– Меня зовут Фиона, я из Каукаденса, – негромко представляется она. – Я просто хотела узнать, где ты делаешь свою убойную прическу.

Следующим звонит Гай с некоей пиратской радиостанции «где-то в подполье», как он выразился. Говорит, что я отличный профи (внимание!), и предлагает мне работу. Дальше его интересует размер моей груди, чтобы он мог выслать фирменную футболку. Извращенец, но такой изобретательный! – надо отдать ему должное; впрочем, свои личные параметры я все-таки оставлю при себе: это частный вопрос.

Прокрутив все возможные песни, где нет ни слова о любви, – а задачка эта, уж поверьте, не из легких, – возвращаюсь к микрофону и беседую со Сью, слушательницей из Гилфорда. Она в шоке от моей гротескной выходки и высказывает свое мнение (вернее сказать, заводит пластинку) о том, что современная молодежь начисто лишена всякого чувства меры. Мне удается избежать злодейской расправы лишь благодаря Дэну, который мастерски исполняет свой тайный трюк и обрывает связь. Сью из Гилфорда поспешно заносится в специальный список: «Не подпускать и на пушечный выстрел».

Затем раздается голос Джеральдины, студентки гуманитарного факультета из Кельвинбриджа, которая одобряет мои музыкальные пристрастия, – судя по футболке на фотографии в газете, у меня хороший вкус.

– Вы знаете, «Джеймсы» сегодня дают концерт? – с гордостью сообщает она.

– Да, – грустно отвечаю я, мысленно добавив: «Я даже приобрела пару билетов – для себя и своего молодого человека, чтобы устроить маленькое семейное торжество на юбилей. Я особенно-то и не рассчитывала пойти, хотя если бы его сюрприз удался, сегодня мы бы сходили. Здорово было бы, правда?»

Не желая следовать примеру Сью, эту тираду оставляю при себе, ограничившись фразой:

– Если тебе хочется сходить, Джеральдин, я знаю, где пропадает пара лишних билетиков.

Очень своевременно позвонил Тирон, и я ненадолго отвлеклась от грустных мыслей.

– Энджел, привет. – В его голосе гораздо больше уверенности, чем обычно. – Специально ушел пораньше с уроков…

Ага! Сразу чувствуется прогресс!

– … чтобы позвонить тебе. Сам я газет не читал, но уже наслышан. Один пацан из моего класса назвал тебя прелестью.

– Даже так? – Я зарделась.

«Возьми себя в руки, Энджел, нельзя же сразу млеть от гордости, если четырнадцатилетний подросток назвал тебя прелестью. Это было бы печально».

– Ну, я и рассказал ему, что хорошо тебя знаю и ты не просто прелесть, а путевый человек. Я говорил, что не люблю, когда люди друг друга обманывают, но только ты ведь это не со зла. Наверное, тебе просто не хватало внимания и… ну, я тебя прекрасно понимаю. Если твой друг не вернется, тогда я, – так и кажется, что он стучит себя в костлявую грудь, – я буду с тобой гулять.

Дэн смеется за прозрачной перегородкой, делая руками жест, точно накидывает на меня невидимое лассо. Ну я и попала!

– Спасибо, Тирон, ты мне очень польстил, но…

– Ай, я понимаю, ты для меня старовата и все такое – прост мне не хотелось, чтобы ты была одна. Так что подумай, ладно?

А я-то еще, гордо вскинув голову, чуть не пустилась приплясывать по студии от мальчишеских комплиментов! Какое там! Шлепнулась своим старушечьим морщинистым лицом прямо в грязь. Да, узнаю Тирона: и правильно, нечего в облаках витать.

И тут, когда я уж было понадеялась, что передача так и закончится без ценных наставлений нашей любимой Глэдис из Мазеруэлла, Дэн включает в эфир звонок на четвертой линии.

– Энджел, – начинает Глэдис, громко прихлебывая чай, – не смогла-таки не нашалить, гадкая девочка.

Закусив губу, с улыбкой смотрю на Дэна, который шлепает себя по запястью и указывает на меня.

– Не стану распространяться, что думаю о девицах, которые прыгают по постелям, как лобковые вши, ты на этот счет сама все знаешь.

«Слава Богу».

– Честно говоря, тут один мой друг хотел с тобой словцом перекинуться. Его зовут Стив.

Нахмурившись, слушаю «осторожно, не ушибись», «не разлей чай», звяк и бряк, пока трубка передается из рук в руки. И только когда в эфире раздается «Алло, Энджел, это я», мое горло сводит, как пузо у змеи, которая мышь глотает. Остается надеяться, папаня не пьян как сапожник. Впрочем, нечего грустить: уже близится к трем, и на том конце провода – мой отец.

– В общем, Энджел, меня Глэдис позвонить надоумила, – говорит он, тяжело дыша.

Даже так? Веселенькая у нас настанет жизнь в прямом эфире, если Глэдис взялась учить моего отца.

– Я чувствовал, что надо поговорить с тобой.

«Чувствовал»? Ого! Откуда у нас взялись эмоции?

– Послушай, дочка, из-за того только, что случилось у нас с мамой и что я повел себя как слабак, не стоит бояться заводить семью. Не губите ваши отношения. Пусть мой брак в конце концов развалился, зато я с радостью вспоминаю те годы, что мы прожили вместе с Дельфиной. Уж лучше так, чем вообще без нее. Как там говорится, Глэдис?

