Оленька тоже молчала, с пустым, спокойным выражением лица уставившись на стол перед собой. «А если Наталья не в курсе, что дочь ее мстила за отца?..» – мелькнуло в голове у Лары.

Наталья надела на нос очки, принялась читать записку… И лицо ее – тяжелое, болезненно-одутловатое – внезапно дрогнуло. Наверное, узнала почерк…

– Он не убивал себя, – не слыша собственного голоса, сказала Лара. – Он не был самоубийцей. Это он передал в тот вечер, вместе с подарком. Прощальным подарком.

Наталья сняла очки, убрала их в чехол, чехол – в сумочку. Потом произнесла задумчиво, глядя на Лару:

– Лара?..

– Да. Это я.

– Больно хорошо выглядишь, – сухо констатировала Наталья. – Сколько тебе сейчас?

– Тридцать три недавно исполнилось.

Наталья провела ладонями по щекам, словно стирая что-то с лица.

– Чего хочешь, Лара?

– Правды.

– Правды? – усмехнулась – совсем как Оленька! – Наталья. – Какой? Оправдаться решила? Доказать, что ты чистенькая?

– Я виновата в том, что связалась с женатым, вашим мужем, Виктором. Простите меня за это, – заставила себя произнести Лара. – Но я не хотела уводить его из семьи, я рассталась с ним. Это его прощальная записка – мне. Он не убивал себя.

Щеки у Натальи затряслись.

– Ой ли? – фыркнула женщина. – А потом Витька вышел от тебя – и вдребезги.

– Так он же в тот вечер за руль пьяным сел, потому и разбился!

– Он потому и напился, чтобы не так страшно было умирать! – холодно возразила Наталья.

– Нет. Нет! Вы вспомните – он часто за руль пьяным садился! – с отчаянием произнесла Лара. – Что ж вам всю вину на меня только валить… Да и характер у Виктора был не такой, чтобы руки на себя накладывать… И не любил он меня вовсе. То есть любил, но не меня одну.

Наталья молчала.

Потом произнесла неожиданно спокойно, безо всякой агрессии, опять же словно констатируя факт:

– А все равно ты, Ларочка, сука. Знала же, что он женат! Зачем с женатым связалась, зачем? Зачем чужое брала? Зачем вы все, профурсетки, на нем висли?.. Мне же слезы одни доставались и позор!

Оленька вздрогнула, подняла голову, растерянно посмотрела на мать.

– Я не собираюсь оправдываться. Я о другом… – тихо, с отчаянием сказала Лара. – Что за манера – на других все валить, других преступниками делать! А вы-то, вы – словно и ни при чем… Вы же, наверное, с самого начала знали, что муж ваш Виктор – ходок тот еще… И он в этом не виноват!

– Как это – не виноват! – опять фыркнула Наталья, с интересом разглядывавшая Лару. – Еще как виноват! Столько крови мне выпил своими похождениями…

– Не виноват он! – исступленно, упрямо повторила Лара. – Он таким вот был. Его не переделать было… Это его характер, его особенности… Надо любить человека таким, какой он есть, или вовсе с ним не связываться!

В этот момент Лара вспомнила о Свете. О том, как бескорыстно и милосердно Света относилась к Виктору, как закрывала глаза на все его недостатки, как помнила об этом мужчине всю жизнь… Наверное, только со всепрощающей, доброй, совсем не ревнивой Светой Виктор был бы счастлив. Только со Светой…

Наталья нахмурилась:

– Ладно… Советы взялась давать. Умная какая. Глаза б мои тебя не видели. Виктор, Виктор! – передразнила она. – Я уж сто лет как этого кобеля забыла… Ляль, ну а ты чего сидишь, глазами хлопаешь? – с досадой обратилась к дочери Наталья и одним щелчком пальцев сбросила записку на пол. – Пошли!

– Погодите… – задыхаясь, произнесла Лара. – Так вы не знаете!

– Чего я еще не знаю? – недовольно огрызнулась Наталья.

– Про Олю. Про Олю и Сашу! – не владея собой, сказала Лара и схватилась за голову. – Так вы же не знаете…

На них уже начали смотреть.

– А что я должна знать? – подозрительно, с тревогой, спросила Наталья. – Ляль, о чем она? Ляля!

Лара не стала договаривать, схватила свои пакеты и выбежала вон из кафе. Она не могла больше находиться там, рядом с этими женщинами – матерью и дочерью. «Грязь и гадость… И я сама в этой грязи!» – Лара бежала по улице к метро, мучительно переживая этот разговор.

Только сейчас, увидев Наталью воочию, Лара вдруг поняла, что жена Виктора (нет, вдова!) вовсе не нуждалась в ее раскаянии. Наталья уже давно забыла Виктора.

Все эти тонкие материи – раскаяние, искупление, рассуждения о сочетаемости характеров, семейном счастье, воспоминания, переживания – совершенно не интересовали Наталью, женщину, наверное, неглупую и даже незлую, но удивительно приземленную. Конкретную, если можно так сказать.

Лара вдруг поняла, что ей не стоило разговаривать с Натальей. Наталья ее просто не поняла. Да и раскаяния Лары она не ждала… Из раскаяния же шубу не сошьешь, суп не сваришь!

Подходя ближе к дому, Лара немного успокоилась. «Нет, нет, все же не зря я у нее прощения попросила. Надо было это сделать. Даже не ради нее… ради чего-то такого… Да хотя бы ради Оленьки! Может, теперь у нее в голове что-то сдвинется, у этой девушки».

