Наталья Калинина - Аромат колдовской свечи

Но круг грозил вскоре разорваться, потому что в этот раз Мишель собиралась уйти навсегда.

В мрачном настроении, всей душой желая, чтобы этот день поскорей закончился, Ника вышла на крыльцо и, поежившись от ледяного ветра, приподняла воротник дубленки. Здание редакции располагалось в двадцати минутах от метро, и девушка привычно помедлила, раздумывая, топать ли по холоду до станции или подождать автобуса. Впрочем, транспорт можно прождать долго, и пешком может получиться быстрее, к тому же при быстрой ходьбе она не замерзнет. Подумав так, Ника спустилась с крыльца и направилась было в сторону метро, но услышала за спиной оклик:

– Вероника! Болдырева!

Она оглянулась и с удивлением увидела секретаршу Леру Сосновских, отчаянно машущую ей рукой из припаркованной неподалеку машины.

Когда Ника приблизилась к дорогой и холеной, как и сама Валерия, иномарке, Сосновских распахнула дверь со стороны пассажирского сиденья.

– Хочешь, я тебя к метро подброшу? – Голос у Лерочки был заискивающий, будто она не услугу предлагала, а просила о великом одолжении. И Ника заподозрила, что секретарша не просто так предложила подвезти ее до метро. Более того, было похоже, что Валерия специально поджидала ее.

– Давай, – не стала ломаться Ника и села в салон.

Лера завела двигатель, и только после того, как машина плавно тронулась с места, завела разговор:

– Я с тобой поговорить хотела. О Стасе. Я хочу знать все подробности. Ты была с ним, когда он…

Девушка запнулась, и Ника с тревогой покосилась на нее: как бы опять не закатила истерику. Но нет, с виду Валерия казалась спокойнее и гораздо бодрее, чем утром. Она привела себя в порядок и сейчас выглядела, как всегда, безупречно: жемчужные волосы гладко зачесаны, на фарфоровом личике – умело сделанный макияж. И только дрогнувший голос и то, с каким остервенением Лера вцепилась в руль, выдавали ее напряжение.

– Если не торопишься, могли бы заехать в одно место, где вполне прилично кормят. Я тебя приглашаю, – предложила Сосновских, не отрывая взгляда от дороги.

– Спасибо, Лера, но я на самом деле тороплюсь, – вежливо ответила Ника, с трудом подавив желание принять приглашение. Если она засидится в ресторане или кафе, точно не купит, как планировала, продуктов. Конечно, можно отложить поход в супермаркет на завтра, с голоду она от этого не помрет, но Ника не знала, чего ожидать от секретарши. Та может вновь разреветься, и тогда возиться с ней придется очень долго.

– Свидание? – с некоторой горечью в голосе поинтересовалась Лера, переводя Никин ответ на свой лад. Та не стала отрицать, лишь промычала что-то невразумительное. – А мы со Стасом поссорились… – глухо обронила Лера. – Как раз накануне. Если бы я знала! Если бы! Он позвонил мне, стал говорить что-то про свою жену, которую не может сейчас оставить по каким-то там очень важным для него или нее причинам. Я вспылила и сказала, чтобы он мне больше никогда не звонил. Понимаешь? Ни-ког-да! Как я могла подумать, что мое пожелание исполнится!

– Лер…

– Не надо, не утешай меня!

– И все же. Он тебе звонил. Как раз перед тем как…

Лера всхлипнула, но справилась с назревающей истерикой.

– Расскажи мне, как все произошло, – потребовала она и опасно не сбросила скорости на повороте. Ника машинально вцепилась пальцами в сиденье и неодобрительно покосилась на девушку: та совершенно не думала о безопасности.

– Я сама мало что знаю. Хоть и была там.

Ника закончила свой короткий рассказ в тот момент, когда Лера припарковалась возле метро. За всю дорогу Сосновских не вымолвила ни слова. Даже остановив машину, продолжала сидеть молча. И только когда Ника решила нарушить тишину, наконец-то произнесла:

– Не спрашивай, откуда, но я сегодня узнала о результатах медэкспертизы. Постановили, будто причина смерти Стаса – сердечная недостаточность. Но я не верю. Он был здоров как бык. Мне ли не знать… Такие секс-марафоны выдерживал! Я уставала, а он – хоть бы что! Какая тут сердечная недостаточность, о чем они? Не верю я, что он вот так просто взял и умер. Не верю!

И Сосновских вновь погрузилась в тяжелое и долгое молчание.

– Лер, – не выдержала Ника. Валерия вздрогнула, будто неожиданно обнаружила постороннее присутствие, и посмотрела на пассажирку затуманенным взглядом.

– Не надо, не говори ничего.

– Не буду.

– Спасибо, что рассказала мне все, как было, – отстраненно поблагодарила Лера, и Нике показалось, будто в васильковых глазах девушки вновь мелькнули слезы. – Ты, кажется, говорила, что торопишься…

– Да, конечно, – поспешно засуетилась Ника, поняв откровенный намек Валерии. – Спасибо, что подвезла.

– Не за что. Извини, мне нужно побыть одной…

– Понимаю. Ну, пока?

– Пока.

