– Ну и что ты хотел этим мне сказать? – вслух рассердилась Ника. – Намекнуть своими пнями, что я – полный пень? Да, я пень! Твои загадки мне непонятны! Это тебе нравилось составлять и разгадывать ребусы, а не мне.

Она встала, поставила грязную чашку в раковину, сложила листы обратно в конверт и, решив, что сегодня ей уж точно не разгадать ребус Эдички, направилась в комнату. По пути она захватила из коридора дорожный рюкзак, чтобы переложить из него свой блокнот с записями и фотокамеру Стаса в сумку, с которой ходила на работу. Блокнот ей понадобится завтра для работы, а с камеры она собиралась скачать фотографии в рабочий компьютер. Вчера, несмотря на потрясение, вызванное смертью коллеги, девушка по какому-то наитию спрятала дорогую фотокамеру в рюкзак еще до прихода милиции. Об остальных вещах Стаса позаботилась уже не она.

Ника не стала церемониться и вывернула содержимое рюкзака прямо на ковер. И в куче из белья, рассыпавшихся средств гигиены, оберточной бумаги, использованных влажных салфеток нашла то, что искала: черный чехол, в который была спрятана камера, и свой изрядно потрепанный блокнот. Но среди вещей оказалась и одна неожиданная находка – толстая оплавленная свеча. Ника дрожащими пальцами подняла ее и поднесла к лицу, чтобы лучше разглядеть. Как свеча оказалась у нее в рюкзаке, девушка не имела понятия, но предположила, что в состоянии шока прихватила ее вместе с камерой, валявшейся возле мертвого Стаса. Свеча была из какого-то темного материала – то ли воска, то ли парафина – с черными вкраплениями. Ника повертела ее в руках, подумала, что надо бы выбросить, и машинально сунула в карман кофты. Затем положила камеру и блокнот в свою рабочую сумочку, рассортировала вываленные на ковер вещи – что в стирку, что на выброс – и, сладко зевнув, с удовольствием подумала, что дела на этот день окончены, остается принять душ и лечь в постель.

III

Когда Ника, опоздав на добрых два часа, влетела в редакцию, то застала там не привычную ежедневную суету, а незнакомую нелепой здесь тишиной обстановку. Нет, работа продолжалась: так же спорили в кабинетах, бегали по коридорам, а в воздухе витал неистребимый кофейный дух, но только все это казалось сегодня другим – не настоящим, а будто декорациями к пьесе под названием «Все нормально. Ничего не случилось». Случилось. Умер первоклассный фотограф Стас, и сотрудники, занимаясь своими повседневными делами, не могли об этом не думать. Сбивались в кучки, сокрушенно перешептывались, вновь возвращались к своим делам и через короткие промежутки времени опять отправлялись небольшими компаниями в курилку или заваривали кофе, чтобы поговорить о неожиданной смерти коллеги.

Ника прошла к своему рабочему месту и, делая вид, что не замечает ни внезапно наступившей при ее появлении тишины, ни любопытно-настороженных взглядов сотрудников, наклонилась, чтобы включить компьютер.

– Опоздала, Болдырева.

Услышав голос главреда, девушка от неожиданности стукнулась затылком о столешницу и, зашипев от боли, вынырнула из-под стола.

– Зайди ко мне.

– Угу, – покорно промычала она и проводила взглядом удаляющуюся спину шефа. Едва тот вышел за дверь, Нику тут же обступили коллеги.

– Болдырева, что у вас там стряслось?

– Как это случилось, Ник?

– Бедный Стас… Почему он умер, Вероника?

– Ты видела, как это произошло?

От такого количества задаваемых одновременно вопросов у нее закружилась голова. Ника поморщилась и беззлобно обронила:

– Стервятники. Спасибо, что диктофоны не вытащили.

В другой ситуации шутка была бы воспринята и одобрена, но сейчас коллеги жаждали получить информацию, что называется, из первых уст. И неизвестно, что ими двигало больше: скорбь или профессиональный интерес. Игнорируя вопросы и возгласы, Ника протиснулась сквозь толпу сотрудников и вышла из комнаты.

В кабинете главреда кофейный дух смешался с устойчивым, въевшимся в стены и мебель табачным запахом. Сам шеф с неизменной сигаретой в пальцах просматривал материалы. И когда Ника вошла, он, не отрываясь от бумаг, будничным тоном, словно речь шла не о гибели сотрудника, произнес:

– Рассказывай, Болдырева.

– О Стасе?

– Ну о ком же еще. – Шеф наконец-то положил бумаги на стол и посмотрел на Нику удивленно, словно поражаясь ее непониманию. И так как та замешкалась с ответом, нетерпеливо поторопил: – Давай-давай! Мне нужно знать все.

«Мне нужна свежая и подробная информация!» – так обычно распалялся он на летучках. Ника вздохнула и, словно отчитываясь на утренней планерке, рабочим тоном рассказала все, о чем знала сама.

– Вот и все, – закончила она. – Что касается статьи, то напишу ее сегодня, материал у меня с собой. Единственное, надо бы скинуть фотографии с камеры Стаса на мой компьютер.

– Камера у тебя? – приподнял одну бровь шеф. И Ника призналась, что успела спрятать ее в свою сумку.

