Гийом Мюссо - Бумажная девушка

* * *

– Просыпайся! – приказал Мило, тряся меня за плечо.

Черт побери!

Я снова заснул перед экраном ноутбука в палате Билли, которую она занимала до второй операции. Я всегда проводил здесь ночь с молчаливого согласия персонала.

Шторы были опущены, комнату слабо освещал ночник.

– Который час? – спросил я, протирая глаза.

– Одиннадцать ночи.

– А день недели какой?

– Среда.

Мило не удержался и насмешливо добавил:

– Прежде чем ты меня спросишь, год у нас две тысячи десятый, и Обама все еще наш президент.

– Гм…

Когда я погружался в историю, мои временные ориентиры обычно путались.

– Сколько страниц ты написал? – спросил Мило, пытаясь заглянуть в текст через мое плечо.

– Двести пятьдесят, – сказал я, опуская крышку ноутбука. – Я на середине.

– Как дела у Билли?

– Она по-прежнему в реанимации, под наблюдением.

Мило торжественно достал из подарочного пакета книгу в роскошном переплете.

– У меня для тебя подарок, – таинственно произнес он.

Я не сразу понял, что это мой собственный роман, который они с Кароль искали по всему миру.

Книга была качественно отреставрирована, у нее появилась кожаная обложка, теплая и гладкая на ощупь.

– Билли больше ничего не угрожает, – заверил меня Мило. – Теперь тебе остается только закончить твою историю, чтобы вернуть эту девушку в ее мир.

* * *

Прошли недели и месяцы.

Октябрь, ноябрь, декабрь…

Ветер унес упавшие на тротуар пожелтевшие листья, и тепло осеннего солнца сменилось зимним холодом.

В кафе убрали столики с террас и зажгли на террасах жаровни. Продавцы каштанов появились у выходов из метро, где одинаковым движением прохожие натягивали шапки и плотнее кутались в шарфы.

Увлеченный порывом, я писал все быстрее и быстрее, набирая текст, почти не переводя дух, захваченный историей. Теперь я был в большей степени ее игрушкой, чем творцом, загипнотизированный значками номеров страниц, появлявшимися в нижнем углу экрана: 350, 400, 450…

Билли выдержала удар и успешно прошла «испытание сердца». Сначала ее отключили от аппарата искусственной вентиляции легких, убрав из горла трубку и заменив ее кислородной маской. Затем Клузо начал постепенно уменьшать дозы обезболивающих, удалил дренажи и катетеры, с облегчением увидев, что бактериологические пробы не показали новых следов инфекции.

Потом Билли освободили от повязок и прикрыли швы прозрачной пленкой. С течением времени шрам стал менее заметным.

Она начала самостоятельно пить и есть. Я видел, как она сделала первые шаги, потом первый раз поднялась по лестнице под присмотром кинезиотерапевта.

Ее волосы у корней приобрели прежний цвет, а к ней самой вернулась улыбка и жизнелюбие.

Семнадцатого декабря Париж проснулся под первыми снежинками, которые все утро спускались на город.

А двадцать третьего декабря я поставил последнюю точку в моем романе.

Париж. 23 декабря. 20 часов

Рождественская ярмарка была в разгаре. Билли крепко прижалась к моей руке и позволила вести ее мимо маленьких белых шале, установленных между площадью Согласия и круглой площадью на Елисейских полях. Колесо обозрения, иллюминация, ледяные скульптуры, ароматы горячего вина и пряников придавали улице что-то волшебное и феерическое.

– Ты решил подарить мне пару обуви? – воскликнула Билли, когда мы проходили мимо роскошных бутиков на авеню Монтеня.

– Нет, я веду тебя в театр.

– На спектакль?

– Нет, на ужин.

Мы дошли до Театра Елисейских полей с облицованным белым мрамором фасадом, на лифте поднялись в ресторан, расположенный на верхнем этаже здания.

В строгой обстановке соединялись дерево, стекло и гранит. Зал был оформлен в пастельных тонах, подчеркнутых колоннами цвета сливы.

– Желаете что-нибудь выпить? – спросил метрдотель, усадив нас в одной из маленьких ниш, задрапированных шелком и располагавших к уединению.

Я заказал два бокала шампанского и вынул из кармана плоский серебристый футлярчик.

– Я выполнил обещание, – сказал я, передавая его Билли.

– Это украшение?

– Нет, не увлекайся…

– Это же флешка! – воскликнула она, снимая маленький колпачок. – Ты закончил роман!

Я кивнул. Нам принесли аперитив.

– У меня тоже кое-что есть для тебя! – загадочно сказала Билли, вынимая из сумочки телефон. – Прежде чем чокнуться, я хочу вернуть тебе это.

– Но это же мой телефон!

– Да, я стащила его сегодня утром, – спокойно призналась она. – Ты же знаешь, что я люблю рыться в твоих вещах…

Я с ворчанием взял у нее мой сотовый, Били улыбалась с довольным видом.

– Я позволила себе прочесть некоторые из твоих эсэмэс. Вижу, у вас с Авророй все налаживается!

