Джоанна отвернулась от окна гостиницы, в которой они остановились.

– Банч, пожалуйста, прояви хотя немного милосердия.

– Ха! – воскликнула Банч. – И ты говоришь о милосердии? Это после того, как разбила сердца маленького мальчика и его отца?

Джоанна вжалась в кресло, подперев опущенную голову кулаками.

– Если думаешь, что я могу сейчас вдруг передумать, Банч, то ты просто сошла с ума. Что ты хочешь, чтобы я сделала? Стала любовницей Гая?

– Я хочу, чтобы ты не пыталась бежать от своих проблем. Вот что я хочу. С чего ты решила, что тебе известен замысел Господа? Уверена, что Он не мог загнать тебя в такое затруднительное положение, не имея в запасе какой-нибудь нормальный выход.

Джоанна пристально посмотрела в глаза Банч.

– И это говоришь мне ты, которая всегда учила меня, что следует быть практичной? – выпалила она.

– Я хотела сказать только то, – тихо произнесла Банч полным сострадания и терпения голосом, будто разговаривала с маленьким ребенком, который никак не мог понять простые истины, – что тебе не дано знать всего, что может случиться и как это скажется на твоей ситуации. Более того, ты ничего и не узнаешь, если похоронишь себя в тиши итальянской виллы. Кстати, вместе со своим ребенком, должна добавить.

– Если тебе не нравится жизнь в Италии, Банч, то почему бы тебе не вернуться в дом сестры и не пожить там?

– И оставить тебя с твоими прожектами? Нет уж, – сказала Банч, вновь склоняясь над своей вышивкой. – Один Бог знает, чего ты еще можешь выдумать. К тому же в любом случае кто-то должен нянчиться с ребенком, который у тебя скоро появится. Главная твоя проблема, моя девочка, заключается в том, что ты слишком горда и слишком любишь настаивать на своем, даже зная, что не права.

– Настаивать на своем?! Что ты хочешь этим сказать?! – почти закричала Джоанна, рассерженная до такой степени, что уже не обращала внимания на то, что она прескверно себя чувствует и ее подташнивает.

– То, что ты только думаешь, будто следуешь устоям высокой морали, а на самом деле не лучше любой другой ветреной женщины. Ты бы не была беременной от Гая де Саллисса, если бы не оказалась в его постели до свадьбы. А теперь, когда свадьба невозможна, ты не позволяешь ему заботиться о тебе и вашем ребенке, потому что это противоречит твоим моральным правилам. – Банч водрузила на нос очки и сделала изящный стежок. – Ха! Вот и все, что я хотела сказать.

– Ты ничего не знаешь об этом, – попыталась сопротивляться Джоанна.

– Нет, как раз знаю. И не от кого-нибудь, а от леди Тревельян, которая, как оказалось, является моей троюродной кузиной по материнской линии, а она – от своего сына Рэндольфа. Так вот, Рэндольф непосредственно из уст Гая де Саллисса слышал, что тот собирался поселить тебя в одном из ближайших своих поместий, чтобы ты могла продолжить общение с маленьким Майлзом.

– И как долго, по-твоему, я бы прожила таким образом, пока не сдалась бы ему окончательно или полностью все не разрушила? – с нажимом спросила Джоанна, поднимаясь с кресла. – Как долго я могла бы выдержать, Банч? А с появлением на свет нашего ребенка все еще более осложнится. Разве не так, Банч? Гай превратился бы в ходячий анекдот: жена в одном доме, любовница – в другом. Как удобно!

Банч только надула губы и сделала следующий стежок.

Джоанна холодно посмотрела на нее и подошла к окну.

Через несколько минут они услышали какую-то возню возле гостиницы, затем кто-то забарабанил в дверь. Раздались голоса хозяина и пришедшего.

– О нет! – прошептала Джоана, хватаясь рукой за сердце, которое забилось, будто пытающаяся вырваться на свободу птица. – Это – Гай, Банч… Это – Гай! – произнесла она тоном наполовину паническим, наполовину радостно-возбужденным.

– Да, – невозмутимо ответила Банч как раз в тот момент, когда в дверном проеме возник Гай де Саллисс с растрепанными ветром волосами. Он тяжело дышал и выглядел изможденным.

– Джоанна, – с трудом произнес он, стараясь восстановить сбившееся дыхание. – Славу Богу! Слава Богу, я нашел тебя.

Колени Джоанны подогнулись, и, чтобы окончательно не упасть, она уперлась спиной в подоконник, лихорадочно думая, что следует сказать, и не находя слов.

– Что… что вы делаете здесь? – выговорила она наконец, сама понимая, как глупо звучит этот вопрос.

– Я приехал, – чуть слышно выдохнул Гривз, – приехал сказать тебе… – и замолчал на полуслове.

Джоанна смотрела на него в полном смущении.

– Я приехал сказать тебе, что Лидия умерла, – сумел он наконец произнести фразу до конца, затем резко опустился на ближайший стул и, опустив голову, продолжил попытки привести дыхание в норму.

Глаза Джоанны расширились, тело окаменело, будто сведенное судорогой.

– Ч-ч-то? – произнесла она, заикаясь. Слова Гая настолько шокировали, что разум отказывался их принимать. – Лидия умерла? Ты… Не ты…

– Нет, я здесь совершенно ни при чем, хотя могу понять твой вопрос. Она сломала шею, упав с лошади Рэна.

Джоанна, все еще не до конца воспринимая услышанное, уперла взгляд в одну точку на полу. Она не могла в это поверить. Такой исход был хуже всего, что она могла вообразить, думая о развитии событий. Как бы она ни относилась к Лидии, пожелать ей такого Джоанна не могла. Никогда. Все могло разрешиться как угодно, но только не так. Только не таким ужасным образом!

