Она вздернула подбородок и возмущенно потребовала:

— Сию же минуту отпусти меня!

— Так, значит, теперь мы говорим о прошлом. Прекрасно. — Джек крепче сжал пальцы. — Я был с тобой честен, Джилли. До предела честен. Но тебе это было не по вкусу. Ты хотела, чтобы я тебе лгал, строя несбыточные планы на будущее. Ты хотела, чтобы я говорил тебе о том, чего не чувствовал — и не мог чувствовать. И я об этом жалею. Но я был честен.

— Я тебя презираю, Джек Джейкобс. И не могу понять, почему я когда-то с тобой сблизилась.

У него потемнели глаза и заиграли желваки на щеках. Он притянул ее к себе.

— Ты, наверное, целых пять лет мечтала мне это сказать. Теперь ты довольна? Или хочешь повторить еще раз?

Джилли уперлась ему в грудь кулаками.

— Одного раза достаточно, спасибо. Но я предпочла бы больше никогда с тобой не встречаться!

— Сомневаюсь, чтобы ты действительно хотела именно этого.

Его голос чуть охрип, и одну опьяняющую секунду он не сводил глаз с ее губ. А когда он снова встретился с нею взглядом, Джилли прочитала в его глазах сильное чувство. Но какое? Гнев? Страсть? Между ними существовали узы, порожденные близостью, — эти узы сохранились даже тогда, когда близости уже не стало.

Несмотря на все, что между ними было, — а может быть, именно благодаря этому, она знала этого человека так, как не знала больше никого — даже мужчину, который был ее мужем.

И Джек знал ее так же хорошо.

Он наклонил голову еще ниже.

— Или ударь меня, или поцелуй, Джилли. Ведь тебе именно этого хочется!

Под своей рукой она ощутила бешеный ритм его сердцебиения, жар его тела. Она попыталась высвободиться.

— Не обольщайся! Ты на меня не настолько сильно действуешь.

Он притянул ее еще ближе.

— Ты так и не научилась лгать, Джилл Лэнсинг.

— А ты — мерзкий сукин…

— Ну, так что ты выберешь? Ты меня ударишь или…

Он снова перевел взгляд на ее губы, и Джилл показалось, что она оказалась в эпицентре урагана.

Она пошевелила прижатыми к его груди пальцами, борясь с влечением, ощущая его крепкое жаркое тело.

— Я не хочу тебя целовать, — прошептала Джилл, но ее глухо прозвучавшие слова оказались до смешного неубедительными. — А насилия я не признаю.

Джек придвинулся к ней еще ближе. Ее руки оказались зажатыми между ними, но это не уменьшало контакта их тел.

— Ударь или поцелуй! — снова потребовал он.

Его губы были всего в сантиметре от нее. Джилл застонала от страсти. И боли. Ей действительно хотелось поцеловать его — так сильно хотелось, что она вся дрожала. Ей достаточно только чуть приподнять лицо, и она ощутит прикосновение его губ. Наконец-то, спустя столько лет! Она сможет вспомнить их вкус и забыть обо всем.

Забыть обо всем!

Так она жила пять лет тому назад. И теперь она снова собирается превратить свою жизнь в череду счастливых и несчастных дней. Джек Джейкобс причинит ей боль, как делал это и прежде.

Но теперь она должна думать не только о себе.

Ребекка!

Мысли о дочери, Питере и скорой встрече с адвокатом ворвались в ее ум и вмиг отрезвили ее. Она не может себе позволить забыть обо всем. Ей надо думать о Ребекке.

Джилл напряглась:

— Отпусти меня, Джек. Сию же минуту.

— Разве ты этого хочешь?

— Да. — Она прокашлялась и снова повторила, уже тверже: — Да. Я этого хочу.

Одну секунду он не двигался, а потом разжал руки и отступил от нее на шаг.

— Хорошо.

Джилл не двигалась. Без его тепла, без опоры его сильного тела она почувствовала себя осиротевшей. Руки у нее горели от соприкосновения с его обнаженной грудью, губы ныли от обманутого ожидания поцелуя.

Сожаление, мучительно-сладкое сожаление поднялось в ней — но Джилл расправила плечи и гордо подняла голову. За эти пять лет ее жизнь изменилась — она сама изменилась. На этот раз она не попадет под чары Джека.

— Больше ко мне не прикасайся, — негромко, но решительно проговорила она. — Ты уже давно потерял на это право.

Джек сунул руки в карманы джинсов.

— Боишься, что в следующий раз уже не сможешь обманывать себя относительно того, чего тебе на самом деле хочется?

Он читает ее мысли!

Мысленно осыпая его проклятиями, Джилл круто повернулась и, не отвечая на его слова, ушла из его гримерной.

3

Джек стоял перед домом Джилл, засунув руки в задние карманы джинсов, и смотрел на ее окна, в которых горел свет. Сегодня он оказался лжецом и мошенником. Соглашаясь вести кинообозрение, он пообещал себе, что встреча с Джилл ничего для него не значит, что его мысли и силы будут по-прежнему подчинены собственным целям.

Ну и шутка! Он поймал себя на том, что наблюдает за тем, как она ходит по студии, обнаружил, что прислушивается к ее голосу, к ее смеху, заметил, что все его мысли поглощены ею. Он хмыкнул, выражая презрение к себе. Он ведет себя как впервые влюбившийся подросток!

