Ян молнией взлетел на чердак и успел присоединиться к нам, когда мы выходили на террасу.

Боюсь, наша процессия выглядела не лучшим образом: я, босиком, со спутанными волосами; мамуля, утратившая свое всегдашнее царственное спокойствие — у нее даже слегка дрожали пальцы, сжимающие незажженную сигарету; и Ян — исцарапанный, прихрамывающий, растрепанный, как пациент психушки.

Мы, не сговариваясь, сообщили полицейским одно и то же: неизвестно кто, неизвестно зачем и из каких побуждений обстрелял нас, мирно пьющих чай в гостиной. В доказательство мы продемонстрировали озабоченным копам изуродованный интерьер и показали, из какого окна стреляли. К счастью, местная полиция была не слишком искушена в разгадывании детективных загадок, поэтому они не догадались выяснить, кто из нас где стоял и сидел — иначе им, несомненно, показалось бы странным, что в меня ни разу не попали. На личность Яна они тоже не обратили особого внимания — я, скромно потупившись, сообщила офицеру, что Ян — мой любовник, а офицер был слишком занят разглядыванием моих ног, чтобы внимательно приглядеться к документам. Так что, даже если машину уже обнаружили, он не связал имени владельца с личностью моего гостя. Впрочем, американские полицейские только кажутся увальнями, и, вполне возможно, он вспомнит об этом факте позже, когда мои колени исчезнут из его поля зрения. Я покусала губу и сказала:

— Кстати!.. У моего друга на днях угнали машину.

Ян вытаращил на меня глаза, но потом до него дошел смысл моего тонкого хода, и он согласно закивал, с готовностью вытаскивая из бумажника документы на автомобиль.

Офицер с интересом посмотрел на него, повертел в руках протянутые бумажки и спросил:

— Почему же вы не заявили раньше?..

Ян посмотрел на меня, и я поспешила принять экстренные меры: как бы невзначай повела плечом, отчего на блузке расстегнулись сразу две пуговицы, залилась нежным румянцем и скромно сказала:

— Понимаете, офицер… у нас с моим другом бывает так немного времени, чтобы побыть вдвоем… ну, в общем… я уверена, вы можете это понять: у вас на лице написано, что вы очень страстный мужчина… — офицер покраснел от удовольствия и важно кивнул. — В общем, мы не вылезали из кровати последние двое суток… и попросту не заметили пропажи автомобиля!

Коп посмотрел на Яна с уважением и некоторой завистью и, выполнив еще какие-то формальности, полицейские, наконец, уехали.

За всеми этими событиями начало светать, и за окнами принялись активно чирикать вспугнутые стрельбой птицы. Мамуля выглядела довольной, ее глаза сверкали. Оправившись от первого шока, она почувствовала себя в гуще событий настоящего детектива, и ей теперь хотелось немедленно приступить к расследованию его обстоятельств. Что касается меня, я ничего не чувствовала, кроме усталости: мне банально хотелось спать, кроме того, я опасалась, что на бедре, которым я стукнулась, когда Ян сшиб меня вместе с креслом на пол, появится ужасный синяк, и собиралась принять душ и как следует помассировать это место. От размышлений о синяке меня отвлек возглас мамули:

— И все-таки, куда же девалась моя зажигалка?..

— Возможно, вы обронили ее в гостиной, — услужливо сообщил Ян и похромал по коридорчику, собираясь отыскать потерю. Мы с мамулей последовали за ним.

Зрелище разоренной гостиной не прибавило мне хорошего настроения. Подобрав с пола любимого коричневого кролика с отбитым ухом, я погрозила кулаком в сторону окна и полезла под диван, чтобы отыскать ухо и посмотреть, нельзя ли его приклеить. Под диваном валялась моя записная книжка, развалившаяся на несколько частей. Пухлые странички усыпали пол за диваном, адреса и телефоны, записанные наспех на салфетках и разрозненных листках и засунутые в книжку, рассыпались, несколько визиток отлетели к камину. Я, изо всех сил стараясь быть оптимистичной, подумала, что все к лучшему — теперь у меня есть повод завести, наконец, новый еженедельник и аккуратно рассортировать все нужные имена и адреса. Тут мое внимание привлек мятый листок, лежащий отдельно рядом с каким-то булыжником. Я подняла его (не булыжник), расправила и прочла крупные печатные буквы: «Если хочешь жить, держись подальше от этого типа!»

Глава 6

Ни мамуля, ни Ян ничего не успели заметить: я быстро скомкала листок и зажала его в кулаке. Вообще-то, надо было бы найти для него местечко поукромнее — что-нибудь вроде тех мест, которые обычно используют женщины в качестве тайника. Но беда в том, что лифчиков я не ношу, а для чулок было еще жарковато. Поэтому я, не подавая виду, продолжала собирать разбросанные части своей развалившейся записной книжки, и в процессе совершенно естественным жестом засунула скомканный листок за пухлую кожаную обложку, чтобы на досуге поразмыслить над таинственным посланием.

У меня начала болеть левая коленка — а это, господа, первый признак того, что неприятности гарантированы. Я не особенно суеверная — во всяком случае, от черных кошек не шарахаюсь, не боюсь тринадцатого числа и не плюю поминутно через левое плечо. Но, если у меня заболела левая коленка!.. Вот представьте: в первый раз она у меня болела в восьмом классе — и Димка Черняк из параллельного «Б» позорно переметнулся от меня на школьном вечере к этой идиотке Леночке Маковой.

