— Как здесь славно! Как называется это место?

— «Золотая лоза», — объяснил Ричард. — Сейчас я прикажу принести еду и необыкновенное вино, которыми славится этот ресторанчик.

Ему нравилось, как она спокойно относится ко всему, что он делал, заказывал, говорил. И когда отошел официант, он обратился к ней с просьбой:

— Снимите, пожалуйста, маску. Мне хочется увидеть вас.

Она послушно потянулась к крошечной маске, прикрывавшей глаза, сняла ее — и свет свечей на столе озарил юное лицо.

Ричард не сомневался в том, что она хороша, но настолько… Синие, как летнее небо над Англией, глаза казались огромными на ее личике; неожиданное сочетание ярко-золотистых волос, синевы глаз и темных ресниц лишили его на мгновение дара речи. Пораженный ее красотой, он силился вспомнить, встречал ли он когда-нибудь в жизни такую свежесть и притягательность. Чувствуя его пристальный взгляд, Ванда очень смутилась, и руки сами собой прикоснулись к щекам.

— Почему вы так смотрите на меня? — неуверенно спросила она.

— Я подумал, как вы отличаетесь от всех, кого я встречал.

— Могу я принять ваши слова как комплимент?

— Да, конечно. А вы хотите быть другой?

— Я никогда не задумывалась над этим. Боюсь, что я слишком мало знаю жизнь и людей. Я ведь говорила вам, что только что приехала.

— А, собственно, почему вы приехали сюда?

— Моя мама перед смертью хотела, чтобы я увидела свет, побывала на балах и праздниках, как и другие девушки.

— На одном из них вы уже были. Вам понравилось?

— Это всегда так чудесно?

Он рассмеялся безыскусности ее вопроса.

— Мне бы хотелось ответить утвердительно, но скоро вы устанете от них. Вы поймете, что сегодняшний бал похож на вчерашний, а завтрашний тоже не принесет ничего нового. Это грустно, но все как-то меркнет, когда входит в привычку.

— Все?

— Все. И даже люди, — уверенно повторил Ричард.

— Нет, это неправда! Люди, которых ты любишь, становятся тебе ближе и дороже. Ты начинаешь все больше ценить их. Это чувство не проходит.

— Вам, скорее всего очень повезло с друзьями или… с любовниками!

Его голос прозвучал так неожиданно резко, что Ванда не смогла удержаться от смеха.

— У меня нет любовников. Вы первый мужчина, с кем я отважилась быть наедине, за исключением моего отца и его старых армейских друзей, приезжавших иногда погостить к нам.

— Неужели? — удивился Ричард, думая о женщинах, которых он знал, молодых, веселых модницах Сент-Джеймского двора. Казалось, страсть к флирту они впитали с молоком матери и ждали свою первую любовь уже на пороге классной комнаты.

— Вы должны верить мне. Я всегда говорю правду.

— Всегда?

— Естественно. Лгать плохо и очень неприятно.

— И у вас никогда не было секретов?

Ванда слегка покраснела и отвернулась от него. Она вдруг вспомнила, что впервые в жизни у нее появился секрет, такой важный и пугающий, что, казалось, был написан на ее челе огненными буквами.

Но когда подали вино и заказанные ими блюда, Ванда забыла обо всем и наслаждалась новой обстановкой. Ей было все легче и легче беседовать со своим спутником. Неужели она когда-то думала, что императоры и цари не похожи на обыкновенных людей? Он был сильный и надежный; и девушка чувствовала себя в полной безопасности рядом с ним. По своей наивности она даже не задумывалась над тем, что могло бы произойти, не окажись он именно таким.

Он так и не снял маску. Она знала, что царь не хочет быть узнанным в таком месте, и поэтому не просила его об этом. Что она из себя представляла? Да ничего особенного. И неважно, что и как она делала. Но Ванда заметила, что он не сводит с нее глаз, и впервые в жизни почувствовала себя настоящей женщиной.

Вино было прекрасное. И хотя девушка была не голодна, она заставила себя попробовать все, что он заказал.

— Расскажите еще о себе, — попросил он.

И она вдруг подумала, что больше всего ей нравится легкий акцент, с которым он говорит по-немецки.

— Но мне нечего рассказать вам. Давайте лучше поговорим о вас. Вы спросили, что я думаю о конгрессе. А что вы думаете о нем?

Ей казалось, что его ответ на подобный вопрос мог бы заинтересовать князя Меттерниха. Но ее собеседник только рассмеялся.

— Говорить о Венском конгрессе так же скучно, как о погоде в Англии!

— Неужели все только и говорят о конгрессе?

— Да, почти не переставая, отвлекаясь только на сплетни о любовных приключениях, — с серьезным видом заявил он.

— А разве еще остается время для любви, если все так поглощены конгрессом?

— Господи! Чем же им еще заниматься, как не любовью. Я, конечно, не имею в виду министров и послов, которые действительно работают. Правда, и отдыхают тоже. Но остальные — монархи и их сопровождение — здесь развлекаются, а какое развлечение может быть лучше любви?

