Пегги Уэбб - Бабье лето

– Должно быть, я набрала неправильный номер. – Вирджиния набрала номер снова и стала ждать, вслушиваясь в настойчивые сигналы, пока не поняла, что в коттедже никого нет.

– Кажется, он хорошенько над всем поразмыслил. – Вирджиния не торопясь опустила трубку. – Кто осудит его за это?

– Эй, нос кверху, подружка. Это еще не конец, – ободрила ее Джейн.

– Нет, в любом случае, не конец света. – Улыбаясь, Вирджиния набросила на себя халат. – В действительности, это только начало.

– Ты, разумеется, права, – Джейн все еще испытывала эйфорию, словно только что выиграла смертельную схватку.

– Джейн… Не знаю, что бы я без тебя делала… – призналась Вирджиния.

– То же самое я могу сказать и о себе. – Джейн вытерла нос скомканным куском туалетной бумаги. – Позволь мне покинуть тебя, покуда я не начала реветь снова.

После ухода Джейн Вирджиния позвонила Кэндас, а затем заперлась в ванной для проведения собственного капитального ремонта. В пузырьках до самой повязки, она воображала, что слышит музыку – мелодию, напоминавшую ей пение птиц в горах, где вокруг зеленеют деревья и распускаются весенние цветы.

Она насухо вытерла полотенцем волосы, подушилась любимыми духами, пахнущими, как цветы под летним солнцем, надела розовый халат и распахнула дверь.

– Здравствуй, Вирджиния.

Болтон стоял на пороге и улыбался. Музыка сейчас стала конкретной: Леонард Бернстайн играл «Аппалачскую весну» Аарона Копленда. Музыка наполнила ее душу покоем, а глаза не видели ничего, кроме мужчины – высокого, невообразимо прекрасного, с бронзовой кожей и сияющими голубыми глазами. На мгновение Вирджиния лишилась дара речи, растерявшись при виде этого совершенного мужчины, делившего с ней постель и заявившего права на ее сердце.

– Ты принес с собой музыку, – сказала она.

– Да. Я принес музыку, – ответил он.

Болтон пересек комнату в три шага. Только когда он встал перед ней, она заметила в его руке индейское одеяло – многоцветное, как радуга после летнего дождя.

– Я рад, что ты в этом розовом халате, – сказал он, накидывая одеяло ей на плечи. Затем бережно поднял ее на руки. – Это то, что нужно.

– Для чего? – удивилась она.

– Чтобы начать все сначала, – пояснил он.

Когда он покидал комнату, направляясь к лестнице, оркестр Бернстайна все играл и играл музыку того же Копленда.

– Куда ты меня несешь? – спросила Вирджиния.

– В путешествие, у которого не будет конца, – ответил Болтон.

Музыка не смолкала, пока он решительными шагами пересекал гостиную, прихожую и распахивал входную дверь. Прямо за крыльцом стоял один из ее арабских скакунов, оседланный и накрытый еще одним индейским одеялом.

Вирджиния даже и не подумала возмущаться, когда Болтон осторожно посадил ее на жеребца, а сам пристроился впереди нее. Ее одолевало любопытство, и она стремилась узнать, что он замышляет. Более того, ее охватило чувство неизбежности – ее подхватила волна, подвластная ей не более, чем океанские волны.

– Держись меня крепко, Вирджиния. Не отпускай, – говорил Болтон.

– Не буду. – Она обхватила руками талию Болтона и прислонилась головой к его спине. – Никогда не отпущу, – прошептала она, но ее слова затерялись в шуме ветра и в цокоте копыт.

Над ними простиралось голубое небо, а вокруг виднелась земля – холмы, луга, леса и озера, расцвеченные в осенние краски. Вирджинию охватило приятное возбуждение. Земля была чем-то надежным и прочным, неисчерпаемым источником силы.

Что значат жизненные передряги, пока у нее есть земля? Что значат нелегкие испытания, пока у нее есть Болтон?

Они миновали конюшню, загоны, обогнули озеро и въехали на вершину холма. Здесь, неподалеку, стоял вигвам Болтона, почти такой же высокий, как и окружавшие его деревья.

– Скажи на милость, как…

– Келли разобрала его и перевезла сюда, воспользовавшись услугами транспортной компании. – Он натянул поводья, спешился и помог Вирджинии спуститься на землю, обращаясь с ней так, словно она стала стеклянной. – Мы еще не завершили начатое, а поскольку ты не можешь вернуться в горы, я доставил горы к тебе.

– Ты замечательный мужчина, – прошептала она.

– А ты – замечательная женщина, – заверил он ее.

Он развернул одеяло и накинул им на плечи, и под его защитными складками они стояли друг против друга – грудь в грудь, сердце в сердце.

– Я люблю тебя, Вирджиния Хэйвен. Полюбил с того самого мгновения, когда увидел тебя скачущей на белом жеребце. Твои волосы напоминали кукурузу, а щеки раскраснелись, как распустившиеся розы.

Его близость распалила ее, и она прижалась к нему, наслаждаясь теплом его тела и пробудившейся в нем страстью.

– Я укрыл тебя своим одеялом и сделал тебя своей. Я отдал тебе свое семя и сделал тебя своей навечно. Мое сердце я отдал тебе, и ничто нас больше не разлучит.

