— Что это, теперь я умру? — и с мольбой и тревогой смотрел на меня.

Мы сразу же позвонили доктору Ф. Он нас успокоил. Это был всего лишь приступ астмы. У Георга по всей вероятности, была аллергия к пыльце тех многочисленных цветов, которые привезли с собой дети. Он дал ему лекарство от астмы, а мы вынесли из комнаты все герани и петунии.

Увидев нашу ужасную тревогу, доктор до полудня оставался в комнате больного, наблюдая пациента. Перед тем, как уехать, он оставил Руперту разные лекарства, и снова и снова заверил нас, что никто еще не умирал от астмы, и скоро Георгу должно стать лучше. Его общее состояние здоровья было вполне удовлетворительным.

На следующий день было воскресенье, Троица. С сердцами, полными тревоги, мы молились Святому Духу, которого также называют «Утешитель».

Это было начало муки. Георг сидел, тяжело задыхаясь и сражаясь за дыхание. Лекарства от астмы не принесли облегчения, и приходилось все больше и больше увеличивать дозу морфия, чтобы дать ему небольшой отдых ночью.

Когда он начал задыхаться, в субботу перед Троицей, семья участила молитвы. Церковный колокол звал нас каждый час. Днем и ночью мы по очереди сменяли друг друга перед Благословенным Символом.

Настал четверг после Троицы. После полудня доктор Ф. опять провел несколько часов с пациентом. Нехватка воздуха озадачивала его.

— Если бы не дыхание, — сказал он, — капитан мог бы сидеть в кресле где-нибудь в доме, и раз в неделю на балконе.

Он сказал, что его общее состояние, сердце, легкие, и так далее, в значительной степени лучше, чем неделю назад. Он не думал, что это рак, а что до нехватки воздуха, это можно было бы отнести к нервному состоянию. Он уехал более уверенным, чем когда-либо.

Потом все было также, как в последние дни: ужин, вечерняя молитва. В одиннадцать часов я обратила внимание на изменение в дыхании Георга. Неожиданно, я с абсолютной определенностью поняла, что это был конец. Я позвонила Руперту и разбудила всех детей, кроме маленького Иоганнеса. Отец Вазнер также пришел. После одного взгляда на больного он вышел, сразу вернувшись с епитрахилем и книгой молитв за умирающих.

Чтобы помочь Руперту, мы позвонили ближайшему доктору в Стоу, старой, седой женщине. Она приехала, провела короткий осмотр, сказала только «сердце», и сделала ему пару инъекций. Потом она села у дальней стены комнаты. Мы все встали на колени вокруг кровати. В комнате медленно и торжественно зазвучали слова молитвы за умирающих. Мы вместе читали молитву по четкам. Нет, много молитв, не знаем сколько. После каждых десяти мы медленно и громко издавали несколько восклицаний. Он был в полном сознании и во время отчаянной борьбы время от времени повторял:

— Мой Иисус… Благодарю!

Было далеко за полночь, когда доктор снова выслушала его сердце.

Она сказала вполголоса:

— Боюсь, что это конец.

Я знала, что мне делать. Много лет назад мы обещали друг другу, что один должен будет сказать другому, когда конец будет близок. До этого момента я ждала чуда и цеплялась за уверенность докторов. Но теперь слова врача разрушили мою самую последнюю надежду. Это должно было произойти сейчас.

Я поднялась с колен и сказала ему на самое ухо:

— Георг, подходит конец.

Ужасный взрыв кашля сотряс сражающуюся за воздух грудь, с последним усилием он обнял меня за шею правой рукой, рукой, ищущей мой лоб. Прощальное благословение. Но это было еще не все.

— Георг, милый мой Георг, ты добровольно принимаешь смерть от руки Господа, ведь так?

Это был важный, все решающий вопрос, который мы обещали задать друг другу. В отчаянных судорогах его последней борьбы за жизнь он ответил, задыхаясь.

— Да.

Это было его последнее слово…

Святой сказал однажды:

— Самое замечательное слово, которое можно сказать своему Господу, — это короткое слово «да».

Отец Вазнер еще раз принес Священное причастие. В полном сознании Георг встретил своего Господина и Избавителя.

Теперь это было действительно все, конец. Это была трудная, жестокая битва.

Как ужасно тихо стало в комнате, когда стих последний предсмертный хрип. Несчастная грудь теперь обрела свой покой, храброе сердце остановилось. И в этой священной тишине Георг неожиданно открыл глаза. Измученные черты лица стали спокойными, и с выражением бесконечного удивления Георг всматривался в мир иной. Что он увидел там? Это должно было быть что-то неописуемо прекрасное. Примерно через две минуты он слегка кивнул головой, и дорогие глаза навсегда закрылись.


Мы снова прочли молитву у смертного одра, потом пошли в церковь для первой заупокойной мессы.

После мессы мы какое-то мгновение стояли вместе в зале напротив молельни, утомленные ночным зрелищем, убитые горем и одинокие. Грустный голос спросил:

— Что же нам теперь делать?

