Многие выглядели совершенно искренними в своем сочувствии, и Томас Райленд был признателен им за добрые слова, хотя больше всего ему сейчас хотелось остаться наедине со своей семьей. Были и такие, кто рассматривал похороны как еще одно событие светской жизни, удобный случай поделиться сплетнями об удачах и неудачах других. Эти люди благоразумно старались не попадаться на глаза Томасу без необходимости.

Прюденс так долго болела, говорили наиболее искренние из них, поэтому только к лучшему, что она наконец-то обрела покой. Да, соглашался Томас. По крайней мере она не оставила после себя детей. И то верно, вторил им он. Со временем боль утраты утихнет, и он снова сможет радоваться жизни. В конце концов, Прю теперь находилась в лучшем из миров.

С этим Томас соглашался от всего сердца.

Было уже поздно, когда последние из скорбящих покинули усадьбу. Оставшись наконец в обществе домочадцев, Томас отпустил слуг, дав им по случаю траура лишний выходной и предупредив, что семья не хочет, чтобы ее беспокоили. Слуги, многие из которых знали Прю еще ребенком, принесли ее отцу свои соболезнования и выслушали в ответ слова сочувствия с его стороны. Затем Томас присоединился к своим родным в библиотеке. Уже почти совсем стемнело, и он дал знак Джеймсу раздвинуть драпировки. Кэролайн налила отцу вина и передала ему рюмку, когда тот опустился в свое любимое кресло.

— Слава Богу, все уже позади. Когда я умру, то прошу не устраивать никаких похорон. Просто заройте меня в землю, и этого будет достаточно.

Со стороны двери раздался тихий смешок:

— Не думаю, что деревенским кумушкам это придется по душе.

Едва Шапель и Прю вошли в комнату, как все головы тут же повернулись в их сторону.

— Ну наконец-то вы проснулись! До чего же приятно, должно быть, проспать собственные похороны.

Это шутливое замечание принадлежало Маркусу. Он и отец Молино специально вернулись в Англию ради этого дня.

Прю в ответ только с добродушным видом махнула рукой.

— Не сомневаюсь, что вы тоже проспите свои, Маркус. — Теперь, когда ее жизни ничто не угрожало, казалось так легко шутить по поводу смерти.

Кэролайн поднесла им обоим по бокалу вина. Беременность скоро не позволит ей появляться на публике, однако сейчас было приятно смотреть на ее округлившийся живот.

— Я знала, твои похороны станут испытанием тем более тяжким, дорогая, что в действительности ты не умерла.

Прю искоса взглянула на Шапеля:

— Да. Забавно, не правда ли?

Неужели его щеки покрылись при этих словах румянцем? И неужели возможно, чтобы он выглядел в ее глазах еще блистательнее, чем в тот вечер, когда они встретились впервые? Наверное, дело было в ее обострившихся до предела чувствах или же в том, что она любила его так горячо, что готова была кричать об этом с вершины самой высокой скалы.

— Вот уж никогда не думал, что этот день когда-нибудь настанет, — заявил отец Молино, расположившийся в кресле у камина. — И я очень рад, что ошибся.

— Так ты готов, мой друг? — спросил у него Шапель.

Священник кивнул.

Молино встал и занял место перед ними обоими. Они стояли лицом к лицу, повернувшись боком к остальным собравшимся в комнате. Улыбнувшись, Шапель взял ее руки в свои. Он, судя по всему, нимало не нервничал, негодяй! Прю же дрожала, будто осиновый лист. Даже умирая, она так не боялась. Не каждый день девушка приносила клятву вечной любви, которая и правда была вечной.

Шапель, похоже, нимало не смущался, принося ту же самую клятву. Это согрело душу Прю и успокоило ее.

То, что он сделал, было настоящим чудом. Шапель не объяснил ей, что именно заставило его вдруг изменить решение, и сказал лишь, что не сможет прожить еще шесть столетий без нее. Тогда Прю в шутку ответила, что, если его намерения настолько серьезны, ему лучше опуститься перед ней на одно колено и сделать предложение по всей форме.

Так он и поступил. И конечно, она ответила ему согласием.

Затем Шапель сообщил, что им придется устроить ей мнимые похороны, поскольку весь приход ожидал со дня на день ее кончины. Доктор Хиггинс мог счесть ее внезапное и полное выздоровление более чем странным, в особенности учитывая, что он, как никто другой, понимал всю тяжесть ее состояния. К моменту «смерти» от Прю оставались лишь кожа да кости, а теперь ее фигура снова приобрела приятную округлость, как до болезни. Такую перемену нельзя было объяснить даже чудом.

Поэтому пришлось убедить всех, даже слуг, в том, что она умерла, и устроить пышное погребение — разумеется, без доступа к телу. Все это время Прю и Шапель были заперты в его комнате, где проводили часы бодрствования, предаваясь всем мыслимым плотским наслаждениям. Это было так чудесно, что Прю не испытывала ни малейшего чувства вины.

Она также узнала, что они были способны питаться друг другом. Пусть это и не могло поддержать их долго, но зато существенно урезало потребность пить ради выживания человеческую кровь. Кроме того, Шапель взял ее с собой в лондонский бордель, владелица которого знала об их породе, и научил, как правильно питаться.

