— Я не достойна ни того, ни другого!

— Да, верно, Флори, вы совершили много ошибок, но теперь вашего злого гения больше не существует. Молите Бога, чтобы добрый гений, которого ваши ошибки, возможно, еще не совсем отдалили от вас, вернулся к вам, пока еще не поздно!

— Так, значит, вы оставляете мне эту маленькую надежду?

— А вы сами, сестра, вы любите его, несмотря на все то, что произошло?

— От чистого сердца могу ответить вам, Арно, что да. Я обнаружила в надолго закрывшихся уголках моей души чувства, которые считала утраченными. За этим безумным увлечением, бросившим меня в бездну, о которой вам известно, уцелела, выжила втайне неведомая раньше любовь. Она возродилась во всей своей реальности.

По привычке прежних студенческих времен Арно покусывал травинку, сорванную здесь же, около скамьи. Это у него было признаком глубокого размышления.

— Таким образом, как это ни странно, ваше взаимное чувство должно оказаться более сильным, чем то, что по всей логике должно было его разрушить… Если Филипп в один прекрасный день согласится возобновить совместную жизнь с вами, это будет победой нежности над страстью.

— Несомненно. Но захочет ли он?

VII

— Бернар, желаете ли вы взять в жены Жанну, если на это согласится церковь?

— Да, желаю.

— Жанна, желаете ли вы иметь мужем Бернара, если на это согласится церковь?

— Да, желаю.

— Итак, оба вы обручены перед Богом.

Каноник Клютэн благословил молодоженов, преклонивших перед ним колена у портативного алтаря, установленного на улице Бурдоннэ, во дворе дома Брюнелей, поднял их с колен и от всей души обнял обоих.

Толпа родственников и друзей, собравшихся вокруг новобрачных, перешла из временной часовни в виде палатки в сад. Дети, которым церемония показалась слишком длинной, разбрелись под деревьями.

Погода стояла жаркая. Несмотря на то что над большой лужайкой был натянут тент, под ним в этот солнечный день начала июля было душно, и эта духота усиливалась ароматом цветов, букетами которых были украшены столы, а также духов, которыми гости надушились еще дома, запахами поданных блюд и разгоряченных тел.

— Вы правильно поступили, дорогая, назначив свадьбу на осень. Тогда будет свежее.

Иоланда Рипо обращалась к Матильде с той сдержанностью, оттененной благорасположением, с которой никогда не расставалась даже в часы праздника.

— Я все же предпочла бы, чтобы эти дети поженились до конца лета, но Этьен должен быть в августе на ярмарке в Труа, в Шампани. Хотя в тонкости таких демонстраций посвящен и Бертран, его отец лично ознакомиться с самыми значительными экспонатами. И он только позавчера вернулся из Провина!

— Его не слишком утомляют такие дальние путешествия?

— Он больше чувствует себя больным, когда ему приходится отказываться от поездок, чем когда удается поехать!

— Ваша дочь так хороша, Матильда! Во всех отношениях достойна вас!

Бесстыдно открывая свои кроличьи зубы и не переставая обшаривать взглядом все окружающее, Николя Рипо предавался своей обычной мании восхваления родственников.

— Этот Бернар будет счастливым человеком!

Вокруг будущих супругов раздавался смех, слышались поцелуи, гости поздравляли друг друга с этим событием.

— Так вот какая была бы у меня помолвка, если бы я была тогда во Франции! — говорила Джуния Арно.

— Вот именно, дорогая! Однако нам не о чем жалеть: наша была просто блестящей!

Флори, решившая остаться в Париже до свадьбы сестры, разговаривала с Шарлоттой.

— Поскольку у нас обеих нет партнеров, объединим свое одиночество, тетя!

— Да, да, племянница! Не знаю, такая ли вы, как я, но я больше не в состоянии присутствовать при таких событиях, не чувствуя себя очень далекой от той эйфории, которую каждый проявляет и даже афиширует в подобных обстоятельствах. Состояние моего бедного Жирара внушает жалость. Он необратимо погружается в молчание, и ни одно из наших лекарств не может ему помочь.

Все было понятно, что муж Шарлотты никогда больше не выйдет из Центральной больницы, где лежал уже несколько месяцев в состоянии прострации, из которого ничто и никто не мог его вывести.

— Можно мне поесть вафлей?

Агнес прервала свои игры с другими детьми, пришедшими вместе с гостями, и возникла перед приемной матерью с ласковой улыбкой.

— Скажите Перрине, чтобы она дала вам одну или две, но не больше. Ведь есть так много других вкусных вещей.

— Да, ваши родители не поскупились на угощение! — воскликнула Беранжер Эрно, прибывшая с мужем из Тура ради помолвки брата, — Можно было бы прокормить целый приход!

— Девиз моей матери — лучше слишком много, чем недостаточно!