Он говорил цинично, даже зло. И лишь взглянув на расстроенное лицо Ванды, остановился.

— Что случилось?

— Я стараюсь понять, — ответила Ванда. — Мне казалось, что любовь — это не игра, о ней нельзя судить так легкомысленно. Я всегда думала… любовь — это что-то святое.

Ричард молчал. Он знал, как это происходит здесь, в Вене. Все без исключения: поэты, картежники, банкиры, депутаты — все, как сумасшедшие, влюблялись, увлекались, интриговали. Это была опьяняющая, азартная игра.

Он и сам был одним из таких игроков. Его отношения с Екатериной были просто чувственным удовлетворением, не больше и не меньше. А эта девочка заставила его посмотреть правде в глаза и на мгновение устыдиться.

Затем в душе он посмеялся над собой. Неужели он так сентиментален, чтобы поверить, что на свете есть нечто лучшее, чем удовольствие, чем поиски его? Любовь, о которой говорила Ванда, существует лишь в сказках. А что касается святости… Он знал многих женщин, но не мог припомнить, чтобы их любовь была святой. Тем не менее, было просто кощунственно разочаровывать девушку.

— А что еще вы думаете о любви? — спросил Ричард. — Я чувствую себя непросвещенным в этом вопросе, как и вы в событиях в Вене.

Она догадалась, что над ней подсмеиваются, и Ричард почувствовал, что она замкнулась и уже больше не раскроется.

— Я не смею больше утомлять вас своей болтовней, — ответила Ванда с достоинством, о каком он даже не догадывался. — Я и вправду ничего не знаю.

Ричард не мог устоять перед ее обаянием.

— Простите меня, — виновато сказал он. — Я вовсе не смеюсь над вами. Это все оттого, что я сам невежда. Мы жили по-разному, и, возможно, ваши представления о жизни и любви более правильны, чем мои.

Он почувствовал, что Ванда смягчилась, но он помнил, что для нее он царь Александр, который так далек от обыденной человеческой жизни.

— Поделитесь своими мыслями, пожалуйста, — попросил он.

— Эго трудно объяснить. — Ванда задумалась. — Я всегда мечтала о том, что в один прекрасный день встречу человека, которого полюблю, и он ответит на мои чувства. Тогда я смогу сделать все, чтобы он был счастлив. Если полюбить по-настоящему, это ведь так просто — забыть себя и думать только о нем.

— Вы думаете, что на свете найдется хоть один мужчина, достойный такой преданной любви?

— Мужчина, которого я полюблю, будет именно таким, или я вообще не буду любить никого. — Она улыбнулась, и Ричарду показалось, что он не видел улыбки прекраснее.

— Что ж, вы почти заставили меня поверить в то, что мечты иногда сбываются.

— Здесь в это легко поверить, — мягко заметила она.

Она посмотрела на Ричарда, и у него перехватило дыхание. Звуки скрипки заполняли комнату, оркестр исполнял вальс, и мелодия захватила их. Что-то чарующее было во всем этом. Он чувствовал безумное желание схватить ее на руки и увезти из Вены как можно дальше от этих людей с их сплетнями и болтовней, оскверняющими все и всех, увезти куда-нибудь далеко, где мир не посмеет посягнуть на них.

Вальс отзвучал, и Ричард вновь очутился на грешной земле; он вспомнил о своем нынешнем положении: без копейки денег, он вынужден был терпеть прихоти русского двора, чтобы выжить, ибо такова доля изгнанника. Он вспомнил свои обязательства перед царем, роль, которую должен играть сегодня. Он знал, что, даже находясь здесь с девушкой, которую привез из Хофбурга, рисковал потерять свое положение фаворита.

— Нам пора возвращаться.

Он с трудом заставил себя подозвать официанта и рассчитаться с ним.

— Уже пора уходить? — спросила Ванда.

— Гости могут обеспокоиться нашим исчезновением.

— Да, я не подумала.

Ванда как-то виновато поднялась, словно никак не могла расстаться с волшебством, которое заставило ее забыть о времени и ответственности. Она надела маску. Ричард прикоснулся к ее руке.

— Мы скоро увидимся, — уверенно сказал он.

— Вы действительно хотите этого?

Ее бесхитростный вопрос разбудил в нем такие чувства, о которых он и не подозревал.

— Я хочу этого больше всего на свете! — ответил он, и собственная искренность поразила его.

— Я остановилась у баронессы Валузен. Нет смысла скрывать мое полное имя — графиня Ванда Шонберн.

— Если удастся, мы увидимся завтра.

Ричард заметил, как заблестели ее глаза, и понял, что она рада, как и он сам. Он по-прежнему держал руку девушки, и сердце его стучало все сильнее и сильнее.

— Разве можно нам забыть сегодняшний вечер, Ванда?!

— Я… не забуду его никогда!

На мгновение они замерли, а потом, когда Ванда опустила глаза, он встал. Молодые люди покинули уютный ресторанчик и заняли тот же самый экипаж, что ждал их. Закрылись дверцы, и, когда они очутились в темноте, Ричард сказал:

— Я тоже никогда не смогу забыть этот вечер.