Направившись к метро, Ника не удержалась и оглянулась. Так и есть, Лерина машина все так же стоит на месте, а сама хозяйка, не погасив в салоне света, сидит, уронив голову на сложенные на руле руки. На мгновение мелькнула мысль, что, наверное, не следовало оставлять Сосновских одну, но, с другой стороны, Ника не знала, как ей помочь.

Дома, загружая в морозилку коробки с замороженными котлетами, блинчиками и пельменями, она не могла отвязаться от запавших в память слов Леры о том, что Стас не страдал сердечными заболеваниями, но умер якобы от сердечной недостаточности. Хотя Лера могла и не знать, было у Стаса больное сердце или нет: вряд ли тот стал бы рассказывать любовнице о своих болячках. Кто о них может знать, так это жена. Может, позвонить этой женщине, расспросить? Впрочем, о чем это она… Зачем? С какой стати собирается сунуть нос в дела, которые ее не касаются?

А ведь Эдичка тоже умер от сердечной недостаточности, при этом сердце у него было здоровое…

Силясь отогнать навязчивые мысли о таких похожих смертях сотрудника и приятеля, Ника постаралась переключиться на другое. Стоит подумать об ужине. Вопреки недавним обещаниям самой себе начать питаться домашней едой, она опять накупила полуфабрикатов. Но что поделать, если ни времени, ни сил на готовку не остается? Тем более что, провозившись часа два на кухне, она все равно рискует остаться голодной: мясо у нее либо пригорало, либо оставалось сырым, макароны и те умудрялись развариться до кашеподобного состояния и не вызывали ни малейшего желания их съесть. «Никто тебя замуж не возьмет, если не научишься нормально готовить!» – часто выговаривала ей мать еще до отъезда в Америку.

– А вот и фиг! Возьмут! – с вызовом, будто мама присутствовала на кухне, сказала Ника. – Выйду замуж за повара! Или, что еще лучше, за владельца ресторана!

Пытаясь не слушать ехидный внутренний голос, напомнивший об Андрее, она с силой захлопнула дверцу морозилки и сунула в микроволновку замороженную лазанью. И в этот момент раздался звонок в дверь.

На пороге стоял молодой парень в форме с эмблемой службы почтовой доставки.

– Болдырева Вероника? – осведомился курьер и, когда девушка подтвердила, протянул ей тонкий конверт формата А4 и бланк: – Распишитесь.

Проводив курьера, Ника с пакетом прошла на кухню. Подпись отправителя стояла самая безликая: Иванов Иван Иванович. Возможно, человека, отправившего этот пакет, на самом деле звали так, но в это почему-то не верилось. Адрес отправителя указан не был. Ника в недоумении разглядывала конверт со всех сторон, медля с тем, чтобы его открыть.

– Интересно, как это служба доставки согласилась принять пакет от человека, назвавшегося вымышленным именем?

И тут же вспомнила, что парень-курьер не изъявил желания увидеть ее паспорт.

– Халтурят, – осудила Ника службу доставки и надорвала край пакета.

Из конверта она вытащила три листа с напечатанным на них текстом, в котором не без удивления признала еще два отрывка из уничтоженной рукописи Эдички. Уж не он ли сам скрывался под именем Иванова Ивана Ивановича? Но не успела Ника додумать эту мысль до конца, как из перевернутого конверта выпал еще один листок, блокнотного формата. «Вы в опасности. Берегитесь», – было написано на нем от руки печатными буквами. И эта странная анонимная записка, то ли с угрозами, то ли с предостережениями, уверила девушку в том, что пакет был вовсе не от Эдички.

На похоронах Ника не плакала, как многие девушки из редакции. Чувствуя неловкость за свои сухие глаза и излишнее любопытство, так некстати поднявшее голову, она украдкой обвела взглядом толпившихся возле свежей могилы людей. Проводить Стаса в последний путь пришло много народа: фотограф он был довольно известный. Разглядывая его друзей, коллег и родственников, Ника неприлично надолго, рискуя быть разоблаченной в своем неуместном любопытстве, задержала взгляд на вдове Стаса. Когда-то от местных кумушек-сплетниц она слышала, что супруга фотографа старше его на несколько лет, и ожидала увидеть оплывшую тетку с печатью усталости на простоватом лице и испорченными перманентом волосами. Но вдова Стаса оказалась молодой женщиной с тонкими правильными чертами лица и темными, как маслины, глазами, выдававшими примесь южной крови. Держалась она довольно стойко, провожала своего неверного мужа в последний путь без истерик и рыданий. Ее привлекательному лицу удивительно шла аристократичная выдержанная скорбь. Ника с недоумением подумала о том, как Стас мог направо и налево изменять такой женщине. Неудивительно, что сейчас она хоронит своего неверного супруга с такой отчужденной холодностью.

Спохватившись, что нехорошо осуждать ушедшего в мир иной, Ника отвела взгляд. Странное ощущение – находиться на похоронах безвременно ушедшего талантливого коллеги, с которым она была в неплохих отношениях, и сейчас ровным счетом ничего не испытывать: ни скорби, ни сожаления, ни грусти. Может, лишь… небольшую скуку и досаду. Будто находится она не на похоронах, а на неинтересном светском мероприятии, на которое ее обязали явиться.