Она не слишком ошибалась, но я отрицательно покачал головой. В последние недели сообщения от Авроры стали приходить чаще, и были они нежнее. Она писала, что ей меня недостает, извинялась за некоторые свои ошибки и намекала между строк на возможность «второго шанса», на который наша пара, возможно, имела право.

– Она снова влюблена в тебя! Я же тебе говорила, что выполню мою часть договора! – заявила Билли, доставая из кармана смятый кусок бумажной скатерти из ресторана быстрого питания на заправке.

– Хорошее было время, – сказал я, вспоминая с ностальгией тот день, когда мы подписали этот договор.

– Да, я отвесила тебе увесистую оплеуху, если помнишь!

– Итак, сегодняшний вечер – это конец авантюры?

Билли с деланой беззаботностью посмотрела на меня.

– Ну да! Миссия выполнена для нас обоих: ты закончил книгу, а я вернула тебе женщину, которую ты любишь.

– Ты женщина, которую я люблю.

– Не усложняй, пожалуйста, – попросила она. К нам подошел метрдотель, чтобы принять заказ.

Я отвернулся, чтобы скрыть печаль, мой взгляд устремился сквозь головокружительное остекление, открывавшее пьянящий вид на крыши Парижа. Я отпустил официанта и только потом спросил:

– И что конкретно теперь будет?

– Мы много раз об этом говорили, Том. Ты отправишь рукопись издателю, и как только он прочтет твой текст, воображаемый мир, который ты описал в твоей истории, обретет форму в его мыслях. Мое место в этом вымышленном мире.

– Твое место здесь, рядом со мной!

– Нет, это невозможно! Я не могу одновременно находиться в реальности и в вымысле. Я не могу жить здесь! Я едва не умерла, и это просто чудо, что я до сих пор жива.

– Но теперь ты чувствуешь себя лучше.

– Это всего лишь отсрочка, и ты это знаешь. Если я останусь, я снова заболею и на этот раз уже не выкарабкаюсь.

Меня сбивала с толку ее решительность.

– Но я бы сказал, что… что тебе доставляет удовольствие расставание со мной!

– Нет, это не доставляет мне удовольствия, но мы с самого начала знали, что наша история может быть только эфемерной. Мы знали, что у нас нет будущего и мы ничего не сможем построить вместе.

– Но между нами столько всего произошло!

– Разумеется, в последние недели мы прожили что-то наподобие волшебного отступления, но наши с тобой реальности несовместимы. Ты живешь в реальном мире, а я всего лишь вымышленный персонаж.

– Отлично, – сказал я, вставая из-за стола, – но ты, по крайней мере, могла бы выказать хоть капельку огорчения.

Я швырнул салфетку на стул, оставшиеся деньги – на столик и вышел из ресторана.

* * *

Пронизывающий холод, парализовавший город, пробрал меня до костей. Я поднял воротник пальто, дошел до отеля «Плаза», где три машины такси поджидали клиентов.

Билли выбежала следом за мной и грубо схватила меня за руку.

– Ты не имеешь права вот так бросать меня! Ты не имеешь права портить все, что мы пережили!

Ее трясло. Слезы текли по щекам, изо рта вырывался пар.

– Что ты себе вообразил? – крикнула она. – Что меня не мучает перспектива потерять тебя? Но ты даже не знаешь, до какой степени я тебя люблю!

Она злилась на меня, мои упреки ее оскорбили.

– Ты хочешь, чтобы я сказала тебе: никогда в жизни мне не было так хорошо с мужчиной. Я даже не подозревала, что можно испытывать такие чувства к другому человеку! Я не знала, что страсть отлично уживается с восхищением, юмором и нежностью! Ты единственный заставил меня читать книги. Единственный, кто меня по-настоящему слушает, когда я говорю, и с кем я не чувствую себя полной идиоткой. Единственный, кому мои остроты казались такими же сексуальными, как и мои ноги. Единственный, кто увидел во мне не только игрушку для постели… Но ты слишком глуп, чтобы понять это.

Я обнял ее. Я тоже был в ярости. Я ненавидел свой эгоизм и тот непреодолимый барьер, отделявший жизнь от вымысла и мешавший нам прожить историю любви, которую мы заслужили.

* * *

В последний раз мы вернулись «домой», в маленькую квартирку на площади Фюрстемберг, которая видела начало нашей любви.

В последний раз я зажег огонь в камине, показав Билли, что я усвоил ее урок: сначала смятую бумагу, потом щепки и, наконец, поленья, поставленные в форме типи.

В последний раз мы выпили по глотку кошмарной и восхитительной грушевой водки.

В последний раз Лео Ферре спел нам, что «со временем все проходит».

* * *

Огонь запылал, отбрасывая мягкие отблески на стены. Мы лежали на диване. Билли положила голову мне на живот, а я гладил ее волосы.

– Ты должен дать мне обещание, – заговорила она, поворачиваясь ко мне.

– Все, что захочешь.

– Обещай мне больше не падать в ту черную яму, в которую ты сорвался, и никогда больше не глушить себя лекарствами.