Как он всегда вел себя рядом с Джилл Лэнсинг.

Джек покачал головой. И, как подросток, он во время передачи подначивал Джилл, чтобы вывести ее из себя, сорвать с нее маску хладнокровного профессионализма, доказать ей, что у нее по-прежнему осталось к нему чувство. Ему почему-то было крайне важно доказать ей, что она совершила ошибку, уйдя от него.

Хоть он никогда не сомневался в том, что их расставание было к лучшему — для них обоих.

Силуэт Джилл промелькнул за одним из окон, и он резко втянул воздух, ощутив болезненное возбуждение. Почему она обладает над ним такой властью? Почему ему достаточно только мельком ее увидеть — и у него перехватывает дыхание?

Их прошлое…

Оно не закончилось. Во всяком случае, не для него. Она ушла из его жизни, и их отношения оборвались. Не было долгой, мучительной смерти. Не было последней злой ссоры. Не было времени смириться с концом.

Как это ни странно, но для него Джилл по-прежнему оставалась его любовницей. Его тело по-прежнему реагировало на нее именно так. Мысль о том, что она близка с другим — пусть даже с человеком, за которого вышла замуж, — действовала на него словно красная тряпка на быка.

Джек разразился проклятиями. Это просто сумасшествие! Он давно уже не любовник. Он не имеет на нее никаких прав, он не может ее ревновать. Им надо работать вместе. Спокойно и слаженно. Ради успеха их передачи и собственной карьеры. Джек нахмурился. Ему незачем мечтать о ее поцелуях. Ему не стоит заставлять ее мечтать о его поцелуях. И ему нельзя провоцировать ее на ссоры.

Их ссоры всегда кончались одинаково — в постели.

Он с трудом сглотнул вставший в горле ком: на него нахлынули яркие воспоминания. Воспоминания о том, как он обнимает Джилл, нагую, полную страсти, о том, как она стонет от наслаждения в его объятиях. О том, как она смотрела на него, когда он ее любил, — словно для нее он был единственным мужчиной на всем белом свете.

Сердито нахмурившись, Джек встряхнул головой, прогоняя эти воспоминания. Сегодня вечером он пришел, чтобы увидеться с Джилл и извиниться перед ней за утренний инцидент. Предложить ей мир. Попробовать все обговорить. Может быть, если они обсудят все проблемы, им удастся покончить с прошлым и примириться.

Если вспомнить о том, как он себя вел сегодня, когда Джилл зашла к нему в гримерную, неудивительно будет, если она вышвырнет его вон.

Проклятие! Ему так сильно хотелось ее поцеловать, что он даже закусил губу, чтобы отогнать навязчивое желание. Но ничего не мог с собой поделать. Он хотел видеть ее в своих объятиях, в своей постели. Он хотел заниматься с нею любовью.

И Джилл тоже хотела его — не менее сильно, Джек в этом не сомневался. Но, как и он, она понимала, что возвращаться к прежним отношениям им не следует. Джек понял это по ее глазам, по тому, как она в яростном отчаянии цеплялась за него…

Связь с Джилл была бы для него катастрофой. Он будет последним дураком, если забудет уроки прошлого. Он — человек взрослый, разумный, выдержанный. Он должен управлять своими чувствами и страстями.

Если он как следует постарается, то сможет не обращать внимания на то, что осталось между ними. Никаких проблем.

Джек снова тихо чертыхнулся. Тогда почему же ему пока так плохо удавалось это делать?

С сегодняшнего вечера все будет иначе, пообещал он себе, шагая по мощеной дорожке к калитке. Комплекс, в котором жила Джилл, состоял из трех двухэтажных зданий, с общим двором и калиткой. Строения викторианского стиля были окрашены в пастельные тона: городские жилища для людей с достатком, строгие и уютные одновременно.

Джек позвонил в дверь. Она ответила почти сразу же, и ее хрипловатый, сонный голос ударил ему в голову как выдержанное вино. Напомнив себе о принятых недавно решениях, он постарался справиться с этим ощущением.

— Это я. Джек. Нам надо поговорить.

Джилл помедлила.

— Сейчас неподходящее время, Джек.

Было время, когда она встретила бы его с распростертыми объятиями, каковы бы ни были обстоятельства. Время, когда в голосе ее прозвучала бы радость, а не сомнение. Эта мысль больно уколола его сердце — и он снова обозвал себя глупцом.

— Я хочу только немного поговорить, Джилли. О сегодняшнем дне. О нашей передаче.

Она поколебалась еще пару секунд, но потом согласилась.

— Я сейчас открою.

Через секунду он уже распахнул калитку и вошел на центральный двор. Наполненный ароматами цветов, освещенный только отблесками света из ближайших домов, уютный дворик производил впечатление экзотического уголка. Днем тут бывало прохладно и тихо, а ночью его темные уголки и уединенные скамьи казались созданными специально для влюбленных.

Джек прошел к дому Джилл и оказался у двери как раз тогда, когда она ее отворила. На ней был розовый халат, стянутый на талии. Сшитый из какой-то шелковистой гладкой материи, он облегал ее тело, только намекая на его формы, но не открывая их. Она была босая, и волосы у нее были растрепаны.