…Февральским будним утром Лара отправилась в центр за подарками – на носу как-никак мужской праздник. Подарок Саше выбрала быстро (его вкусы она знала досконально, и, в конце концов, это формальность – такая же, как и их брак), а вот подарок для Вани выбирала долго и тщательно. Ей нравилось ходить по большому детскому магазину, перебирать игрушки, вертеть в руках одежду, прикидывать размер, цвет; она надолго задержалась у прилавка с художественными принадлежностями. Альбомы для рисования, кисточки, краски – все это она тоже купила.

Словом, освободилась Лара только к обеду. Вышла из торгового центра с кучей пакетов и свертков, свернула за угол, к метро, сделала несколько шагов по улице Кузнецкий Мост…

И замерла, стоя напротив знакомого здания. Внизу – ресторанчик индийской кухни, на втором этаже – сувенирная лавка. То самое место, где Лара впервые увидела Оленьку.

Лара, находясь в каком-то забытьи, сделала еще несколько шагов и замерла у большого стеклянного окна.

За ним сидела Оленька (точно рыбка в аквариуме!) и смотрела на улицу неподвижным, немигающим взглядом. «Вот так встреча…» – мысленно ахнула Лара. И прежняя, мучительная ревность уколом отозвалась в ее сердце. Злости на Оленьку у Лары давно не было, но вот ревность… До этого момента Лара даже не подозревала, что до сих пор ревнует Сашу к Оленьке. Хотя чего ревновать, все давно в прошлом… Они с Сашей довольно часто обсуждали историю с Оленькой, не так давно начался суд над Риммой. Но стоило Ларе увидеть Оленьку вживую, как ей вновь стало нехорошо. Тяжело стало дышать… И жалко Ларе было Оленьку, и больно – зачем же Оленька все это затеяла тогда, зачем вздумала мстить ей за отца, за Виктора?

«У меня же с собой записка!» – вновь мысленно ахнула Лара. Записка Виктора сохранилась – она находилась в паспорте Лары. Паспорт лежал у нее в кармане кофты, когда она убегала из пылающего Кирюшина – напрасно Лара, находясь тогда в больнице, беспокоилась о документах, они не были потеряны.

Сейчас в сумочке Лары лежали и паспорт, и записка. Свидетельствующая о том, что Лара была невиновна в смерти отца Оленьки.

Некоторое время Лара стояла в оцепенении, раздираемая сомнениями – надо отдавать записку, не надо…

Так ничего и не решив, Лара тем не менее поднялась по ступеням в ресторан и зашла внутрь, придерживая пакеты. Колокольчик на двери отозвался хрустальным звоном…

Оленька продолжала смотреть в окно. Внешне она никак не изменилась… Перед Оленькой стояла тарелка с тушеными баклажанами, в высоком стакане остывал какой-то травяной отвар.

– Оля.

Девушка вздрогнула, подняла на Лару спокойные, холодные глаза.

– Ты как? – спросила Лара, без всякого приглашения садясь на стул напротив. – Суд начался над Риммой, ты нужна там как свидетельница…

Саша рассказывал Ларе, что Оля не отзывается на звонки, скрывается.

Оленька помолчала, потом пожала плечами и произнесла надменно:

– А смысл?

– Ну как же! А другие женщины? А если с ними что-то случится – как и с тобой? Пусть хотя бы знают, на что идут!

– Все бесполезно, – с какой-то странной улыбкой возразила Оленька. – Это я раньше со всеми воевала, хотела что-то доказать, протестовала… А теперь поняла – нет смысла. Надо бежать отсюда.

– Мне очень жаль, Оля…

– Не ври, – быстро перебила Оленька. – Ты лицемерка. Ты, я знаю, своего добилась. Ты его вернула, Александра, да…

– Нет, – покачала головой Лара. – Все не так.

– Это ты у меня все отняла. Ты! Я тебя проклинаю каждый день. Не мужа твоего, не эту идиотку Римму… только тебя! – усмешливо произнесла Оленька. – Ты во всем виновата, ты!

Ларе стало нехорошо.

– Ты не права… – тихо произнесла Лара. – Я, конечно, наломала дров, но я за все заплатила. Дело в другом… ты не знаешь всей правды!

– Какой еще правды? Какой? Ты отняла отца у меня, ты отняла у меня любимого – Сандрика, ты отняла у меня ребенка… Ты – мой злой гений, Лариса! – продолжая улыбаться, нежным, печальным голосом произнесла Оленька.

«Фанатичка… Саша прав, она – фанатичка», – глядя в прозрачные, ясные глаза девушки, подумала Лара.

Она поставила пакеты под стол, стянула с рук перчатки и полезла в сумочку. Пальцы с мороза плохо слушались… Наконец Лара достала паспорт, из него вытряхнула на стол лист бумаги:

– Вот. Посмотри.

– Что это? – с брезгливой, насмешливой улыбкой спросила Оленька. Развернула тонкими, длинными, изящными пальчиками бумажный лист и прочитала вслух, напевно: – «Лара, милая, с наступающим. Прости и прощай. Возвращаюсь в семью, к жене и детям. Спасибо за счастливо проведенные дни и ночи! Виктор».

На последнем слове голос у Оленьки дрогнул. Она сглотнула и с тревогой, непониманием уставилась на пожелтевший от времени бумажный лист.

– Это писал твой отец, – пояснила Лара.

Зрачки у Оленьки расширились, она с грохотом и скрипом отъехала на стуле от стола.

– Это написал Виктор перед своей гибелью. Он погиб. Он – не самоубийца, – негромко, настойчиво сказала Лара.

