шумно. — Такая сладкая…


— Ты как в первый раз.


— Именно в первый.


Она нетерпеливо заерзала под ним.


— Сееерж…


— Хорошо, — начиная двигаться. — Хорошо…


И очень быстро становится настолько хорошо, что слышится тихий стон-извинение. Задыхаясь:


— Прости, маленькая… Не могу. Сейчас сам, ладно?… А ты — потом. Хорошо? Не могу больше…


Кончает, не дождавшись ответа. Да он ему и не нужен.


А после, успев уже выровнять тяжелый бег дыхания, гладит ее по спине.


— Пять минут, любовь моя. И я буду готов.


— Знаешь… Иногда мне достаточно твоего наслаждения, — она трется щекой о его плечо.


— Знаю. Мне иногда тоже достаточно твоего. Но сегодня не тот случай, мадам.


— Ладно, — она усмехается. — Раз ты так решил — не буду тебя отговаривать.


— Люблю послушных женщин.


Тут она уже откровенно смеется. А потом спрашивает тихо:


— Тебе понравилось?


— Очень, — отвечает он тоже негромко. — Даже не думал. Что это настолько… иначе. По-другому. А ты? Ты почувствовала разницу, Соф?


— Да, — она чуть смущенно утыкается лицом ему в плечо. — В конце. Я почувствовала. Струю. Сильную. Горячую. Знаешь… — она еще дальше повернула лицо, совсем пряча его в шею любимого мужчины. — Мне кажется, если я пошевелюсь, из меня начнет… — тут она хихикнула.


— Что? Что начнет? — а потом он догадывается. — Ну да… Хм… А ведь правда… — и вдруг кладет руку на ее живот. — Оно осталось в тебе. В тебе осталось мое семя. Моя сперма осталась в тебе.


— Серж! Прекрати!


Он не прекратил. Повторил на разные лады, с разной интонацией и разной громкостью. Когда Софья попыталась зажать ему рот, несильно укусил ее за ладонь. А потом вдруг крепко прижал ее к себе. И зашептал горячо.


— Когда-нибудь мы вот так же зачнем нашего ребенка…


— Да, обязательно! Только прекрати орать об этом на всю спальню!


— Какая разница? — изумился картинно. — Мы же тут одни. А мне нравится говорить об этом. — Нараспев: — В тебе осталась моя…


Тут ему снова заткнули рот ладонью. Но кусаться он больше не стал. Лизнул. И не только ладонь.

* * *

Она выходит из ванной, тихо ступая босыми ногами по ковру. Чтобы не разбудить. Надеется, что… Да, уже спит. Сладко, по-детски положив руку под щеку, ее любимый спит. Вот и славно.


Гасит ночник, осторожно ложится на другой край постели. Можно засыпать.

А не тут-то было.


Он заворочался. Повернулся. Протянул свою длинную руку, нащупал еще одно тело в постели. И, удовлетворенно что-то буркнув, перекатился под бок.


Сильные мужские руки обняли — одна сверху, другая снизу. Одна ладонь тут же облапила ее грудь. Софья едва слышно вздохнула. Может, этим и ограничимся? Но — нет. Другая рука по-хозяйски скользнула по бедру, забралась под шелк короткой ночной сорочки. За спиной что-то недовольно заворчали — владелец руки обнаружил на своей женщине трусики. Но это его не остановило. И, скользнув по животу под тонкое кружево, и обведя привычно пальцем небольшой пятачок темных волос на лобке — мужская ладонь накрыла лоно. И затих, задышал умиротворенно. Мерзавец. Самодур. Князь чертов!

Соня вздохнула тихонечко. Но не выдержала — высказалась:


— Серж, как ты думаешь — я могу заснуть, если ты засовываешь руку мне в трусы?


— Я ничего не делаю, — донеслось из-за спины вполне миролюбиво и очень сонно.


— А если я буду делать так же?!


— Я не против. Делай, — и даже прижался сзади плотнее тем самым местом. Которым он не против.


— Серж!!!


— Ладно, — вздохнул, обдавая шею теплым воздухом. — Ладно. Извини, — рука скользнула обратно, легла более-менее целомудренно — на изгиб бедра. — Другую не уберу! — и даже сжал чуть крепче ее грудь.


Ну да, конечно. На своем стоим до последнего. Ну, хоть что-то удалось отвоевать у этого феодала.


