— Понимаешь?

Она подтолкнула конверт в мою сторону.

— Ты не хочешь заглянуть в него?

Я кивнул.

— Хочу. Просто не сейчас.

— Ты боишься?

— Нет. Да. Я не знаю, — я провел пальцами по имени моего брата. Мы просто сидели, я и моя мама, и казалось, что время остановилось.

Она держала бокал вина, а я смотрел на фотографии моего брата.

Мой брат маленький, мой брат на руках моего отца, мой брат с моими сестрами.

Мой брат сидит на крыльце дома.

Мой брат, маленький мальчик, отдает честь моему отцу в военной форме.

Мой брат, мой брат.

Мама смотрела на меня. Это было правдой. Я никогда не любил ее больше, чем в этот момент.


ВОСЕМЬ



— Куда ушел папа?

— Он пошел увидится с Сэмом.

— Зачем?

— Он просто хочет поговорить с ним.

— О чем?

— О том, что случилось. Знаешь, они друзья. Твой отец и Сэм.

— Это интересно, — сказал я. — Папа старше.

Она улыбнулась.

— И что?

— Да, и что.


ДЕВЯТЬ



— Могу я поставить это в рамку, и повесить в моей комнате? — это была фотография моего брата, который пускал слюни на папу.

— Да, — сказала она. — Мне нравится эта фотография.

— Он плакал? Когда папа уехал во Вьетнам?

— Несколько дней. Она был безутешен.

— Ты боялась, что папа не вернется?

— Я не думал об этом. Я заставила себя не думать об этом. — Она рассмеялась. — Я хороша в этом.

— Я тоже, — сказал я. — И все это время я думал, что я унаследовал эту черту от папы.

Мы рассмеялись.

— Мы можно повесить эту фотографию в гостиной? Ты не будете возражать, Ари?

Это был тот день, когда мой брат снова был в нашем доме. В странной и необъяснимой форме, мой брат оказался домой.

Это была не моя мама, кто ответил на все мои вопросы. Это был мой отец. Иногда она слушала, как мой отец и я говорил о Бернардо. Но она никогда ничего не говорила.

Я любил ее за это молчание.

Или, может быть, я просто понимал ее.

А еще я любил своего отца, за то, как бережно он говорил. Я осознал, что мой отец был осторожным человеком. Быть одновременно осторожным с людьми, а также со словами и поступками — было очень редким явлением.


ДЕСЯТЬ



Я навещал Данте каждый день. Он был в больнице в течение четырех дней. Врачи должны были убедиться, что он был в порядке, потому что у него было сотрясение мозга.

Его ребра болели.

Врач сказал, что чтобы треснувшие ребра зажили, понадобится некоторое время. Но они не были сломаны. Это было бы хуже. Синяки заживут самостоятельно. По крайней мере, те, которые находятся на самых видных местах.

Никакого плавания. На самом деле, ему было разрешено очень мало. В основном он могла просто лежать. Но Данте любил это. Так что, все было хорошо.

Он изменился. Стал печальнее.

На следующий день, как его выписали из больницы, он плакал. Я обнимал его. Я думал, что он никогда не остановится.

Я понимал, что часть его никогда не будет таким же.

Они сломали намного больше, чем его ребра.


ОДИННАДЦАТЬ



— Ты в порядке, Ари? — Мистер Кинстана изучал меня так же, как это делала моя мама. Я сидел напротив родителей Данте за их кухонным столом. Данте спал. Иногда, когда его ребра начинали болеть слишком сильно, он принимал таблетку, от которой становился сонным.

— Да, у меня все хорошо.

— Ты уверен?

— Вы думаете, что мне нужен психотерапевт?

— Нет ничего плохого в том, чтобы встретится с врачом, Ари.

— Вы говорите, как терапевт, — сказал я.

Миссис Кинтана покачала головой.

— Ты не был таким нахалом, пока не начал дружить с моим сыном.

Я рассмеялся.

— Я в порядке, — сказал я. — Почему я должен быть не в порядке?

Родители Данте взглянули друг на друга.

— Это что, какой-то родительски знак?

— Ты о чем?

— То как мама с папой постоянно переглядываются.

Сэм рассмеялся.

— Да, думаю так и есть.

Я знал, что он говорил с моим отцом. Я знал, что он знал о моем поступке. Я знал, что они оба знали.

— Ты знаешь, кто те мальчики, не так ли, Ари? — Миссис Кинтана снова стала строгой. Не то, чтобы я возражала.

— Я знаю двоих из них.

— А остальных?

Я думал о том, чтобы пошутить.

— Держу пари, я мог бы заставить их рассказать.

Миссис Кинтана рассмеялась. Это удивило меня.

— Ари, — сказала она. — Ты сумасшедший мальчик.

— Да, я думаю, так и есть.

— Все дело в верности, — сказала она.

— Да, наверно.