Он подтвердил свои права поцелуем – нежным и требовательным одновременно, – подхватил ее на руки и внес в вигвам.

– Болтон… я должна тебе что-то сказать. Что-то очень важное, – пыталась сказать она.

– Нет ничего важнее этого… – Он расстелил на полу одеяло и опустился на него, держа в объятиях Вирджинию. Склонившись над ней, он уложил ее светлые волосы ореолом вокруг лица и поцеловал шелковистые пряди.

Вирджиния забыла обо всем, кроме своего невообразимо прекрасного воина из племени апачей и чувств, которые он вызывал в ней. Он покрывал поцелуями ее лицо, целовал ее губы, покусывая и пробуя их на вкус, исследуя и наслаждаясь ими.

– Болтон… ты нужен мне. – Она крепко обвила его руками. – Не останавливайся… пожалуйста, не останавливайся.

– Никогда, моя любовь, никогда.

Он ласкал и целовал ее шею, и только когда наконец поймал концы пояса ее халата, она вспомнила про повязку… и рану, скрывавшуюся под ней.

Ухватившись за ворот халата, она поплотнее запахнула его полы. Он накрыл ее ладони своими.

– У меня там шрам, Болтон, – в испуге прошептала она.

– Лишь бы не было шрамов в душе и на сердце. Ты осталась нетронутой, Вирджиния.

Внезапно Вирджиния осознала, что для этого мужчины не существует ничего половинчатого. Если она любит его, то должна будет отдаться ему полностью, со всеми своими шрамами.

Она разжала руки, и Болтон распахнул на ней халат. Он стал ласкать ее правую грудь, затем дотронулся до повязки, скрывавшей левую. Ласково, почти благоговейно, он поцеловал повязку.

Она запустила пальцы в его волосы и притянула его к себе. Любовь так переполняла ее, что Вирджинии казалось, будто она состоит из множества сверкающих осколков, таких же ярких, как звезды на ночном небе.

Болтон приподнял голову и посмотрел на нее.

– Ты меня любишь, Вирджиния? – спросил он.

– Да, Болтон. О, да! – воскликнула она, дрожа.

Он отыскал ее губы, и поцелуй так распалил их желание, что его больше нельзя было не замечать.

– Я люблю тебя, я люблю тебя, – повторяла она, когда он входил в нее.

И, отбросив последние тени сомнений, Вирджиния поняла, что нашла свою истинную любовь, что встреча с Болтоном Греем Вульфом вовсе не случайна, а предопределена судьбой. Все ее прежние сомнения как ветром сдуло, и Вирджиния обрела свободу и может испытывать безграничную любовь, любить и быть любимой, на что имеют право лишь вольные существа.

Помня о недавней операции, Болтон был осторожен с ней и так нежен, что она воспарила высоко над землей, словно на орлиных крыльях. И крыша его вигвама была их домом, пока снаружи не взошло солнце и не стих резкий осенний ветер.

Она раскрылась ему, как никогда раньше, а он, двигаясь мощно и томительно медленно, нашептывал ей слова любви на своем родном языке. Затем он закутал ее в розовый халат и край одеяла и крепко обнял.

– Мое сердце принадлежит тебе, Вирджиния. Скажи, что возьмешь и мое имя, – сказал он.

Великодушие и абсолютная честность этого предложения поразили Вирджинию.

– Ты предлагаешь мне выйти за тебя замуж, даже не зная, больна ли я раком? Не зная, будет ли у меня одна грудь или две?

– Одно из удивительнейших созданий, пришедшее к нам из легенд, обладало всего одним рогом, – заявил Болтон очень серьезным тоном.

– Единорог? – спросила Вирджиния.

– Да, единорог. – Болтон погладил ее по волосам. – Тварь, наделенная колдовским могуществом. Лишь глупцы пренебрегают волшебством.

Вирджиния улыбнулась.

– Таков твой ответ? – спросила она.

– Таков мой ответ, – подтвердил он.

– На моей левой груди останется шрам, но и только. У меня нет рака. Доктор Мейсон назвал это чудом, – проговорила она.

– Великий Маниту услышал мои молитвы! – торжественно произнес Болтон.

Завораживая ее взглядом своих голубых глаз, он поцеловал ее в лоб, затем приподнялся на локте, чтобы видеть лицо, дороже которого ему не найти во всем мире, и медленно протянул ей правую руку.

У Вирджинии больше не было сомнений, только глубокая уверенность в его искренней любви. Она, улыбаясь, вложила свою ладонь в его.

– Да, Вирджиния, это чудо, но любовь чудеснее всех чудес.

Вирджинии никогда не надоедало любоваться вечерней зарей над горами. Она развернула свой стул к окну и наблюдала, как небо из голубого превращается в розово-золотистое, затем бледнеет до сумеречно-розоватого, чтобы затем окраситься в насыщенный темно-пурпурный цвет. Только когда горы заволокло тенью, она снова повернулась к компьютеру.

Она напечатала последнее слово в последней фразе заключительной главы ее нового романа, а затем перешла к странице с посвящением.

«Моему любимому, чья любовь сопровождает меня каждую минуту, каждый час, каждый день, каждый год«.