Оленька молчала, продолжая глядеть на Лару со странным, каким-то диким выражением. «Ах да, она до сих пор не знает, что я в курсе… что я давно догадалась про то, чья она дочь! Кстати, Саша Оленьке тоже так и не сказал о том, что знает про Виктора, – не видел смысла, не хотел тревожить!»

– Ты ведь специально познакомилась с Еленой Игоревной, а потом с Сашей, да? – продолжила Лара. – Ты хотела мне отомстить…

– Ты убила моего отца… – облизнув губы, дрожащим голосом, упрямо пролепетала Оленька. – Он из-за тебя разбился!

– Да никого я не убивала. Он сел пьяным за руль, потому и разбился – а вовсе не из-за того, что я его бросила! – с досадой произнесла Лара. – Хватит уже, очнись! Все было не так… Почитай, почитай внимательно! Где тут хоть одно слово про смерть, про желание свести счеты с жизнью? Нету! Я рассталась с Виктором, потому что не хотела разрушать вашу семью, и он преспокойно перенес это расставание, на прощание подарил мне коробочку с духами, в которой была вот эта записка…

– Ты убила его, – механически, упрямо прошелестела Оленька.

– Я не виновата в том, что он пьяным за руль сел! – раздражаясь, возразила Лара. – Я, конечно, была дурой, что с женатым связалась, но не надо только на меня одну все валить! А твой отец… он что, не понимал, что делает, когда встречался со мной, когда пьяным ездил…

Оленька наконец смогла справиться со своими чувствами. Она перевела дыхание, вновь перечла записку. Потом отбросила лист на край стола и произнесла прежним, язвительно-нежным голоском:

– Это фикция. Это неправда. Ты эту записку сфабриковала.

– Что? – опешила Лара. – Фикция… Ты еще скажи, что не знала, что Саша – мой муж! Что вы встретились случайно!

Оленька подняла голову, щурясь, посмотрела на лампу, висящую над столом, как-то странно перекривила рот. Потом перевела на Лару насмешливый, шальной взгляд и сказала надменно:

– Зато ты теперь знаешь, что такое боль… Ты сполна за все расплатилась, Ларисочка!

– За что расплатилась?

– За то, что увела из семьи чужого мужа, моего отца… За то, что ты его убила. За то, что после его смерти у меня жизнь была не сахар…

«Увела, убила… С ней бесполезно говорить, – вдруг растерянно подумала Лара. – Я ей про одно, она мне про другое! Она не слышит меня. Она не хочет слышать. Ну да, правильно… Она не хочет знать правды потому, что тогда окажется, что она ошибалась… Что она была не права. Она не может признать себя неправой!»

– Ты любила Сашу? Скажи! Если любила, то… то не так страшно, что ты сделала, – печально, устало спросила Лара. – Ты хотела этого ребенка? Ты любила этого ребенка? Ты забеременела только для того, чтобы наверняка разлучить нас с Сашей? Или это произошло случайно? Или ты просто хотела ребенка, неважно, от кого, лишь бы ребенка, и все так совпало? Но если ты забеременела только потому, что желала разлучить нас с Сашей… это ужасно! Так нельзя… чтобы ради своей мести… творить такое!

Оленька отпила остывшего чаю из стакана. Она молчала. Звякнул хрустальным голоском колокольчик, но Лара даже головы не повернула, напряженно вглядываясь в Олино лицо, пытаясь прочитать на нем ответ.

– Оля! Скажи! – настойчиво повторила Лара. – Я тебя не собираюсь обвинять, я просто хочу понять…

– В чем это тебя обвиняют, Оль? – У стола выросла массивная фигура в норковой шубе до пят.

Лара перевела взгляд – рядом стояла высокая, грузная, немолодая женщина, с глазами навыкате, сильно накрашенная, с уложенными в высокую прическу иссиня-черными волосами (хотя, возможно, это были не свои волосы, а шиньон).

– Вы… кто? – ошеломленно спросила Лара.

– А вы кто? – сухо повторила женщина и обратилась к Оленьке: – Слушай, я и не знала, что ты тут с подружками встречаешься… Предупредила бы, я б так не торопилась. Короче, я уже освободилась, можем домой ехать. Ляль! Ну чего ты сидишь, глазами хлопаешь! Оторви наконец свою задницу от стула!

«Это она… – завороженно подумала Лара, глядя на женщину в шубе. – Это – она!»

Все началось с нее, с жены Виктора – Натальи… Пережив измену мужа, Лара вспомнила о женщине, которая из-за нее тоже страдала – «не из-за Натальи ли теперь расплачиваюсь?..» И Лара задалась целью – во что бы то ни стало найти жену своего любовника, попросить у нее прощения – может, хоть так она сумеет исправить свою жизнь…

Так, в конце концов, виновна она, Лара, или невиновна?

Невиновных нет, но грех ее оказался не таким уж страшным…

И вот теперь Ларе выпал шанс сделать то, о чем она думала последнее время. Наталья перед ней.

Лара завороженно смотрела в черные, круглые, с желтоватыми белками, с темными подглазьями, которые даже консилер не смог замазать, глаза Натальи и молчала.

Потом, не отрывая взгляда от Натальи, Лара дрожащей рукой передвинула по столу записку – ближе к женщине.

– Это что? – подняла тонкие, «в ниточку» выщипанные брови Наталья. – Это вы мне что-то хотите показать, девушка? Да? Ляль, а это вообще кто? Девушка, вы кто? Ляль, я ничего не понимаю… Дурдом какой-то на выезде! – проворчала она, доставая из сумочки очки.