– Нет? Ну, как только что-нибудь появится, немедленно меня оповестите, – радостно трещит он и, вскинув руку в приветствии, важно шагает прочь.

И тут же через плечо с хихиканьем добавляет:

– Подойдет любая утка, что угодно: хоть взыскание за угон водного велосипеда. Ха-ха. Отлично сработано. Ну все, чао.

Мой босс невменяем. И слава Богу.

* * *

– В Глазго полдень. Сегодня понедельник. Вы слушаете «Энерджи-FM», мы предлагаем вашему вниманию передачу «Ангел в эфире» с нашей божественной ведущей мисс Энджел Найтс.

– Привет всем, – натужно улыбаюсь, когда музыка, больше похожая на собрание модных танцевальных шлягеров прежних лет, чем на модную заставку, начинает стихать. – Надеюсь, вы здорово провели выходные и вам есть что вспомнить. – Голос дрогнул, я даже микрофон прикрыть не успела. – Особенно после нашего убойного шоу. Все, кто его слышал: вам понравилось? Все кто не слышал: а где вы были?

Незаметно прочищаю горло.

– Спасибо всем за добрые отзывы. Дэн целое утро не отходил от телефона.

Звукорежиссер выставляет большой палец: «Во! Молодчина!»

– Наши подозрения оправдались, и Дидье Лаф… – смахиваю с верхней губы капельку пота, – Дидье Лафит пришелся всем по вкусу.

Господи, как тяжело дается. Нелегко болтать как ни в чем не бывало, а мои слушатели тем временем давятся над своими тарелками от хохота, смакуя сальные подробности моей вымышленной личной жизни. Я скоро не выдержу.

Сглатываю ком в горле и вопросительно смотрю на Дэна. Он пытается подбодрить меня улыбкой, и я перевожу взгляд на разложенные передо мной листы бумаги, отчаянно стараюсь найти в них подсказку.

– Итак… э-э-э, сегодня мы, – смыкаю отяжелевшие веки, – послушаем отличную, э-э-э, музыку и поговорим о… сегодняшняя тема, м-м…

Снова заглядываю в конспект и не понимаю ни слова – будто передо мной меню из японского суши-бара.

В глазах мушки мельтешат, ничего не видно; в голове стучит, как в наковальне, язык стал ватным, да еще кишки крутит, словно алфавитное спагетти. Беспомощно разглядываю застывший в нескольких дюймах от губ микрофон.

«Ну же, скажи хоть что-нибудь, – нетерпеливо попыхивает он, – ты меня утомляешь. Кто из нас диджей, ты или я?»

И тут я вдруг понимаю, что больше не могу с такой титанической ношей на плечах, как ни в чем не бывало, балагурить на весь Глазго. За последние два дня мне довелось столько горя пережить – будто посмотрела двадцать серий «Бухты Доусона» подряд (интересно, кроме меня, кто-нибудь заметил, что там все постоянно ревут?). Я, кажется, больше не выдержу. Поймите правильно, я не собираюсь жаловаться и оплакивать свою незавидную участь, которую сама же себе и устроила, да только моя фобия в самом разгаре: страх публичных выступлений. А тут еще, кажется, галлюцинации начались на нервной почве: огромный черный микрофон с лицом Кери гаденько так надо мной захихикал – то вдруг он стал Коннором: полный отчуждения взгляд, по щеке катится одинокая слеза.

– Давай, рыба-ангел, – встряхивает меня раздавшийся в наушниках голос Дэна.

С трудом поворачиваю одеревеневшую шею. «Не могу», – беззвучно шепчу я: голосовые связки будто замерзли.

– Э-э… итак, – Дэн тут же включается в эфир, – мы приготовили для вас потрясающую программу, оставайтесь с нами. Первая песня звучит для Джона и Элейн, которые отмечают пятую годовщину своей помолвки. Слушаем «Мою бесконечную любовь».[121]

Боже мой.

– Я больше не могу, Дэн, – говорю, опустив руки, когда рядом как по волшебству появляется звукорежиссер. – У нас теперь аудитория такая большая, и я слишком нервничаю – в общем, не получается.

Дэн разворачивает меня к себе прямо в кресле, кладет руки на обитые искусственной кожей подлокотники и пристально смотрит ласковыми карими глазами.

– Можешь и сделаешь, – неумолимо отвечает он.

– Но я же…

– И никаких «но», Энджел.

Мгновенно умолкаю – так властно он заговорил. Вот вам и чай, вот вам и сочувствие.

– У тебя просто страх перед публикой. Такое случается и с настоящими асами.

– У меня еще такого не было.

– Ну, вы и с Коннором никогда еще не расходились.

Тоскливо склоняю голову, а Лайонел с Дайаной тем временем воркуют о двух бьющихся в унисон сердцах.

– И ты никогда еще в газеты не попадала за то, что оседлала поп-идола.

– Ты что! Никого я…

– Знаю, только это отношения к делу не имеет. – Он сгибается в пояснице и стоит, опершись руками в колени. – Просто ты жутко устала и дала слабинку, подружка.

– Тебя послушать, так ты будто с гнедой кобылой разговариваешь.

– Извини. Я всего лишь пытался объяснить, что ты сейчас расстроена, и не без оснований, однако все обязательно наладится.

– Думаешь?

– Ага, а пока тебе надо переключиться на шоу. – Ден кивает в сторону микрофона, который, по счастью приобрел первоначальный вид. – И слушателям ты нужна.