Тогда мне на память неожиданно пришла одна сцена, и я сказала им:

— Когда полтора года назад мы были на острове Ванкувер, гид рассказывал нам об обычаях ванкуверских индейцев хоронить своих умерших. Помните его описание того, как они кладут их в деревянный ящик и помещают его на раздвоенную ветвь высокого дерева? Папа тогда повернулся ко мне и сказал: «Я не хочу, чтобы меня так хоронили! Дайте мне день-другой полежать среди вас в общей комнате, чтобы вы сидели вокруг меня, поя и молясь. И я хочу цветов, чтобы вся комната была полна цветами, но они не должны быть куплены. Они все должны быть выращены в нашем саду. Я уже присмотрел себе местечко, не очень далеко от дома, так что вы сможете часто приходить и навещать меня. Как ты думаешь, у меня достаточно друзей чтобы нести мой гроб?»

Теперь мы должны были исполнить его последние желания.

Сначала мы обратились за разрешением нашего епископа. Очень охотно и доброжелательно он наделил отца Вазнера полномочиями освящать кладбище на наших собственных землях. Однако, до того как он мог сделать это, нужно было оградить площадь. Все дети немедленно отправились строить замечательную деревянную ограду. Грозы и дожди закончились. Над миром раскинулось сверкающее голубое весеннее небо. Мы подумали о цветах. Посреди лесов, там где некогда стояла маленькая ферма, мы знали несколько диких яблонь. Мальчики привезли целую повозку веток, и общая комната превратилась в цветущий сад. Напротив камина мы повесили красную парчовую занавеску. Потом перенесли отца вниз, одели его в серый австрийский шерстяной костюм. Из всех его наград взяли лишь крест Марии-Терезии. Мы повесили его ему на грудь. На коленях у него мы развернули старый флаг с его подводной лодки. Над ним, на каминной полке, как обычно, стояли старые деревянные фигуры нашего Господа и Апостолов, с улыбкой глядящие вниз, на молчаливого усопшего, окруженного свечами и цветами. Его лицо выражало такие достоинства и красоту, что это напомнило нам слова Апостола Павла: «И время моего отшествия настало. Подвигом добрым я подвизался, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды…»

Тем временем во все концы света ушли телеграммы нашим родственникам и друзьям. Приходили ответные телеграммы. Две из них, особенно трогательные, говорили об «отважном рыцаре Ордена Терезии, бароне фон Траппе». Одна была подписана «Зита», другая «Отто» — императрица Австрии Зита и ее старший сын Отто. Я положила послания рядом с его крестом Марии-Терезии.

Весь день по крайней мере двое из нас были рядом с ним. В семь часов вечера вся семья собралась вокруг своего отца. Друзья прилетели самолетом. «Молитесь и пойте», — хотел он. С семи часов до полуночи мы молились по четкам и после каждых десяти молитв пели одну из его любимых песен. В полночь мы поднялись с колен, отец Вазнер торжественно произнес: «Те Deum», а мы спели «Великий Боже, славим мы имя Твое». В соответствие с обещанием Пресвятой Мадонны, она должна была забрать его в его Вечный дом, и с этим начался его день рождения на Небесах. Мы были полны глубокой, торжественной радостью.

Наконец, настал день, который должен был навсегда забрать его от нас: день похорон. Я проснулась задолго до рассвета. Вдруг я услышала шлепание маленьких ножек; Иоганнес забрался на мою кровать.

Полный радостного волнения, он сказал:

— Мама, мне приснился такой замечательный сон, что я должен рассказать его тебе. Мне приснилось, что похороны уже закончились, но только мы хоронили пустой гроб, а наш папа сам нес крест во главе процессии. Он был высокий и сияющий, очень красивый. Мама, разве это не прекрасно?

И малыш доверчиво прижался ко мне. Иоганнес — ребенок, не склонный к фантазии, он никогда не придумывал историй, и я ни на мгновение не усомнилась, что детский сон был больше, чем простым сном.

Оказалось, у него было более, чем достаточно друзей, чтобы нести гроб на своих плечах мимо цветущих яблонь к маленькому кладбищу на холме. Мы шли позади и пели прекрасные старинные песни. Должно быть, наши ангелы-хранители помогали нам делать это.

У свежевырытой могилы отец Вазнер рассказал о героической жизни и благочестивой смерти Георга. Он объяснил трогательную церемонию христианских похорон, и в заключение сказал, что как последний дар, мы даем нашему покойному другу горсть благословенной земли и несколько капель святой воды.

Дорогие друзья, вы можете удивляться, что мы рассказываем вам все в таких мелких подробностях, но мы убеждены, что он хотел бы этого. Он был человеком, чей ум основывался на существенных и важных вещах. А что может быть важнее, чем хорошо умереть? В этом он подал нам пример того, что не нужно хранить себя в этой жизни. Он хотел радушно принять всех нас, его семью, и вас, его дорогие друзья, там, куда он ушел раньше.

Глава XX

ПАМЯТНЫЙ САД

Был человек в земле Уц, имя его Иов; и был человек этот непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла… И был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господа; между ними пришел и сатана. И сказал Господь сатане: откуда ты пришел? И отвечал сатана Господу и сказал: я ходил по земле и обошел ее. И сказал Господь сатане: обратил ли ты внимание твое на раба Моего Иова? Ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла. И отвечал сатана Господу и сказал: разве даром богобоязнен Иов? Не Ты ли кругом оградил его и все, что у него? Дело рук его Ты благословил..; но простри руку Твою и коснись всего, что у него, — благословит ли он Тебя? И сказал Господь сатане: вот, все, что у него, в руке твоей; только на него не простирай руки твоей. И отошел сатана от лица Господня…