– Очень хорошо, – без эмоций одобрил главред. – Потом вернем ее жене Стаса. Она, кстати, сегодня с утра звонила: похороны – в пятницу. Мы, конечно, со своей стороны поможем…

Шеф, поджав губы, задумчиво повертел в пальцах новую сигарету, а затем, спохватившись, кивнул девушке:

– Иди, Болдырева. Статью принесешь позже.

Поднимаясь на свой второй этаж, Ника неожиданно услышала всхлипывания и неразборчивые бормотания, доносившиеся из курилки, расположенной под лестницей. Она остановилась и, перевесившись через перила, попыталась в подлестничном полумраке разглядеть того, кто плачет. Узнав секретаршу Валерию Сосновских, Ника торопливо сбежала по лестнице и растерянно остановилась перед девушкой.

– Лерка?

Выглядела Валерия не лучшим образом. Ее лицо, кукольной красоте которого Ника втайне завидовала, было покрыто неровными пятнами румянца, щеки – в грязных подтеках расплывшейся туши, покрасневшие от слез глаза опухли настолько, что превратились в щелки. В пальцах девушка сжимала тлеющую сигарету с выросшим столбиком пепла.

– Ну, чего пришла? Иди, куда шла! – истерично взвизгнула Сосновских и вытерла лицо ладонью.

– Ты плачешь… – развела руками Ника.

– А сама разве не ревела? – с вызовом вскинула голову Валерия. – Ты же ведь была с ним, когда все случилось!

Она бросила сигарету прямо на пол и, закрыв лицо ладонями, завыла. Ника, растерянно хлопая глазами, стояла перед плачущей девушкой, не зная, что сказать или что сделать. Да и какие тут могут быть утешения…

– Расскажи мне, как он умер? Что сказал перед смертью? Он вспоминал меня?! – отняв руки от заплаканного лица, неожиданно выкрикнула Лера.

Ника вздрогнула и неуверенно протянула:

– Ну-у…

– Нет, не надо! Не говори! Я не хочу слушать! Я не хочу слышать о том, что он умер!

И Валерия зажала ладонями уши.

– Лер, пойдем в туалет. Умоешься.

Ника подхватила девушку под локоть. Та, что удивительно, послушалась и, пошатываясь, словно тяжелобольная, побрела в туалет.

Возиться с секретаршей пришлось довольно долго, но в конце концов та немного успокоилась, умылась и нанесла на лицо тональный крем, замаскировавший красные пятна. Ника проводила секретаршу на рабочее место, заварила кофе и, поставив перед ней чашку, спросила:

– Тебя одну оставить или побыть с тобой?

– Оставь меня, – хриплым от слез голосом попросила Сосновских.

– Уверена?

Секретарша кивнула и, судорожно сглотнув, произнесла:

– Спасибо.

Ника пожала плечами и вышла из приемной.

Старательно игнорируя перешептывания и любопытные взгляды, она сделала вид, что углубилась в работу. Пару раз ее отвлекли, приглашая на обед, но Ника оба раза отказалась. Ей хотелось пообедать в одиночестве, не отвечать на бесконечные расспросы сотрудников, которые все еще не потеряли надежды выпытать у нее подробности трагической командировки. Она дождалась, когда комната опустела, выключила компьютер, накинула дубленку и, проигнорировав общую столовую, вышла на улицу. Неподалеку от здания редакции располагалось кафе, в котором, как Ника знала, неплохо и недорого кормили.

Во время еды она старалась не думать ни о статье, ни о Стасе, ни о рукописи Эдуарда и, чтобы отвлечься, на салфетке стала составлять список необходимых покупок. Какой бы уставшей она себя ни чувствовала, после работы придется зайти в супермаркет за продуктами. В холодильнике – мышь повесилась. Мать всегда критиковала Нику за то, что та была отвратительной хозяйкой. Что бы было, если бы мама неожиданно вернулась из Америки и застала в когда-то блистающей хирургической чистотой квартире разбросанные вещи, пыль на мебели, пустой холодильник и грязную посуду в раковине! Страшно подумать, какой скандал закатила бы она своей неряшливой дочери.

– Как будто у меня есть свободное время для ежедневной уборки, – буркнула себе под нос Ника, словно мать и впрямь только что выговорила ей за беспорядок. И вновь вернулась к списку продуктов. Ходить по продуктовым магазинам она не любила. Чаще всего такие походы заканчивались тем, что Ника набирала в тележку кучу продуктов, без которых могла бы обойтись, и забывала самое главное, как, например, хлеб или молоко. К тому же непродуманные покупки съедали с ее кредитки отнюдь не ту сумму, которую она рассчитывала потратить.

– Мама права, я отвратительная хозяйка, – вздохнула Ника и решительно вычеркнула из только что составленного списка чипсы, шоколад и кока-колу. Вместо этого вписала яйца (надо хотя бы раз сподобиться приготовить себе омлет!), овсянку (давно уже собиралась начать завтракать не пустым кофе, а полезной кашей) и сок. Ну, полуфабрикаты, которые можно приготовить в микроволновке за пять минут, она и без списка купит.

Вернувшись после обеда на свое рабочее место, Ника занялась скачиванием фотографий с камеры Стаса на свой компьютер. И мысли, о которых она так старалась избавиться, вновь атаковали ее. Эдичка, рукопись, ночевка в заброшенном доме, смерть Стаса… Сюжет для дешевого триллера.