– Ты так и не решилась? – обеспокоился Егор.

– Я-то, может, и решилась, – задумчиво произнесла девушка, накручивая на палец отросшую прядь волос. – Только ты можешь передумать. Я ведь далеко не принцесса!

– А мне и не нужна принцесса, мне нужна обыкновенная девушка.

– Спасибо за «обыкновенную», мастер комплиментов, – съязвила Ника. – Между прочим, каждая девушка, даже я, в душе надеется, что для любимого мужчины она отнюдь не обыкновенная.

– Ты у меня самая необыкновенная! – с готовностью подтвердил Егор.

Ника, немного подумав, осторожно спросила:

– Зачем тебе на мне жениться? Даже если я необыкновенная. Я неаккуратная, и от того беспорядка, который я развожу, даже тараканы в ужасе сбегают.

– А уборщица на что? – нашелся Егор. – Она и будет наводить порядок.

– Я не умею готовить, – продолжала каяться Ника.

– Значит, питаться будем только в ресторанах. Благо у меня их несколько собственных.

– Я пишу по ночам…

– Я тоже работаю по ночам!

– Значит, мы будем драться за место у компьютера.

– Зачем драться? Купим пятьдесят компьютеров.

– Даже не знаю, какие еще доводы привести…

– А не надо приводить! Потому что на каждый твой довод я найду десять контрдоводов. Так зачем спорить? Проще согласиться! Согласна?

Вместо ответа Ника, прищурившись, посмотрела на солнце, улыбнулась и потянулась к Егору с поцелуем.

– Ты откуда такой нарядный? – спросила она с опозданием, вдоволь нацеловавшись. – С деловой встречи?

– Да так, – неожиданно смутился он.

Ника подозрительно нахмурилась:

– А ну давай, выкладывай!

– Да понимаешь… Помнишь ту твою статью про проблемы деревень? Очень она меня впечатлила, а точнее, проблемы…

– Неужели ты решил заняться спонсированием? – недоверчиво прищурилась девушка.

– Ну… В общем… В какой-то мере да. Я только что со встречи с одним губернатором, обсуждали кое-какие планы. Да, в какой-то мере я буду спонсировать деревни в его области. А деньги на это брать из нового дела. Я вот подумал, что неплохо было бы выкупить одну-две заброшенные деревеньки в живописном месте и организовать там что-то вроде базы отдыха. Рыбалка, охота, лес, природа, свежий воздух… А часть доходов пускать на поддержание остальных деревень. Вот такая моя задумка. Ну, как тебе?

– Неплохо, – засмеялась Ника и вновь потянулась к нему с поцелуем.

* * *

Андрей вышел на крыльцо магазина, вытащил только что купленную пачку сигарет и похлопал себя по карманам в поисках зажигалки. Неужели потерял? Он порылся в карманах армейской куртки, затем – в карманах штанов. Обнаружил платок, смятый билет в кино, в которое ходил в одиночестве в прошлое воскресенье, булавку, пластмассовую расческу с двумя выломанными зубчиками. А зажигалки не было. Андрей зашипел, как от боли, потому что курить хотелось смертельно, а очередь в этом магазине была как в советские времена – нескончаемая. Он уже почти привык к новой части, к большой, но пустой служебной квартире, в которой из мебели всего-то и было, что старая кровать, стул да стол (даже шкафа не было, и вещи так и лежали не разобранными, в двух чемоданах). Привык он и к веселому, любившему выпить соседу Сереге, и к его шумной жене Валентине, чей трубный глас доносился через тонкую, будто картонную стену в его квартире с такой громкостью, словно Валентина чихвостила не своего вернувшегося навеселе мужа, а Андрея. Да к многому он уже успел привыкнуть! Только не к очередям в этом торгующем и продуктами, и средствами гигиены, и прочими нужными в хозяйстве вещами магазине. Каждый раз, открывая тяжелую дверь, Андрей словно возвращался в советские времена с их очередями, горластыми продавщицами, шумными покупателями. Он старался ходить за провизией пореже и закупался на несколько дней вперед, даже хлебом. И вот теперь, чтобы купить трехкопеечную пластмассовую зажигалку, ему снова придется потерять в очереди кучу драгоценного времени.

Но делать нечего, курить хотелось. Андрей обреченно развернулся к входу и чуть не получил по лбу дверью.

– Ой, извините! – испуганно вскрикнула худенькая девчушка, всерьез напуганная тем, что нечаянно ударила его.

– Ничего, ничего, я жив, – усмехнулся Андрей. – Тот, кто устанавливал здесь такую тяжелую дверь, вряд ли подумал о хрупких девушках вроде вас.

Незнакомка смутилась еще больше. Ее белое личико залила нежная краска. Она потупила глаза, застенчиво улыбнулась и, еще раз извинившись, стала спускаться с крыльца.

«И откуда в этих местах такой нежный цветок?» – недоуменно подумал Андрей, провожая незнакомку взглядом. Девушка как две капли воды была похожа на Нику. Худенькая чуть ли не до прозрачности, немного угловатая, как подросток, из-под беретки выбиваются светло-рыжие волосы. И краснела она так же, как Ника, – мгновенно.

– Ника! – неожиданно вырвалось у него.

Девушка, сделав пару шагов, недоуменно оглянулась:

– Вы мне?