Дыхание его стало размеренным и тихим. Заснул. Ее личный ночной кошмар. А ей не спалось. Усталость же есть, дни совсем сумасшедшие последние, через месяц свадьба, да и дела компании увлекали ее все больше. Но сон не шел. Не шел. А все потому… потому… потому что один гнусный, порочный тип заразил ее своими сверх-неприличными ночными привычками!


Соня вздохнула и перестала бороться с собой. И сдвинула тяжелую мужскую руку с собственного бедра вниз. Пальцы его замерли у кружевной границы. Не двинулись дальше.


— Ну?! Тебя — что, уговаривать надо?!


Она почувствовала кожей шеи его улыбку — наглую, кошачью.


— Не надо меня уговаривать. Я сегодня добрый, — и пальцы скользнули внутрь, на привычное место.


Спустя минуту они спали оба.

* * *

Он успел поставить дорожную сумку, скинуть плащ, выложить на столик ключи от машины. А потом по лестнице застучали быстрые легкие шаги и на него налетел вихрь — горячие губы к шее, жадное тело, нетерпеливые пальцы в волосах. Обнимая и целуя любимую, он обрывками думал — как он возвращался раньше? Куда? К кому? И зачем? Зачем и куда было возвращаться, если тебя не встречали — так? Дрожа от нетерпения, прижимаясь всем телом, дыша часто на ухо:


— Люблю. Скучала.


— Я тоже, родная, — зарывшись лицом в темные, пахнущие фиалкой и розой волосы. — Я тоже.


— Устал? — она, наконец, поднимает лицо.


— Немного, — улыбается.


— Не хотела тебя отпускать, — она снова утыкается лицом ему в грудь. — Или с тобой надо было лететь. Целая неделя! — шмыгнула носом. — Клоди — тиран!


— Мне тоже тебя не хватало там, за океаном, — мягко шепнул на ухо. — Во всех смыслах. И для дела было бы полезно, чтобы ты со мной полетела. Но ведь свадьба через две недели, Соф. Это важнее всего — мама права.


— Скучала, — повторяет она. — Ты голодный?


— Не особенно.


— А я — очень! — берет за руку. — В спальню, мсье Бетанкур!


— Может, сначала в душ? — едва поспевая за ней.


— С ума меня свести хочешь? Я сказала — в спальню, значит — в спальню!

* * *

Она так торопится, что вырывает пару пуговиц на его рубашке, царапает о пряжку ремня палец.


— Соф, давай, я сам.


— Только быстрее!..


Пока он раздевается, эта негодница — бесстыжая и обнаженная — падает на кровать, лицом вниз. Вытянутые вперед руки, прогиб в спине, оттопыренные ягодицы, глухой стон в покрывало: «Быстрее!..». «Так вот у мужчин в тридцать лет и случаются инсульты», — мелькает у него нелепая мысль от этой со всех точек и ракурсов зрения ошеломительной картины.


Пуговицы не используются по назначению и потому сыплются на пол. Туда же летит одежда. И наконец-то на кровати, на шелковом покрывале — двое.

По-кошачьи прогибается в спине — еще сильнее, трется об него, замешкавшегося.


— Давай же! Трахни меня! Серж, быстрее! Сильно, глубоко!


Он замирает.


— Соф… — с ноткой неуверенности.


— Пожалуйста… — меняет тон, всхлипывает.


А идет оно все к черту! С Софи явно что-то не так, но разберется потом. А сейчас — сейчас он не железный, и поэтому — просто удовлетворит желания своей капризной и требовательной дамы. И свои заодно.


— Ещеее… — стонет она. — Глууубже… Сильнеее… Хочу грууубо…


Кажется, кто-то в его отсутствие смотрел фильмы для взрослых…


Подсовывает пальцы под прижатую к шелку покрывала грудь и сжимает соски — точно останавливаясь на той грани, где боль еще сладка.

Протяжный, почти звериный стон.


— Дааа…


Черт, Софи, ладно! О твоем поведении поговорим потом! А сейчас… сейчас…

Перегибается, вжимается в ее спину. И впивается зубами в самое основание шеи, в верх напряженной, почти каменной «трапеции». Софи вскрикивает, пытается отодвинуться — не тут-то было. Его зубы сжимаются еще сильнее, не давая даже дернуться — так кот держит кошку, когда любит ее.