— Но, Ари, у тебя могло быть множество неприятностей.

— Это было неправильно. Я знаю, что это было неправильно. То, что я сделал. Я не могу это объяснить. Они ведь не накажут этих парней, правда?

— Скорее всего, нет.

— Да, — сказал я, — полиция даже не рассматривает это дело.

— Я не забочусь о тех других мальчиках, Ари. — Сэм смотрел мне прямо в глаза. — Я забочусь о Данте. И я забочусь о тебе.

— Я в порядке, — сказал я.

— Ты уверен?

— Я уверен.

— И ты не собираешься искать других мальчиков?

— Эта мысль приходила в мою голову.

В этот раз миссис Кинтана не смеялась.

— Обещаю.

— Ты лучше, чем это, — сказала она.

Мне так хотелось верить ей.

— Но я не собираюсь платить за сломанный нос Джулиана.

— Ты сказал это своему отцу?

— Еще нет. Но я просто хочу сказать ему, что если эти уб… — Я остановился, так и не закончив произносить это слово. Были другие слова, которые я хотел сказать. — Если эти ребята не должны платить за пребывание Данте в больнице, то и я не должен платить за небольшое посещение врача Джулиана. Если папа хочет забрать мой грузовик, я не буду возражать.

На лице миссис Кинтана появилась ухмылка. А это случалось не часто.

— Дай знать, что скажет твой отец.

— И еще кое-что. Если Джулиан захочет, он может обратиться в полицию. — На моем лице тоже появилась ухмылка. — Думаете, он сделает это?

— Ты хорошо разбираешься в уличных проблемах, не так ли, Ари? — мне понравилось выражение лица Сэма.

— Да, это правда.


ДВЕНАДЦАТЬ



Мой отец не спорил с моим решением не оплачивать больничный счет Джулиана. Он посмотрел на меня и сказал:

— Я думаю, ты просто хочешь разобраться с этим без суда, — Он просто продолжал кивать. — Сэм говорил со старой леди. Она сказала, что не сможет распознать тех мальчиков.

Отец Джулиана подошел и поговорил с моим. Он не выглядел очень счастливым, когда уходил.

Папа не забрал мой грузовик.


ТРИНАДЦАТЬ



Казалось, что нам с Данте совершенно не о чем говорить.

Я одолжил несколько книг со стихами у его отца, и читал их Данте. Иногда он просил прочитать какой-то стих еще раз. И я это делал. Я не знаю, что случилось между нами в эти последние дни лета. В некотором смысле я никогда не чувствовал себя ближе к нему. Но в это же время, я никогда не чувствовал себя более отдаленным.

Ни один из нас не вернулся к работе. Я не знаю. Думаю, после того, что случилось, все это казалось таким бессмысленным.

Однажды я решил пошутить, но вышло не совсем удачно.

— Почему лето всегда заканчивается тем, что один из нас оказывается побитым?

Ни один из нас не смеялся над шуткой.

Я не приводил Легс, потому что она любила прыгать на Данте, и могла причинить ему боль. Данте скучал. Но он знал, что я не привожу ее из хороших побуждений.

Однажды утром, я пришел к Данте и показал ему все фотографии моего брата. Я рассказал ему историю, которую собрал из газетных вырезок и того, что рассказал мне отец.

— Так ты хочешь услышать всю историю? — спросил я.

— Расскажи мне, — сказал он.

Мы оба устали от поэзии, устали от того, что нам не о чем поговорить.

— Хорошо. Моему брату было пятнадцать лет. Он был зол. Судя по тому, что я знаю о нем, он всегда был зол. Особенно часто об этом говорят мои сестры. Я предполагаю, что он был подлым, или просто, я не знаю, он просто родился злым. И так, однажды ночью он бродил по улицам города, в поисках неприятностей. Вот, что сказал мой отец. Он сказал: «Бернардо всегда искал неприятности. Он подобрал проститутку».

— Где бы он взял деньги?

— Я не знаю. А что?

— Когда тебе было пятнадцать лет, у тебя были деньги на проститутку?

— Когда мне было пятнадцать лет? Ты говоришь, так, будто это было давным-давно. Черт, у меня едва ли хватало денег на конфеты.

— А я о чем.

Я посмотрел на него.

— Могу ли я закончить?

— Прости.

— Проституткой оказался парень.

— Что?

— Он был трансвеститом.

— Вау.

— Да. Мой брат был баллистическим.

— Насколько баллистическим?

— Он убил этого парня голыми руками.

Данте не знал, что на это ответить.

— Господи, — сказал он.

— Да. Господи.

Прошло много времени, прежде чем кто-либо из них заговорил.

Наконец, я посмотрел на Данте.

— Ты знаешь, кто такие трансвеститы?

— Да. Конечно, я знаю.

— Конечно ты знаешь.

— Ты не знаешь, что такие трансвеститы?

— Откуда я должен это знать?