Коди выпрямился, потом склонился вперед — локти на коленях.

— Что случилось, девочка? Почему ты искала меня?

Она закусила нижнюю губу, явно стараясь обрести контроль над собой. Наконец после нескольких глотательных движений и глубоких вздохов сказала:

— Четыре месяца назад у меня случился выкидыш.

Коди, прежде чем успел осознать, подскочил с кушетки и наклонился над ней.

— О, Карина, не может быть! Я ничего не знал. Как? — Он дотронулся до ее плеча, но она словно одеревенела. Пораженный, он медленно отступил и снова сел на кушетку.

— Расскажи мне, как это случилось.

Она уставилась на сложенные на коленях руки.

— Я даже не знаю, что, собственно, было неправильно. Понимаешь, я с головой погрузилась в работу, подолгу просиживала в библиотеке. В течение нескольких недель чувствовала какое-то недомогание, но думала, что это грипп. Я тосковала по тебе, а ты позвонил и сказал, что не сможешь приехать.

Воцарилось молчание, но Коди ни за что не рискнул бы вставить хоть слово. В тяжелую минуту она оказалась одна и нуждалась в нем, а его не случилось рядом.

— Как это произошло?

Вскинув голову, она пристально посмотрела на него.

— Я была в библиотеке и вдруг почувствовала сильную боль внизу живота… Что-то вроде спазма, но намного хуже. Библиотекарша вызвала «скорую помощь», и меня отвезли в больницу. Но было уже поздно. Продержали меня два дня. Вот тогда-то я и пыталась разыскать тебя. Не хотелось тревожить и тетю Летти, поэтому я просто попросила ее, если будет возможность, передать тебе мою просьбу позвонить мне. Я дала ей номер телефона, но утаила, что это больничный номер. Ты не позвонил.

И, опять, уже в который раз, он посмотрел на ее руки.

— Домой вернулась в ужасном состоянии. Чувствовала себя виноватой, потому что не знала о своей беременности. Ругала себя за то, что раньше не спросила о симптомах, хотя доктор и сказал, что я бы все равно не смогла предотвратить случившееся.

— О Боже, Карина! Прости меня, родная. — Захотелось взять ее на руки и укачать, как ребенка. Страшно подумать, каких кошмаров она натерпелась тут одна. И боль, должно, была нестерпимой. Потрясение от услышанного постепенно уступало место чувству утраты ребенка, о существовании которого он даже не подозревал.

— Мне-то казалось, что мы были так осторожны, — тихо пробормотал он. — Я думал… — снова начал он и умолк, покачав головой.

— С тех пор я много думала о нашей с тобой жизни, — продолжала Карина окрепшим голосом. — Впервые я по-настоящему поняла, что значит быть независимой и самостоятельной. — Она улыбнулась едва заметной улыбкой, которая едва не разбила сердце Коди. — Мне потребовалось так много времени, чтобы повзрослеть… Много больше, чем большинству женшин моего возраста.

Когда она снова посмотрела на него, он не мог не заметить в ее лице внутреннюю силу, которую она обрела за последние месяцы.

— Сначала я во всем винила Альфонсо, но теперь отказалась от этой мысли. Альфонсо действовал, руководствуясь высшими побуждениями. Он защищал меня от моей собственной глупости, от навязчивой идеи, что тебя нужно спасать. Ты и я — мы оба поплатились за мою настойчивость, и я сожалею об этом. — Она опять уставилась на пламя в камине. — Я сожалею о многом, но только не о том, что узнала тебя лучше, что стада твоей женой, окунулась в совсем другую, взрослую жизнь.

Коди хотелось перебить ее, объяснить, что… А что он мог объяснить? То, что она такая отважная? Что тронула его до глубины души — так, как ни одной женщине еще не удавалось?

— Мне предложили работу здесь, в Чикаго, — тем временем продолжала Карина. — В клинике, где я прохожу практику. Сначала я отказалась, но они настояли на том, чтобы я не торопилась с ответом, и дали мне несколько дней на размышление. Вот я и размышляю. И поняла, что мне не хочется ехать обратно, в Техас, и жить на ранчо, одной, без тебя. Я не хочу разрушать наш брак, но только если ты будешь вместе со мной.

— В противном случае?

— Я остаюсь в Чикаго и предоставляю тебе полную свободу продолжать ту жизнь, которая, по всей видимости, тебе так нравится.

— Означает ли это развод? — Коди удивился своему спокойному голосу, в то время как сердце готово было выскочить из груди. Ему стало трудно дышать.

— Все будет зависеть от тебя.

— Я не хочу никакого развода! — решительно заявил Коди.

— А чего ты хочешь? — мягко спросила Карина, заглядывая ему в глаза.

Не в силах сидеть спокойно, Коди поднялся. И начал прохаживаться по комнате.

— Хочу, чтобы мы были вместе. Хочу, чтобы у нас был дом… и семья. — Он повернулся на каблуках, вперив в нее тяжелый взгляд. — Я люблю тебя, Карина. Всем сердцем люблю.

Она не отводила потрясенных глаз. А он вдруг осознал, что впервые в жизни произнес вслух такие слова.

Медленно, очень медленно поднявшись со стула, она пошла туда, где стоял Коди — около огромного зеркального окна. Взяла его руку, прижалась к ладони губами.