Теперь, когда Лара увидела Наталью и Оленьку вместе, для нее многое прояснилось. Наталья – такая властная, грубая, резкая… Оленьке было с матерью нелегко, наверное, поэтому она все время помнила об отце, Викторе – человеке мягком и добродушном… Конечно, с отцом Оленьке было легче!

«Хорошо, что я не стала договаривать… Наталья ведь не знала, что Саша – мой муж. Интересно, догадалась теперь? И если догадалась, то как это отразится на Оленьке? Одобрит ли Наталья дочь за то, что та решила отомстить мне, или, наоборот, назовет дурой? Неизвестно. Лучше пусть ни о чем не догадывается. Жалко Оленьку. Она потеряла ребенка, пережила такое… Не дай бог никому!»

«Ну да, она пережила трагедию, эта Оля! – спустя минуту думала Лара уже по-другому. – И что, теперь не имеет значения то, что она мстила мне? Я-то ей все простила, но она-то – ни в чем не раскаялась, похоже… Она так и не поняла ничего! Ведь все эти испытания нам даются не просто так, наверное. Для того, чтобы мы все чего-то поняли…»

Лара посмотрела на часы и ахнула – начало пятого.

Ванечка!

Еще никогда она не забирала его так поздно!

Моментально забыв обо всем, Лара выскочила из дома, застегивая на ходу пальто.

…Ваня вместе с другими детьми лепил снеговика – под руководством воспитательницы. Раскраснелся, хохотал.

Не плакал из-за того, что за ним пришли так непривычно поздно.

– Ваня! – вздохнув с облегчением, крикнула Лара.

Тот вздрогнул, обернулся. Увидел ее, замер на мгновение, потом просиял и, топая зимними сапогами, неуклюжий – из-за зимнего же теплого комбинезона, – побежал к Ларе:

– Лара-а!..

С разбега уткнулся ей лицом в живот, обнял.

– Зачем ты кричишь на морозе? Горло застудишь. – Лара поправила на нем шапку, чмокнула в холодную щеку. – Зайчик мой… Зачем же ты орешь-то так, а?

Ваня счастливо захохотал.

– А вторые варежки где? Боже мой, это не варежки, а сосульки! Дай я тебе свои надену… Какой ты, а? Руки-то холодные!

Она, присев на корточки, принялась стаскивать с него варежки, приговаривая и целуя:

– Ты мой мальчик, ты мой зайчик… Зайчик, вот ты кто! Заюшка-зайчишка, отчаянный мальчишка…

Они попрощались с воспитательницей, Ваня помахал приятелям, и Лара с приемным сыном пошли домой.

– Лара, Саша не пришел еще?

– Нет, мой милый, Саша будет к семи.

– Лара, а Саша обещал, что отвезет нас на следующей неделе в кино! Это правда?

– Да-а?.. Ну, раз обещал, значит, правда. Что ж он врать-то будет…

– Лара, а кто сильнее – Человек-паук или Бэтмен?..

Болтая, они шли к дому.

И только подходя к подъезду, Лара вспомнила о том, что сегодня было. И особенно отчетливо вспомнила собственные же слова, сказанные о Викторе Наталье: надо было любить его таким, какой он есть, или не любить его вовсе.

Любить человека таким, какой он есть…

* * *

– Ляль, ты меня достала. Целый вечер ко мне с этой ерундой… Мусолим одно и то же, из пустого в порожнее…

– Мама, ну ты можешь мне, в конце концов, рассказать всю правду!

– Не ори. Какую еще правду?

– Она виновата или нет?

– Конечно, виновата! Спала с женатым…

– Мама! Я тебя совсем про другое спрашиваю… Папа из-за нее разбился?

– А из-за кого? Из-за нее, конечно!

– Ты точно знаешь? Он тебе говорил о том, что больше жить не хочет?

– Сил моих больше нет… А я помню?! Столько лет прошло… Он мне позвонил, сказал, что бросил профурсетку эту, Ларку. Спросил: «Довольна?» – и трубку бросил. А потом мне среди ночи сообщают: «Ваш муж разбился». О чем мне еще думать?

– Но если он не специально разбился, если это все произошло случайно?..

– Да! Как же! Папке твоему от ворот поворот дали, и он напился с горя… Все одно она виновата!

– Но он садился и раньше за руль пьяным? Да?

– А я помню! Я ей, профурсетке этой, на следующий день позвонила, хотела в глаза ее бесстыжие посмотреть, к себе звала… Она обещала, адрес записала даже, а сама не приехала! Стыдно ей было, значит, совесть заела… Она виновата! И папка твой – гусь тот еще, хоть и не говорят плохо о мертвых…

– Мама, но это же разные вещи! Если папа по собственной глупости…

– Папа, папа! Достала ты меня со своим папой. Мало я из-за него в свое время слез пролила… Ты теперь еще меня доводишь! И что она, профурсетка эта, сегодня про тебя и Сашу сказала? Я не поняла… На что она намекала?

– Ни на что. Господи, мама, если бы ты знала, как я тебя ненавижу…

– Спасибо. Огромное тебе спасибо, доченька. И как у тебя язык поворачивается, после всего того, что я для тебя сделала…

– Что ты для меня сделала? Что? Ты мне всю жизнь сломала, мама.

– Я? Я?! Каким образом?.. И чего ты на меня все валишь! У тебя все кругом виноваты, одна ты белая и пушистая…

* * *

Со следующего дня начались очередные заседания в суде.

Саша опять стал приходить позже.