Обитательницы борделя, по-видимому, были рады его видеть — обстоятельство, которое одновременно и забавляло Прю, и вызывало досаду. Тогда Шапель рассказал ей о своем визите в это место в ту самую ночь, когда он спас ее от яда. Если бы не кровь этих женщин, ни одному из них не удалось бы выбраться из погреба живым. Этого было достаточно, чтобы исправить дело. К тому же у Прю не было повода для ревности. Она знала, как много значила для этого человека, и никакая другая женщина не могла сравниться с ней в этом отношении. Однако вместо самодовольства это вызывало лишь чувство смирения.

Питаться оказалось проще, чем предполагала Прю, ибо по большей части ею двигал инстинкт. Как только она перестала об этом думать, все остальное пришло само собой.

— Согласен ли ты, Северьен де Фонс, взять эту женщину в законные жены? — продолжал тем временем Молино. — Пока смерть не разлучит вас?

— Смерть уже пыталась это сделать, — сострил Шапель, с улыбкой глядя на Прю. — Но у нее ничего не вышло.

Прю рассмеялась, а Молино воздел глаза к небу.

— Я бы предпочел, чтобы ты пока воздержался от шуток, мой друг. Отвечай на вопрос.

Шапель устремил на Прю взгляд такой теплый и проникновенный, что у нее сладко заныло в груди.

— Да.

Боже правый, да она и впрямь затаила дыхание! Неужели опасалась, что он скажет «нет»?

Затем отец Молино задал тот же вопрос ей. Прю не стала шутить, а просто согласилась.

Наконец Шапель поцеловал ее, и все прочее в мире утратило для нее значение.

— Значит, теперь я должна называть тебя мадам де Фонс? — осведомилась Джорджиана позже, когда они сели ужинать.

Прю поморщила носик:

— Не стоит.

— Тебе не нравится мое имя? — рассмеялся ее новоиспеченный муж.

— Ты же сам никогда своим именем не пользуешься. Так почему же это должна делать я?

Подхватив вилкой маленький помидор, Прю отправила его в рот. Помидор был просто восхитительным. Вообще пища казалась ей сейчас намного вкуснее, чем прежде, словно чувство вкуса наряду со всеми прочими обострилось после случившейся с ней перемены.

После обеда они попрощались с родными — по большей части со слезами на глазах — и затем отбыли в Лондон, где должны были провести остаток ночи и весь следующий день перед тем, как отправиться в Париж. Там они будут в полной безопасности, никто не узнает в Прю женщину, которую все считают умершей. Однако она пообещала Кэролайн вернуться к рождению ее ребенка и сообщила всем остальным, что постарается навещать их при любой возможности и, конечно же, с нетерпением ждет их в Париже. Матильде эта мысль особенно понравилась — на всем свете не существовало лучшего места для покупок, чем Париж.

— Пожалуйста, позаботьтесь о моей девочке, — обратился ее отец к Шапелю, пожимая ему на прощание руку. От их прежнего разлада не осталось и следа. И хотя Томасу было немного трудно принять тот факт, что отныне Прю бессмертна, счастье видеть дочь живой и здоровой отодвигало все прочие чувства на задний план. Прю знала, что отец был счастлив за нее.

Рано или поздно ее родные умрут, но еще очень и очень не скоро. Это было неизбежной частью человеческого существования, однако Прю еще посчастливится увидеть их продолжение в детях и внуках, которые будут напоминать ей о тех, кого она любила. Рано или поздно она познакомится с ними, даже если для этого придется раскрыть им свою тайну.

— Да, конечно, — пообещал Томасу Шапель. — Хотя не сомневаюсь, что большая часть моего времени уйдет на то, чтобы сдерживать ее любопытство.

— Я вовсе не любопытна! — настаивала Прю.

Шапель только ухмыльнулся, глядя в ее сторону.

— У меня есть для тебя подарок.

Она чуть не всплеснула руками.

— Какой?

Все ее родные дружно рассмеялись, видя, как ловко Шапель доказал собственную правоту.

— Вы правы, — сухо заметила Прю, обращаясь к отцу Молино. — Мне он тоже нравится гораздо больше, когда воздерживается от шуток.


Они добрались до Парижа раньше, чем Прю наконец получила свой подарок. Это был небольшой, но прелестный особняк в самом модном районе Парижа, недалеко от Эйфелевой башни, которая поразила ее воображение.

Ей очень понравился их новый дом, их гнездышко. Он уже был богато обставлен, однако еще предстояло добавить несколько новых штрихов к интерьеру по своему вкусу. Пожалуй, именно это стало для Прю самым трудным — делать покупки по ночам. Ей еще придется привыкнуть к невозможности выходить на улицу при свете дня — пожалуй, единственному крупному недостатку ее новой жизни. Но и здесь перемену облегчало то, что за шесть столетий Шапель успел скопить солидное состояние. Прю не слишком ценила материальные блага, однако приятно было сознавать, что они могли без труда получить все, что желали. Кроме того, Шапель обращался со средствами настолько умело, что они могли продолжать жить в свое удовольствие еще многие столетия.