— Я тоже люблю тебя, Коди. По-моему, я любила тебя большую часть жизни. Но это ведь ничего не меняет, не так ли? Во всяком случае, для тебя. У тебя на первом месте по-прежнему остается работа.

— Я делал эту работу до того, как впервые встретил тебя. Я уже говорил как-то об этом. А вся история с тобой произошла именно тогда, когда я меньше всего собирался породниться с кем бы то ни было. Я не могу просто вот так оставить свое дело… особенно на данном этапе расследования.

Она на мгновение прикрыла глаза.

— Делай то, что велит тебе долг, Коди. Я не буду мешать, потому что знаю — ничего хорошего это не даст.

— А как же ты, девочка? Ты вернешься домой, в Техас?

Она все еще держала его руку в своих. Опять нежно поцеловала его ладонь и, любовно сложив пальцы в горсть, опустила руку.

— Нет, Коди. Я не смогу сидеть в ожидании твоих случайных наездов, не имея ничего, чем занять себя в твое отсутствие. Я останусь в Чикаго. Быть может, когда-нибудь мы сможем уладить наши отношения, а пока у меня есть возможность делать ту работу, для которой я себя готовила.

— Скоро все закончится, милая, — сказал он уверенно, затем откинул голову назад и, испустив громкий вздох, посмотрел на потолок. — Как часто я говорил это с тех пор, как мы знаем друг друга? — еле слышно молвил он с отчаянием и, как бы ища поддержки в ее глазах, добавил: — Мы можем сделать это, малышка. Я знаю, у нас получится. Мы любим друг друга.

Карина отвернулась к окну, за которым уже сгустилась ночь.

— Иногда мне хочется докопаться до истины: достаточно ли в жизни одной любви?

Глава девятая

Год спустя.

Карина прошмыгнула через боковую дверь клиники в полной уверенности, что уже опаздывает к приему. Так и есть: в зале ожидания полным-полно. Все утро она пробыла в госпитале, но это было необходимо. Надо вернуть веру родителям, что их шестилетний Джеми снова может научиться говорить.

Она сняла пальто и вошла в коридор.

— Карина! Слава Богу, ты пришла! Она остановилась у конторки Дежурной.

— Знаю, я опоздала. Зато буду принимать до конца дня.

— Нет, нет, я не об этом. Два раза звонил твой деверь. Просил, чтобы ты, сразу связалась с ним. Сказал, что пытался застать тебя в госпитале, но ты уже успела уйти. Потом снова позвонил сюда.

Карина почувствовала, будто огромная рука схватила ее, сжала и выдавила весь воздух из легких. Едва удалось превозмочь шок, вызванный словами Хелен, осторожно переспросила:

— Мой деверь?

Хелен вручила ей розовую регистрационную карточку, на которой каллиграфическим почерком было написано имя — Коул Коллуэй, дата, время каждого звонка и номер.

— Спасибо, Хелен, — сказала Карина и отошла от конторки.

— Надеюсь, ничего плохого, — проговорила Хелен.

— Я тоже.

А сердце уже громко ухало в груди, и стук этот отдавался в ребрах. Почему звонил Коул?

Со времени свадьбы она не видела никого из родных Коди и ни с кем не разговаривала, за исключением тети Летти. Она не знала, как они восприняли ее отъезд в Чикаго. Они с Коди никогда не касались этой темы.

Тем не менее, она чувствовала, что ее позиция, скорее, оборонительная. Как может кто-либо другой понять, что они с Коди предпочли жить порознь, жить отдельными жизнями, с минимальными контактами между собой?

По ночам бывали минуты, когда она лежала, уставясь в потолок, и старалась представить, где он, что делает и с кем проводит время. Карина сомневалась в мудрости своего выбора остаться в Чикаго, но не забывала о том, что; на ранчо ей было бы, более одиноко и совершенно нечем было бы заняться.

Она посмотрела на зажатый в руке клочок бумаги и задумалась. Готова ли она услышать то, что намерен сообщить ей Коул? Поскольку до этого раза он никогда не пытался наладить с ней контакт, дело могло быть срочным, раз уж он искал ее и в госпитале, и в офисе.

Что-нибудь случилось с Коди? За последние несколько месяцев они разговаривали по телефону считанные разы.

Или, может, Коул хочет сообщить что-то, о чем он сам не решился сказать?..

Она опустилась за свой стол и дрожащей рукой подняла трубку. Ей пришлось дважды нажимать на рычаг, прежде чем она правильно набрала номер. После первого же звонка послышался голос — глубокий и очень похожий на голос Коди, отчего сердечко забилось чаще.

— Это Карина Коллуэй, — как можно спокойнее сказала она, чтобы не выдать тревогу,

— Карина! Спасибо, что так быстро перезвонила. Я не был уверен… — Он помедлил, как будто раздумывал, надо ли продолжать дальше. Его следующие слова буквально парализовали ее: — Хотел известить тебя, что Коди ранен. Боюсь, что подробнее ничего сказать не могу. Прошлой ночью его доставили самолетом из Макаллена в госпиталь в Сан-Антонио. Сейчас он в операционной. Я звоню из офиса Камерона. Все остальные находятся в госпитале.