Накрытые белыми скатертями и украшенные серебряными изделиями и целыми снопами цветов, расставленные по трем сторонам лужайки, столы буквально ломились под тяжестью блюд: щуки в желе, осетрины, запеченной форели, пирогов с угрем, молодых куропаток, голубей, семги, жареных карпов, соседствовавших с более существенной пищей: утками, рагу из зайца, фаршированными молочными поросятами, поджаренными, а затем восстановленными в прежней форме лебедями и павлинами, четвертями туш оленей и кабанов под острым соусом, холодной курятиной с кислым вином, бланманже из каплуна. Для освежения рта были предназначены салаты, приправленные кервелем, петрушкой и ароматизированные уксусом, настоянным на различных травах. На одном конце стола громоздилась стопка сыров. Перед ними для любителей сладкого возвышались горы булочек, мучных лепешек, пирогов с фруктами, разнообразных пирожков, пирожных с кремом, пышек и яичных пирожных. Все эти блюда, предложенные гостям, в большом числе приглашенным порадоваться и разделить радость молодоженов, дополняли корзины вишни, груш, вазы с миндалем, орехами, кориандром, имбирем, плодами можжевельника, пирогами с абрикосами и айвой. Среди всего этого изобилия сверкали хрустальные бонбоньерки, отделанные серебром.

Для утоления жажды, неизбежной при таком количестве пряностей и специй, повсюду стояли кувшины, кувшинчики, кружки со светлыми, красными, серыми или настоянными на соломе винами лучших марок парижского района, с пивом и с медовым напитком.

Служанки и слуги прислуживали гостям, подавали им блюда.

— Превосходный прием, — ответил метр Эрно.

Он был поражен обилием всей этой еды, немного ревнуя к благополучию, о котором оно свидетельствовало, и одновременно гордый тем, что семья его жены приобщается к такому богатству.

— Ваша сестра не будет чувствовать себя несчастной и в Блуа, — не удержался он от того, чтобы это отметить, выставив вперед свой живот.

— Я не сомневаюсь в этом, месье. Стоит только взглянуть на нее, чтобы не сомневаться, что ее ждет счастье.

— Она вся сияет! — признала Шарлотта с мыслью о другой новобрачной, так же очарованной, уехавшей отсюда девять лет назад навстречу судьбе, от которой она ожидала чуда…

— За эти три месяца ваша дочь довольно часто заходила ко мне, — говорил тем временем Матильде каноник. — В эти месяцы раздумий она стала относиться ко всему намного серьезнее. Теперь она, как мне кажется, будет более уверена в себе.

— Я надеюсь на это, дядя.

Она издали улыбнулась Этьену, который вел под руку бабушку Марг, в виде большого исключения вышедшую из своего старого дома, где ее держали взаперти старческие немочи. Она передвигалась все труднее и труднее. «Я едва передвигаю ноги», — жаловалась она без малейшей иронии по своему адресу.

— Дядя, — вновь заговорила жена ювелира, понизив голос, — я хотела бы рассказать вам наедине о том, что гнетет мою душу. Я могу зайти к вам в ближайшее время?

— Когда пожелаете, дочь моя. Я всегда в вашем распоряжении.

— Я постараюсь прийти к вам в четверг по пути из Центральной больницы, куда хожу, как вам известно, по четвергам.

Желая освежиться, гости разбрелись по саду. Туда же перенесли корзины с фруктами и наполненные до краев бокалы, расставив их в тени ветвей, прямо в траве, перед присевшими на скамьях гостями. Они непринужденно болтали между собой, из-под деревьев доносился смех, смелые реплики, оклики и даже песни.

Собравшиеся у небольшого пруда музыканты играли на флейте, арфе, виоле или лютне.

Жанна, которую больше, чем ей хотелось, осаждали друзья да не отпускали от себя и родители, взяла под руку жениха и направилась с ним в глубь сада.

— Наконец-то мы принадлежим друг другу, мой милый, — проговорила она наполовину серьезно, наполовину иронически. — Пройдет еще немного времени, и нас не будет разделять ничто.

— Почему это не так уже в день нашего обручения, — вздохнул молодой человек, обнимая прекрасные плечи, прикрытые тонким шелком. — Вы не можете представить себе, дорогая, с каким нетерпением я жду того момента, когда смогу вас свободно любить!

Он увлекал будущую жену все дальше, туда, где тень от более плотно стоявших деревьев обещала ему большее уединение.

— Ждать осталось уже недолго, Бернар!

Ей уже не было незнакомо это лицо, склонившееся над ее собственным с поцелуем, жадность которого далеко не была ей неприятна. В довольно свободные для чувств дни Мая, а потом и в июне, она научилась читать на чувственных чертах своего суженого волнение, превращавшееся желанием в маску изголодавшегося влюбленного. При столкновении с этим пылом девичья осторожность, испытывавшаяся до того игрой ума, а не плоти и которую обычно, не понимая этого, называют холодностью, таяла словно снег на солнце.

Установленные родителями недели ожидания такого желанного соединения и ей самой казались почти непереносимыми.

— Сентябрь — месяц плодов, — бормотал ей в ухо влюбленный голос. — Как томит меня желания собрать тс, которые вы храните для меня!