– Простите… Вы напомнили мне одну знакомую.

Он стоял перед девушкой, чувствуя неуместную неловкость. Вглядевшись в личико незнакомки, Андрей понял, что она не школьница, как ему показалось вначале, а вполне взрослая девушка лет двадцати шести – двадцати семи. Его ввело в заблуждение хрупкое телосложение, но взгляд серых глаз принадлежал отнюдь не юной девушке, а молодой женщине, в этом ошибиться было невозможно.

– Сожалею, – улыбнулась она. – Меня зовут не Ника, а Надежда.

– Значит, Надежда. Гм… Очень хорошо. А я – Андрей. И давно вы, Надежда, здесь живете?

– С рождения. А вы?

– Три недели.

Разговор между ними завязался легко и быстро. И вот уже Андрей, забыв о том, что собирался закурить, провожает новую знакомую, а она по дороге рассказывает ему о поселке, о своих родителях, учениках (выяснилось, что Надежда преподает в местной школе русский язык и литературу). Остановившись возле дома Надежды, они все никак не могли распрощаться и расстались лишь после того, как договорились встретиться завтра.

Андрей возвращался к себе окрыленным. Поселок, который он поначалу посчитал серым, скучным, блеклым, вдруг показался ему ярким, будто раскрашенным акварелью и наполненным солнечным светом. Андрей вновь обрел надежду. Или встретил свою Надежду.

* * *

– Гад ты синебрюхий, Васек! Сволочь последняя! Хрен собачий!

Местная бомжиха, известная под именем Зинка Шепелявая, долго пыталась разбудить своего «мужа» и верного собутыльника Васька. Отчаянно матерясь и ругаясь, она пинала развалившегося на дощатом полу строительного вагончика мужика, но тот не подавал признаков жизни.

Накануне Зинка и Васек в компании еще двух бомжей – Федяни и Степашки – праздновали Зинкин день рождения. Пир в строительном вагончике на замороженной стройке развернулся царский: в качестве подарка имениннице гости принесли пол-ящика паленой водки. Откуда им обломился такой бесценный подарок, Федяня и Степашка хитро промолчали. Но ни Зинку, ни Васька подробности не интересовали. Главное, что водки оказалось много. Именинница первая забылась тяжелым пьяным сном, а когда проснулась на следующий день в сером, как сумерки, похмелье, обнаружила в вагончике лишь Васька. Ни Федяни, ни Степашки уже не было. Зинка выматерилась, вылезла из вагончика на улицу – справить малую нужду – и вернулась будить собутыльника.

По опыту она уже знала, что разбудить его можно лишь ощутимым пинком в бок. Но в этот раз Васек не подал признаков жизни даже после того, как Шепелявая, не церемонясь, пнула его в бок с такой силой, что ушибла ногу. Разрядив боль виртуозным ругательством, Зинка наконец-то встревожилась и наклонилась к сожителю.

– Васек, – на этот раз уже ласково позвала она его. – Васек… – И в этот момент осознала, что Васек больше никогда не отзовется. – Сволочь ты… Сволочь… – завыла Зинка, опускаясь на дощатый пол рядом с уснувшим вечным сном собутыльником и размазывая по грязному одутловатому лицу слезы. – Хрен ты собачий, как же я теперь без тебя?

Но горевала она недолго, быстро сообразив, что, если ее застанут рядом с почившим приятелем, от милиции будет не отвязаться. Тяжело поднявшись, бомжиха торопливо принялась собирать в грязную котомку с одной оторванной ручкой все свое богатство: дырявое вонючее одеяло, засаленные карты, чудом уцелевшую после «пира» бутылку водки, спички. Напоследок, прежде чем уйти, она еще раз хозяйским взглядом окинула вагончик, дабы не забыть чего. И всплеснула руками, увидев, что чуть не позабыла главную драгоценность – осколок зеркала, который ей подарил вчера в честь дня рождения Васек. Зинка бросилась к подарку, лежащему на деревянном ящике, и крепко выругалась, увидев, что половина зеркала заляпана воском от расплавленной до застывшей бугристой лужицы свечи.

– От дела-то какие! – сокрушенно бормотала Шепелявая, нестриженным грязным ногтем отколупывая с поверхности зеркала восковые лепешки. Когда большая часть зеркала оказалась очищенной, бомжиха горделиво глянула в него, но вместо своих опухших и мутных глаз неожиданно встретила незнакомый взгляд – острый, хищный, внимательный, даже чуть-чуть насмешливый. От неожиданности и испуга бомжиха едва не выронила зеркало, но тут же с облегчением выматерилась, увидев в нем свои привычные заплывшие глаза неопределенного цвета. Даже фингал, который она заработала, когда Васек на прошлой неделе от большой любви засветил ей в глаз, и тот был на месте, светил-переливался желто-зелеными оттенками.

– От померещица же такое! – с удивлением сказала Зинка. – Никак водярочка шутит!

Она вышла из вагончика и, пошатываясь, побрела со стройки прочь.

Если бы кто в этот момент повнимательнее пригляделся к ней, то подивился бы диковинному явлению: бомжиха отбрасывала необычную тень, напоминающую силуэт сгорбленного бородатого старика. Но никому до Зинки и ее тени не было дела. А сама она назад не оглядывалась.