Второй раз коленка у меня болела на вступительных экзаменах во ВГИК, и ехидная дама в приемной комиссии сказала, что, если это — басня «Ворона и Лисица», и если вообще тут кто-нибудь похож на ворону, то она — Наполеон Бонапарт. Разумеется, я не была похожа на ворону! Еще чего не хватало… На ворону была похожа как раз она, о чем я тут же прозрачно намекнула, в результате вылетела со второго тура и больше попыток повторять не стала.

В третий раз коленка у меня болела, когда я выходила замуж за Кулагина — к счастью, этот брак просуществовал всего полгода, иначе бы я в конце концов задушила благоверного своими руками.

Ну, вот, а в четвертый раз у меня болела коленка, когда я познакомилась с Сенечкой… Кстати, что-то давно он не звонил, чтобы поведать об очередной драме, постигшей его в коварных капиталистических джунглях. Я так завертелась с этим убийством, что совершенно про него забыла.

Вот, говорят, не буди лихо, пока оно тихо! Не успела я закончить свою мысль, как зазвенел телефон. Поскольку я стояла ближе всех к трубке, я ее и взяла, с нехорошим, надо сказать, предчувствием.

Ну, так оно и вышло! Сенечкин до боли знакомый голос с нарочито бодрыми интонациями, сквозь которые, тем не менее, прорывалась якобы тщательно скрываемая грусть, сказал мне в ухо:

— Привет, девчонка!..

За этим последовал громкий и убедительный вздох, чтобы его бодрый тон случайно меня не обманул.

— Привет, — сказала я, закатила глаза и села в предупредительно подставленное Яном кресло.

— Куда же ты пропала? — с нескрываемым упреком произнес Сенечка. — Я тебя везде ищу…

— Сенечка! — сказала я так громко, что даже мамуля вздрогнула. — Иди ты знаешь куда?.. У меня сотрудника убили… — тут я запнулась и посмотрела на Яна, пытаясь понять, убили у меня все-таки сотрудника, или нет. Но тут же решила — какого черта! — труп есть? Есть. Неважно, что это не Ян. Все думают, что Ян. И я не собираюсь тут объяснять истинное положение вещей. Тем более, что мне и самой оно не совсем ясно.

— Как — убили? Серьезно?.. Насмерть? — Сенечкин голос экзальтированно дрогнул.

— Нет, наполовину, — язвительно сказала я. — Конечно, насмерть, а ты думал?! У меня весь офис был кровью залит… по колено. И коридор, — про коридор я добавила для пущего страху, очень надеясь, что чувствительный Сенечка не захочет слушать дальше, бросит трубку и отправится искать валерьяновые капли. Но не на такого напала!.. Надо знать Сенечку, господа. Поскольку убили, к сожалению, не его, теперь остановить его расспросы мог бы только прямой выстрел в сердце. И контрольный в голову. Его интересовало буквально все: кого убили, когда, кто, за что, в какой позе лежал труп, как он выглядел, кто его обнаружил и что при этом сказал… Я отвечала коротко и раздраженно, поминутно посылая Сенечку в разные неприглядные места, но он не обращал на это внимания и продолжал свои расспросы. А напоследок сообщил, что его интересуют все эти факты и подробности, потому что он, видите ли, собирается провести сенсационное журналистское расследование! Нет, вы слышали такое когда-нибудь? Журналистское расследование! Каков наглец! Да из Сенечки журналист, как из меня — спиральная галактика! Это я ему и сказала и с чувством швырнула трубку. Трубка грохнулась на рычаг и тотчас же зазвенела вновь.

— Ну, я ему сейчас выскажу!.. — прорычала я и схватила трубку, как орудие убийства.

Но вместо Сенечкиного нытья мне в ухо ударил совсем другой голос — баритон, который можно было бы даже назвать приятным, если бы не отвратительный тон: покровительственный и слегка насмешливый:

— Ну, что, идиотка, получила письмецо?..

Я набрала воздуху, чтобы ответить, но он продолжал:

— Смотри, будешь продолжать путаться с этим покойником — сама не снесешь головы.

— А с кем же мне путаться? — спросила я агрессивно, не надеясь, впрочем, на ответ.

Но ответ, тем не менее, последовал:

— Да хотя бы со мной. Я довольно интересный мужчина; судя по тому, что я о тебе слышал, мы будем прекрасно смотреться вместе.

— Пошел вон! — прошипела я сквозь стиснутые зубы, очень осторожно положила трубку на рычаг и некоторое время еще гипнотизировала ее, не убирая ладони.

Мамуля и Ян тоже замерли каждый на своем месте, ожидая, что телефон зазвонит. Потом мамуля нарушила затянувшееся молчание:

— С каких это пор Сенечка стал употреблять такие вульгарные слова, как «путаться»?

Я махнула рукой:

— Он не употреблял. Это был не Сенечка… — и осеклась, поняв, что сейчас придется все выложить. Мамуля с выражением крайней заинтересованности приподняла бровь, а Ян просто сверлил меня глазами. По-моему, он что-то знал. Или о чем-то догадывался.