– Эта глупая девчонка никогда не умела ездить верхом, – сказала Банч. – Зачем она забралась на лошадь лорда Тревельян? Она вообще терпеть не могла лошадей.

– Она хотела догнать меня, – ответил Гай, подходя к Джоанне и присаживаясь напротив нее на корточки. – Я сказал, что собираюсь подать на развод. Я узнал правду о том, где она была, вскоре после твоего отъезда. Я тебе все расскажу потом. Суть в том, что я уехал искать тебя, а Лидии пришла в голову сумасшедшая идея, что она сможет меня остановить. Ей удалось проскакать не более сотни ярдов, и она врезалась в дерево.

Джоанна закрыла глаза, будто это могло остановить постепенно заполнявшее ее чувство вины. Получается что если бы не она, Лидия сейчас была бы жива. Да, если бы не она, Гай не стал бы требовать развода, не поехал бы разыскивать ее, а Лидия не была бы раздражена до такой степени, чтобы вскочить на лошадь, с которой не могла справиться.

Гай пододвинулся ближе и взял в свои ладони ее холодные пальцы.

– Джоанна? Ты понимаешь, что это значит?

Джоанна открыла глаза и сквозь слезы посмотрела в ставшее таким родным лицо Гая.

– Да, – сказала она чуть слышным из-за душившего ее спазма голосом, – это значит, что ты потерял жену, а у Мило больше нет мамы.

– Это значит, что больше нет препятствий для нашей свадьбы, – ласково сказал он.

– Нет, – возразила Джоанна, чувствуя, как сжимается, мешая дышать, сердце. Голова кружилась, пытаясь осмыслить смахивающую на злую иронию неразрешимую дилемму: прежде она должна была уехать потому, что Гай был не свободен и не имел права любить ее, а теперь – потому, что она не имеет права любить его из-за того, что он стал свободен. – Я не могу выйти за тебя замуж сейчас. И, наверное, никогда.

– Почему?! – воскликнул мгновенно помрачневший Гай. – Почему, Джоанна, объясни мне бога ради?

Она освободила пальцы из его рук и закрыла ладонями лицо, пытаясь сдержать рыдания, которые, казалось, зарождались в самой душе и рвались наружу.

– Потому… Потому, что выйти за тебя замуж сейчас означало бы совершить самое худшее зло.

– Почему ты так думаешь? – спросил Гай в полном замешательстве. – Лидии больше нет. Она не может нам никак навредить, Джо. Скандал мог бы возникнуть в случае развода. Но теперь в разводе нет необходимости.

Джоанна, явно раздраженная его неспособностью понять, всплеснула руками и посмотрела Гаю в глаза.

– Неужели ты не понимаешь? Ответственность за то, что Лидии нет в живых, лежит на мне. Я отобрала у нее то единственное, чего она хотела, я сделала ее жизнь невыносимой, когда она вернулась. Все, о чем она просила, – это твоя любовь и любовь ее ребенка. И я, как она сказала, украла у нее и то, и другое. – Джоанна прикрыла ладонью рот, чтобы остановить приступ тошноты и восстановить сбившееся дыхание. – Из-за любви ко мне ты собирался сделать то, чего она никак не могла бы принять. И в результате она умерла.

– Джоанна, Джоанна, любимая, выслушай же и меня, – сказала Гай, нежно прикасаясь к ее влажным щекам. – Послушай, пожалуйста.

– Нет, – простонала она, отворачиваясь. – Нет. Больше не о чем говорить. Если бы у меня хватило сил остаться, оставить все так, как было, ничего подобного не произошло бы.

– Ты не права, милая. Я понимаю, что ты чувствуешь и почему, поскольку сам пережил подобное. Но – поверь мне – ты не права.

Банч поднялась с кресла.

– Я, пожалуй, выйду. А ты послушай его, девочка, – услышала Джоанна ее голос, а затем легкий скрип закрываемой двери.

Они остались вдвоем – она и мужчина, которого она любила больше всех на свете. Нет, их было трое – незримо присутствовал и их ребенок, которого, в чем не осталось сомнений, она носила в себе. И именно сейчас она чувствовала себя одинокой, как никогда в жизни.

– Пожалуйста, Гай, – прошептала Джоанна, – уезжай. Я думаю, это будет лучшим решением. Что бы ты ни сказал, это не сможет изменить того, что свершилось. Лидия умерла, и мы не можем пожениться сейчас. Не можем, ради своей же чести.

Она наклонила голову и на ладони крупными каплями закапали слезы.

Гай довольно долго молчал, о чем-то размышляя.

– Джоанна, – сказал он наконец тихим ровным голосом, – не так давно ты сама доказала мне, что человек может отравить свою жизнь, взвалив на себя несуществующую вину. Я тогда понял, что избрал именно такой тупиковый путь, бичуя себя за бессмысленную гибель людей, людей, которые надеялись, что, подчиняясь мне, смогут благополучно вернуться домой. Я обвинял себя в том, что остался жив, считая, что погибнуть самому было бы по крайней мере честнее. – Он взял ее руку и пощекотал ладонь кончиками пальцев. – Ты заставила меня понять, что эти самобичевания бессмысленны, что сколько бы я ни обвинял себя, эти люди уже не вернутся, что на самом деле не честно не остаться в живых, а не оценить посланное мне чудо, благодаря которому я остался жив. Я не могу влиять на волю Господа. Что бы Он ни давал нам и что бы ни забирал, это пункты Его неведомого нам плана. Мы не можем понять этот план и не должны пытаться сделать это. Мы просто должны принять его и постараться как можно лучше делать то, что нам положено.