Было в Шимоне какое-то своеобразие и притягательность. Именно поэтому Красавец Бардсли держал дочь подальше от людей, которые частенько посещали его гримерную в «Друри-Лейн», но никогда не переступали порог его дома.

Вообще актер всегда стремился скрыть свою личную жизнь от посторонних глаз — с тех самых пор, как по его вине разразился самый громкий скандал в Бате.

Он самым решительным образом старался держать свою жену подальше от закулисного мира театра с его фамильярностью и легкомыслием.

Так случилось, что, играя одну из своих последних ролей в Бате, перед тем как отправиться в Лондон вместе с миссис Сиддонс, Красавец Бардсли заметил в ложе у самой сцены очаровательную девушку.

Неудивительно, что он обратил на нее внимание — ведь девушка появлялась в театре каждый день. Днем она обычно приходила в сопровождении горничной или слуги, а вечером — вместе с пожилой парой. Это были, как впоследствии стало известно Бардсли, родители молодой особы.

Он без труда узнал, что это была Аннабел Уинслоу.

Ее красота буквально ошеломила модное общество, собиравшееся в концертных залах Бата.

За ней увивались все молодые денди, пытаясь снискать расположение юной красавицы, а пожилые знатные мужчины боготворили эту девушку, считая ее манеры безукоризненными, а наружность очаровательной.

Поэтому весь город проявил интерес к помолвке Аннабел с лордом Пауэллом, джентльменом, богатство и знатность которого уже успели произвести весьма сильное впечатление на праздную публику знаменитого курорта.

Лорд Пауэлл прибыл в Бат лечиться от ревматизма, но одного взгляда на очаровательную Аннабел оказалось достаточно, чтобы он забыл о своем недуге. Сердце лорда воспылало любовью!

Без сомнения, предложение лорда Пауэлла было весьма лестным для Аннабел — так по крайней мере полагали ее родители, — и отец девушки, сэр Гарвей Уинслоу, не замедлил принять его от имени своей дочери.

Однако никому и в голову не приходило, что сердце девушки уже отдано другому.

Родителей девушки совершенно не беспокоило увлечение их дочери театром. В конце концов это даже полезно для ее образования — послушать пьесы Шекспира и насладиться игрой миссис Сиддонс в роли леди Макбет и Дездемоны. О таланте этой актрисы уже вовсю заговорили в Бате.

Сэр Гарвей и леди Уинслоу также полагали, что миссис Сиддонс великолепна в «Гамлете», постановку которого осуществил Гаррик. На молодого актера, исполнителя заглавной роли, они даже не обратили внимания.

Поэтому неудивительно, что эти достойные люди, как, впрочем, и весь Бат, были буквально повергнуты в шок, когда узнали, что Аннабел убежала с Красавцем Бардсли. Миссис Сиддонс уехала в Лондон, чтобы поступить на сцену «Друри-Лейн», а Бардсли и Аннабел последовали за нею.

Сэр Гарвей немедленно лишил дочь наследства, а сам удалился в свое поместье в Дорсете, объявив, что отныне не желает даже слышать о ней.

Однако Аннабел была совершенно счастлива с человеком, которого сама выбрала себе в мужья. Когда же в 1785 году у нее появилась дочь, названная родителями Шимоной, молодой женщине стало казаться, что на свете нет никого счастливее ее.

С тех пор как молодые люди поженились, Красавец Бардсли не был замешан ни в одной скандальной истории, хотя при его внешности и талантах у него не было отбоя от женщин всех возрастов и сословий. Он вел себя с ними галантно и предупредительно, но избегал всякого общения вне стен театра.

Как только представление заканчивалось, знаменитый актер спешил в свой маленький домик в Челси. Там его ждали Аннабел и Шимона, и ни к какому другому обществу он не стремился.

Возможно, в нем говорила склонность к пуританству, унаследованная от отца-священника, а может быть, он чувствовал вину перед собственными родителями, но как бы то ни было, свою дочь Шимону Бардсли воспитывал довольно строго.

Сама девочка, впрочем, даже не подозревала, что ее жизнь отличается от жизни других детей, а круг общения ее и ее матери был настолько ограничен, что они с таким же успехом могли бы жить на необитаемом острове.

С момента, когда Красавец Бардсли покидал свой дом, и до его прихода все в доме было подчинено одной цели — сделать это возвращение желанным и приятным для него.

С раннего детства Шимона привыкла слышать предостережения вроде: «Ты не должна беспокоить отца», «Постарайся не расстраивать его», «Не доставляй неприятностей своему отцу» и так далее. Неудивительно, что главной целью жизни девочки стало стремление доставить радость отцу.

Единственным развлечением, которое нарушало привычную рутину их повседневной жизни, было посещение театра, куда они приходили всякий раз, чтобы посмотреть Бардсли в новой роли.

Шимоне казалось, что на сцене он совсем не походил на того человека, который держал ее на коленях и ласкал.

На сцене отец становился рыцарем из исторических книжек, читанных ею.

В нем всегда было нечто возвышенное, одухотворенное, и он казался ей похожим на ангела. А девочка верила в существование ангелов с тех юных лет, когда под руководством матери научилась молиться.

Если публика боготворила Красавца Бардсли за его прекрасную наружность и волшебную игру, то дочь восхищалась отцом потому, что для нее он один олицетворял все самое прекрасное и благородное, что свойственно человеческой натуре.

Хотя семья Красавца Бардсли располагала весьма скудными средствами, ему удалось получить блестящее образование.

Он учился в частных школах, куда его приняли за небольшую плату потому, что его отец был священником. Затем, выступая в самых различных ролях, он превосходно изучил историю и усовершенствовал свой английский язык. Свои знания он старался передать дочери.

Поэтому, хотя Шимона никогда не ходила в школу и не имела возможности общаться с другими детьми, она благодаря отцу получила такое всестороннее образование, какое обычно давалось лишь мальчикам.

А мать, в свою очередь, привила дочери те качества, которые считались обязательными для благовоспитанной молодой леди.

Когда матери не стало, Шимона начала тосковать. Это чувство одиночества ранее было ей незнакомо.

Потянулись долгие томительные дни, наполненные лишь болтовней со старой няней да ожиданием минуты, когда отец вернется из театра.

Томясь одиночеством и скукой и имея массу свободного времени, девушка пристрастилась к чтению газет. Она с большим удовольствием слушала забавные анекдоты и сплетни, которые отец, возвращаясь из театра домой, рассказывал ей по вечерам.

Пока была жива жена Красавца Бардсли, он обычно обсуждал с ней проблемы и неурядицы театра, ей же он рассказывал и о тех многочисленных посетителях, что приходили к нему в гримерную. Теперь его слушательницей стала Шимона.

До сей поры девочка существовала как бы в изоляции от внешнего мира, но теперь, потеряв жену, Красавец Бардсли разрешил дочери занять место матери.

Итак, лишь достигнув восемнадцати лет, Шимона впервые начала осознавать, что ей чего-то не хватает.

Она слушала рассказы о балах, ассамблеях, приемах, роскошных вечерах в Карлтон-Хаусе, обедах в престижных клубах, куда допускались лишь люди, получившие приглашение от высокопоставленных особ.

— А я смогу когда-нибудь побывать на балу, папа? — спросила Шимона однажды вечером.

Он как раз вернулся из театра и рассказал дочери, что отклонил приглашение на вечер у герцога Ричмондского, на котором должен был присутствовать принц Уэльский.

Красавец Бардсли удивленно взглянул на дочь, как будто видел ее в первый раз.

Она была необычайно хороша в эту минуту. Платье из тонкого муслина с высокой талией подчеркивало мягкую линию ее груди, а красная бархатная обивка стула, на котором она сидела, подчеркивала нежную белизну ее кожи.

Шимона была так хороша, что у Бардсли перехватило дыхание — он вспомнил, что его дорогая Аннабел выглядела точно так же, когда они впервые познакомились.

— На балу, дорогая? — переспросил он рассеянно — его мысли в этот момент витали далеко.

— Ну да! Разве ты забыл, что мне уже восемнадцать? Мама говорила, что в честь ее выхода в свет был устроен бал. Как бы мне хотелось тоже побывать на балу!

Красавец Бардсли долго не сводил с дочери взгляда, а затем сказал:

— Это невозможно!

— Почему? — удивилась Шимона.

Бардсли поднялся и начал мерить комнату шагами. Было видно, что он обдумывает ответ. Наконец он произнес:

— Пора тебе узнать правду. Представители высшего света приглашают меня к себе потому, что я знаменитость. Да, знаменитость, но в то же время всего-навсего актер. Этим людям доставляет удовольствие благосклонно взирать на тех, кто, подобно мне, достиг небывалых высот в своей профессии.

И продолжал гораздо более резким тоном:

— Но несмотря на то что они принимают меня, их жены и дочери ни за что на свете не пригласят мою жену и дочь.

— Но почему, папа?

— Потому что актер никогда не будет ровней людям благородного происхождения.

Шимона смотрела на отца широко открытыми глазами, а затем нерешительно начала:

— Пусть ты актер, но ведь ты и… джентльмен, папа. Твой отец был каноником… Мама рассказывала мне.

— Мой отец стыдился меня, — горько заметил Красавец Бардсли. — Он надеялся, что я тоже стану священником и буду воодушевлять паству, произнося проповеди с амвона.

Он криво усмехнулся и заметил:

— Сомневаюсь, что среди публики «Друри-Лейн» найдутся добропорядочные прихожане.

— А Уинслоу принадлежали к джентри[10] и были весьма уважаемым семейством в Дорсете, — продолжала настаивать Шимона.

— И часто ли тебя приглашали погостить у бабушки с дедушкой? — возразил Красавец Бардсли.

Наступила долгая пауза.

— Мне кажется, я понимаю…