– Да ты как Опра заговорил, – замечаю я, натужно улыбаясь.

– Вот спасибо. Главное – к человеку искренне подойти и с душой.

– У тебя получается.

– Класс. Тогда давай-ка принимайся за дело. Это единственное, что у вас осталось светлого в жизни, леди. Так что пользуйтесь на здоровье.

– На здоровье? Да это пытка настоящая. Ты, случайно, не из тех, кто проповедует избавление от страхов путем погружения в ванну с тарантулами?

Он комично почесывает за ухом.

– Хм-м… Тарантулов у нас нет, зато в кабинете З. Г. живет огромный жуткий паук – так вот, его могу предложить.

Я рассмеялась, и вдруг так легко стало – будто кто-то колечко приподнял, и все напряжение выпустил, как газ из банки с газировкой.

– Ну, вот это лучше, – подмигивает Дэн, снова разворачивая меня к микрофону. – Поехали.

Лицо искажает болезненная гримаса.

– Так трудно держать на физиономии эту приклеенную улыбочку.

– Тогда не держи, рыба-ангел, – пожимает плечами он, направляясь к двери. – Расскажи им, что чувствуешь. Слушатели от тебя столько советов получили, пусть теперь сами потрудятся.

Плотно сжав губы, погружаюсь в глубокую задумчивость.

– Тебе что-нибудь нужно?

– Да, подборку слезливых песен под стать моему настроению и что-нибудь пожевать, – ухмыляюсь я.

– Два шоколадных эспрессо и самый большой батончик «Марс» на подходе.

Натягиваю наушники.

– Это были Лайонел Ричи и Дайана Росс для наших влюбленных, Джона и Элейн, с пожеланиями вечной любви. А теперь, – умолкаю, собираясь с духом, – время объявить тему сегодняшней дискуссии; прошу вас всех помочь мне кое в чем разобраться. Не так давно я рассказывала об одной своей подруге, которая поцеловала чужого ей человека, хотя у нее был свой парень. Что ж, той самой подругой была я, о чем вы имели возможность прочесть во вчерашних газетах. Я совершила серьезную ошибку и теперь прошу вашей помощи, потому что сегодня, мои дорогие слушатели, мы поговорим обо мне.

Жажда самобичевания пробудилась с новой силой, я в ней буквально купаться готова!

Максимально объективно описываю ситуацию, без гадостей и откровенного хамства (иначе говоря, умудряюсь не обозвать Кери Дивайн гадиной и подлюгой в прямом эфире). Затем перехожу к нашим с Коннором отношениям и тому, как, поддавшись подозрительности, я, выражаясь фигурально, «в путь засобиралась». Если пользоваться обувными метафорами, мне захотелось примерить потрясные шпильки (Дидье), но вскоре я поняла, что нет ничего лучше моих старых поношенных ботиночек.

На том с душещипательными историями завязываю, пока стены в студии не отсырели от влаги. Скрещиваю пальцы на удачу: надеюсь, не выставила себя безнадежной дурехой и те немногие, кто еще не отошел от радиоприемников, не скажут: «Ну и ну, вела себя как законченная идиотка». К счастью, долго ждать не пришлось: на телефоне радостно замигала красная лампочка. Расплетаю пальцы и вызываю линию номер один.

Впервые за долгое время дискуссию начинает не Глэдис. Эта сомнительная честь принадлежит Кувалде.

– Плюнь ты на это чтиво, цыпуль. Никто и внимания не обратил. Я, конечно, пошуршал газетенкой. Но мы с ребятами в гараже только рады – хоть на тебя посмотреть. А то так долго слушаем, а какая ты из себя, не знаем.

– Верно! Во-во! – единодушно поддакивают парни.

– И не подумай, будто я клеюсь, Энджел, и все-таки – ребята со мной согласны – ты такая аппетитная цыпочка – только держись. И если твой парень такой упертый и не вернется, значит, ему надо доктору показаться. Не унывай! Счастливо!

– Спасибо, Кувалда, пока, – с дрожью в голосе отвечаю я, с ужасом представляя, что если он и дальше возьмет в привычку говорить долгими фразами, мои уши просто не выдержат.

Следом Дэн (уши ему мало открутить) соединяет меня по второй линии с Малкольмом из Гамильтона. Затаив дыхание, готовлюсь принять не себя потоки бестактных замечаний.

– Я полностью согласен с Кувалдой: ты смачная цыпочка, Ангелок, крошка – то-то из-за тебя все кавалеры чуть не передрались.

«Вряд ли. Кавалеров у меня сейчас – большой жирный ноль».

– Я просто хотел сказать, хм, спасибо тебе за отличное шоу – развлекаешь нас, и не так скучно становится, когда настроения никакого. Ты потрясный диджей, и тебе есть чем гордиться. Хорошо, что ты живой человек, как и все остальные. И ножки у тебя классные.

И все. Ни ругани, ни пошлостей, высказался тихо-мирно, даже Дэну не пришлось сидеть, скорчившись над пультом, чтобы вовремя его отключить. Такое чувство, что с нашим Малкольмом случилось удивительное перерождение. То ли ноги мои так его переменили, то ли еще что – гадать не берусь, однако Малкольм из Гамильтона вознесся над самим собой. Рискую показаться вам ведущей сеанса групповой психотерапии, но я им почти горжусь.

Моя третья собеседница сказала, что она новенькая на моем шоу, и мне сразу представляется, как З. Г. довольно потирает руки. Дэн поднимает записку с каракулями: «Пахнет прибавкой!»