До меня доносится ее негромкий голос за щелканьем вязальных спиц.

– Ах да, верно. «Лучше любить и потерять, чем жить, не любя». Понимаешь?

Да, понимаю. Как видно, в наше время перерождения стали всем по карману, и сильно подозреваю, что отец неспроста вдруг стал современным человеком, который не стесняется открыто выражать свои чувства, – сдается мне, Глэдис тут приложила руку. Не могу не восхищаться его мужеством и в целом согласна с ним. Вообще приятно осознавать, что люди находят разумное оправдание моему нелепому стремлению угробить собственную жизнь. Значит, не совсем я пока пропащий человек Да, приятно поменяться ролями и получить от родителя самую малость отцовских наставлении, хотя, кажется, они были бы полезнее в тот день, когда я только сообщила о том, что мне сделали предложение, чем теперь, когда это предложение уместнее считать недействительным. Но все равно спасибо, папуль.

В заключение шоу ставлю «Джеймсов», отдавая личную дань уважения группе (и заодно всыпая пуд соли в зияющую рану).

– А напоследок – песня «Вернись», которую я посвящаю Коннору, – нежно говорю я. – Если ты слышишь, вспомни ради меня все хорошее, что у нас было.

Наконец, красная лампочка гаснет, я падаю на спинку кресла и закрываю глаза. Здорово все-таки знать, что, даже потеряв любимого человека, без которого тебе и жизнь не мила, и одну из лучших подруг, у тебя нет повода считать себя одинокой. Иногда надо всего-то набраться мужества и обратиться за помощью, чтобы узнать, как много у тебя друзей, готовых предложить поддержку. Здорово мне повезло, что мы со слушателями как одна семья – пусть половина из них полоумные, но в целом – компания неплохая. И пусть небо над моей головой не радует лучезарной средиземноморской синью – все равно в тяжелых свинцовых тучах проступила брешь. Оказывается, мои тридцать лет не все впустую прошли. Как выразился Дэн, мой «Ангел в эфире» несет людям добро.

Вот хорошо бы и Коннор решил выложиться на операцию по вправке мозгов – тогда в моем крошечном мирке засверкало бы солнце. Все-таки он так и не позвонил на передачу, чтобы поведать во всеуслышание, что жить без меня не может и поэтому решил вернуться. Конечно, нельзя ожидать от человека слишком многого, и, тем не менее, согласитесь, было бы приятно, правда?

Выхожу из метро на станции Хиллхед и, поспешно миновав человека с разложенными в потертом чемоданчике зажигалками и пластмассовыми ножницами, сворачиваю на Байрс-роуд. Стылый декабрьский ветер щиплет кончик носа ледяными пальцами. Покупаю выпуск «Биг-иссью» у девушки с разноцветными, заплетенными в тугие мелкие косички волосами до колен и, по своему обыкновению, задерживаюсь перекинуться словцом.

– Привет, Энджел, – говорит она. – Мне твоя передача нравится. Никогда бы на тебя не подумала, а в воскресенье открываю газету и вижу – ты. У меня знаменитая клиентка.

Наш разговор приобретает новый оборот.

– Да куда там, – морщусь я.

– Не-а, знаменитость. Ты отличный диджей. Просто класс.

Вежливо поблагодарив, направляюсь своей дорогой. «Я – знаменитый диджей, – думаю про себя. – Разве не этого я всегда хотела? Конечно, не к такой славе я стремилась – но как вышло, так вышло. Меня узнают на улице. Видно, желание, которое я загадала волшебному пруду, исполнилось – на профессиональном поприще я здорово продвинулась. Только проблема в другом: сама по себе известность не слишком-то много значит – ею нужно с кем-то поделиться, чтобы по-настоящему оценить. Неудивительно, что знаменитости так часто одиноки».

Вот, добралась до квартиры, подняла голову, взглянула на наполовину задернутые шторы в кухонном окне. Не хочется туда возвращаться: ну что я буду сидеть наедине с фотографиями и своей музыкальной коллекцией? Мег пока звонить нельзя – у нее какое-то сверхсекретное свидание, а Кери… о ней уже и речи не идет. Вот в чем вся сложность – слушатели охотно отплатят тебе любовью за любовь, да только на расстоянии: не стану же я с ними по барам ходить? Ну представьте: я, Кувалда, Малкольм и Глэдис отплясываем на танцплощадке ночного клуба «Гараж». Бред сивой кобылы. С поникшей головой прохожу мимо своего дома и бреду дальше по Байрс-роуд. Знаю одно местечко, где я не прочь побыть в одиночестве.

В самом начале пятого я у входа во Дворец Киббл и проскальзываю сквозь скрипучую дощатую дверь. Осматриваюсь: под стеклянным куполом ни души. Впрочем, здесь совсем иное одиночество, нежели дома. Мирное, тихое, вдохновляющее на раздумья. Здесь мне хорошо. Впрочем, захотелось пообщаться, и я решила заглянуть в кофейню, поболтать с Вайноной.

– Ай, да она уехала, – говорит женщина с повязанной вокруг головы банданой из цветастого грубого льна. – Колесит по свету с новым пареньком. Влюблена девчонка по уши – ой-ой.

Черт побери; даже Вайнона, ярая мужененавистница, – и туда же. Завела себе паренька. А как же солидарность, сестренка?

Неторопливо возвращаюсь к волшебному пруду и, опершись о перила в том самом месте, где в октябре загадывала желание, вздыхаю: