Он выпрямился и обернулся, чтобы подойти к отцу и посмотрел на него. Их глаза встретились на одном уровне, однако ничего не произошло. Ноги словно окаменели, все внутри него вынуждало остаться здесь, за столом Квентина, подальше от двери.
— Мне некуда идти.
— Тебе есть где жить, и ты найдешь другую работу. Я выдам тебе зарплату за три месяца. Куча времени, чтобы что-то придумать. И ты должен оставаться поблизости некоторое время. Неважно, умрет она или нет, переезд в другой штат будет походить на бегство.
— Пап, я имею в виду, что у меня нет другого места, кроме этого. «Эйгер Лэбс». Это ведь не просто место. Это как… я хочу сказать, как дом.
— Для тебя это больше не дом.
— Нет, нет! Это не может так закончиться: я твой сын! — Брикс поглядел через всю комнату на отца и внезапно почувствовал себя ребенком, маленьким и беспомощным. Он начал рыдать. — Ты должен позаботиться обо мне. Ты всегда обо мне заботился. Я делал все что мог ради тебя, я хотел помочь тебе, и чтобы ты гордился мной, и я все делал для тебя, не для себя, и теперь ты должен позаботиться обо мне — ты должен! — потому что я не знаю, куда идти и… я в беде, пап, ты ведь знаешь, я должен быть здесь, где ты можешь меня защитить. Так поступают все отцы. Так они делают. Пап! Ты должен позаботиться обо мне!
— Я не даю людям второго шанса, — сказал Квентин и открыл дверь.
Брикс медленно шелохнулся, и, перебирая ногами, как немощный старик, разогнулся, слезы у него текли по щекам.
— Это не честно, — сказал он и бочком, не глядя на отца, прошел мимо него.
Квентин закрыл за ним дверь. Я не даю людям второго шанса. Он сказал тоже самое Клер. И скольким еще за всю жизнь? И ни разу это не подействовало. Никто не остался. Никто не дал мне того, в чем я нуждался.
И опять он испытал волну беспомощности, и на этот раз в ней была ниточка страха. Это взбесило его. Боже, я позволил себе этот бред. Это смешно. Будут другие женщины — они всегда были. А прямо сейчас он должен подумать совсем о другом. У него есть компания, которой нужно управлять, продукция, которую надо спасти, и будущее, которое следовала еще обеспечить. Он сел за стол и начал составлять план действий. Пока он писал, понемногу возвращалась сила. В этом он всегда был мастер, создавая свою собственную жизнь, не беспокоясь о других, слабых людях. Вот в чем он был король, Квентин Эйгер, человек, который кует свое собственное будущее.
— Мы предполагаем, что она приняла примерно три миллиграмма «Хальсиона» плюс значительное количество алкоголя, — сказала врач Клаудия Маркс всем остальным в комнате ожидания. — Возможно, ей прописали таблетки на четверть миллиграмма, и это самое большее, что может быть. Вы видели их? Они должны были быть бледно-голубыми.
— Нет, — сказала Клер и посмотрела на Джину и Ханну. Они покачали головами.
— В ее номере был пустой пузырек, — сказал Алекс. — Я передал его прошлой ночью фельдшеру скорой.
Врач кивнула:
— Я видела его. Он на четверть миллиграмма. Но люди часто используют один и тот же пузырек для разных таблеток. Вы не знаете, мог ли у нее быть еще один рецепт, или несколько? Например, не было ли в ее сумочке еще таблеток?
— Нет! Я забрал сумочку в ресторане, — сказал Алекс. — Эмма оставила ее там, когда выбежала после ужина, и я не думаю, чтобы кто-то в ресторане вынул таблетки.
— А что насчет дозы? — спросила Клер.
— Три миллиграмма «Хальсиона» — это в двадцать раз больше, чем доза, которую прописывают, и она может быть смертельной, особенно в сочетании с алкоголем. — Она поглядела на Клер. — Были случаи, когда суицидные стремления возрастали у пациентов, употреблявших «Халь-сион», вы ничего такого не замечали у Эммы?
— Нет, — сказала Клер. — Я знаю, что она не пыталась убить себя. Я знаю Эмму. Это был несчастный случай.
— Или кто-то дал ей его, — сказал Алекс. — Мог кто-нибудь это сделать, я имею в виду так, чтобы она не почувствовала вкуса или чтобы вкус был отбит чем-нибудь из пищи или напитков?
Врач посмотрела на него очень серьезно:
— Вы хотите сказать, что кто-то пытался ее убить?
— Да, мы должны об этом тоже подумать. Это возможно? В стакане воды, например?
— «Хальсион» слабо растворяется в воде, так что нет. Но он легко растворим в алкоголе.
Алекс взглянул на Клер.
— Они выпили три бутылки вина за ужин и потом еще коньяк. Я говорил по телефону сегодня с официантом. Он видел, что Эмма выпила весь свой коньяк сразу, залпом, он сказал, как будто на спор. Или как будто ей не нравился вкус.
— Так и есть, — сказала Клер, задрожав. Она сложила руки на груди.
— Он также сказал, что Эмма ушла в дамскую комнату как раз тогда, когда он принес коньяк, как будто ей стало дурно. Он беспокоился за нее.
— Значит она ушла из-за стола, а коньяк остался, и Брикс тоже, — сказала Джина. В комнате ожидания повисло молчание. — Но разве можно растворить быстро двадцать таблеток? — спросила она.
— Можно, если растереть их в порошок, — ответила Клаудия Маркс. Она повернулась к Алексу. — Вы знаете, с кем она была за ужином?
— Да.
И вы подозреваете, что он пытался ее убить?
— Об этом мы должны тоже подумать, — сказал он снова.
— Вы знаете, где найти его?
— Да.
— Тогда вы должны преследовать его по суду.
— За этим дело не станет, — сказал Алекс. — Я позвонил другу, который кое-кого знает в отделении полиции Норуолка. Думаю, что они побеседуют с ним уже сегодня.
— Быстрая работа, — сказала Джина, думая о своем собственном звонке. Они оба чувствовали, что должны что-то сделать, как будто преследование Брикса или его отца поможет Эмме выжить.
— Мы не должны говорить Эмме, — сказала Клер.
— Она узнает, — сказала Джина. — Или она сама приняла сверхдозу, или кто-то ей дал ее, как еще она могла бы проглотить это?
— Она не принимала сверхдозу сама, — настойчиво сказала Ханна.
— Я тоже не думаю, — согласилась Джина. — Поэтому она поймет, что каким-то образом проглотила черт знает сколько «Хальсиона» за ужином.
— Однако, не стоит говорить ей об этом сейчас, — сказала врач. — Когда она очнется, вы не станете заводить речь об этом, так что у вас будет время подумать, как ей и что сообщить. Если она спросит, я советую вам сменить тему. Не думаю, что сейчас она будет концентрироваться на чем-то одном.
— Но ведь она в порядке, — сказала Ханна, даже не спрашивая, а утверждая. — Сейчас она спит, и не в коме.
— Она спит, но мы пока не знаем, какой вред был нанесен центральной нервной системе. Мы поймем это лучше завтра.
— Спасибо, — сказала Клер и протянула врачу руку, уже сделав шаг в сторону палаты Эммы.
— Миссис Годдар, — сказала та, — она будет спать несколько часов. Почему бы вам не отдохнуть?
— Я в порядке, — сказала Клер и пошла вниз по коридору. Алекс подумал, что она выглядит маленькой и беззащитной под ярким светом флуоресцентных ламп, стройная фигурка в темно-синем костюме. Она прошла тяжелым шагом мимо снующих в разные стороны сестер и врачей, которые занимались своими делами, пока семья Эммы только ждала.
— Есть ли какие-нибудь причины, по которым я не могу посидеть с Эммой и ее матерью? — спросил Алекс.
Врач задумалась, посмотрев на него, зная, что он не член семьи. Но ей нравилась его спокойная твердость и то, как ободряюще они с Клер обменивались взглядами, видела, они привязаны друг к другу гораздо сильнее, чем многие женатые пары. — Не распространяйтесь об этом, — сказала она, — и идите.
— Спасибо, — Алекс улыбнулся. Он повернулся к Джине и Ханне. — Вы поедете домой и будете ждать там новостей?
— Ни за что, — сказала Джина. — Мы пойдем в отель. Правильно, Ханна?
Ханна кивнула:
— Но я думаю, что останусь здесь еще ненадолго. Лучше быть поближе. Не чувствуешь себя такой беспомощной.
— Как вы думаете, сколько мы еще пробудем здесь? — спросил Алекс у Клаудии Маркс.
— Я не собираюсь пока отправлять Эмму домой. Даже не знаю. Вы идите. Я зайду еще раз перед уходом вечером.
Алекс нашел пластмассовый стул и поставил его рядом с Клер. Он взял ее за руку и они стали сидеть вдвоем, глядя на Эмму. Клаудия Маркс вернулась, побыла с Эммой несколько минут и снова ушла.
— Звоните мне в любое время: у медсестер есть мой телефон. И я вернусь в шесть тридцать завтра утром.
— Мне она понравилась, — сказал Алекс, когда она вышла.
Клер кивнула:
— Но она ничего определенного не сказала об Эмме.
— Это ее работа — не говорить ничего определенно, пока она не определит.
На губах Клер заиграла легкая улыбка:
— Я так рада, что ты здесь.
Алекс придвинулся ближе и обнял ее, и Клер прижалась головой к нему. Так они и сидели, падающие с ног от усталости, но по-прежнему дежуря возле Эммы. Она открыла глаза и увидела их, когда вне больничной палаты заря осветила небо.
— Кто это? — спросила она, голосом тонким, но ясным.
Клер вздрогнула. Она может говорить, о, слава Богу, она может говорить. Но почему она не…? Она наклонилась чуть вперед: — Это Алекс, дорогая, ты знаешь, кто он… — Она осеклась, увидев смущение в глазах Эммы. — Его зовут Алекс Джаррелл, — сказала она спокойно, скрывая свой страх. — Он наш добрый друг.
Эмма поглядела на него с любопытством, затем перевела взгляд на мать:
— Я подумала, как ты здорово пела мне раньше, когда я болела, — сказала она, словно продолжая начатый разговор. — Все эти песенки. «Долгая дорога в Типперэри». Это моя любимая. Мне от нее так хорошо.
Клер пела эту песню вчера, когда Эмма была в коме. Теперь она снова пропела ее, склонившись над дочерью. Алекс держал ее за руку, другой она сжимала руку Эммы, как будто передавая таким образом свою любовь и всю свою силу, которой хватило, чтобы Эмма пришла в себя и поправилась. Ее голос был слаб, но искренен, и он ласково струился по комнате.
Эмма вздохнула:
"Золотой мираж" отзывы
Отзывы читателей о книге "Золотой мираж". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Золотой мираж" друзьям в соцсетях.