Они молчали; он завернул машину на подъезд к особняку из красного кирпича в стиле короля Георга, с белыми колоннами, белыми окнами мансарды, закругленными пристройками с каждой стороны и большими окнами. Они были в Дариене, городе, о котором родители Клер говорили, как о другой планете., так далеко, по их понятиям, он находился. Квентин держал ее за руку, пока они шли через горячее темное затишье к белой парадной двери, освещенной фонарем, вокруг которого сновали мотыльки. Внутри было прохладней, и Клер непроизвольно поежилась, когда дверь за ней захлопнулась, а он, все еще держа ее за руку, повел вверх по винтовой лестнице, через обширную гостиную, освещаемую напольной лампой, мимо мраморного камина, в свою спальню.

Клер наскоро оглядела ее и отметила то, что мебель здесь была только темно-коричневой и черной, но руки Квентина уже обвили ее, заставляя забыть о всем остальном. Он рванул вниз молнию на спине ее платья. Через мгновение она оказалась обнаженной в его руках, и он остановился ненадолго, только чтобы скинуть свою одежду, прежде чем его твердые, уверенные руки ваятеля заходили по ее телу.

Они оба молчали. Клер заново открывала свое тело в мужских руках, ощущала, как оно тянется к потоку желания и наслаждения, и когда Квентин подвел ее к кровати, все, что он ни делал, она воспринимала не задумываясь. Он лег на нее, затем перетянул ее наверх, затем снова распростерся на ней, и его руки двигались по ее телу одновременно с его движением внутри нее, вознося ее к вершине, потом позволяя соскользнуть вниз, затем снова вздымая, до тех пор, пока Клер не почувствовала, как растворяется в темной комнате, под властными руками и губами Квентина. Лишь тонкая ниточка мысли связывала ее с самой собой, но за нее она не могла держаться: она была слишком ему открыта. Квентин наполнял ее, она вся была поглощена его ритмом и своими ответами, и следовала за ним повсюду, куда он увлекал ее, пока мысли улетели прочь.

Затем.он снова повел их обоих к пику наслаждения, и они взошли на него вместе, а потом медленно успокаивались. Их дыхание замедлялось и они лежали спокойно. Квентин вытянул простыню и накрыл ее и себя, а затем лег на бок, повернувшись к Клер и лаская рукой ее грудь.

— Завтра будет еще вечеринка, — сказал он, словно продолжая разговор. — Я хочу, чтобы ты была там со мной.

Клер вытянулась на постели, ощущая, как ее охватывает лень и доверчивость:

— Завтра я должна побыть с Эммой.

— Ты можешь провести с ней весь день. И следующий вечер, и другой, если хочешь. Завтра очень важный ужин. Ты мне нужна.

Посреди своей томной расслабленности Клер ощутила укол недовольства. Неужели ему нужно контролировать все, даже то время, которое она может проводить с дочерью? Но она совладала с собой без труда. Слишком рано задавать вопросы: ей так хорошо. У них еще много времени для споров, подумала она с усмешкой, уж позволь мне насладиться по крайней мере один вечер.

— Я тебе не нужна, — сказала она. — Мы так недавно встретились, все, что ты сделал, ты сделал без меня.

— Правильно. Но теперь я хочу, чтобы ты была рядом.

Он сел; его широкая грудь и плечи заслоняли свет из соседней комнаты.

— Ты не осознаешь, что у тебя есть, Клер. А у тебя — простота, ты ничего не усложняешь. Ты как свежий ветер над навозом людей, с которыми я провожу свое время. — Он помолчал. — Иногда я так устаю. — Его лицо застыло под недоуменным взглядом. — Не знаю, зачем я это сказал. Это ничего не означает.

— Навозом? — повторила Клер. — Как же ты можешь заполнять свою жизнь общением с теми, о ком думаешь так?

Он пожал плечами:

— Я и не заполняю. — Кончик его пальца обвел контур ее груди. — Хотя мне хотелось бы заполнить свою жизнь тобой.

— Почему? Из-за того, что я проста? Лоррэн сказала; что я не так уж невинна, как кажется. Вы все стараетесь наклеить на меня свои ярлыки.

— Я не думаю, что ты проста, я это знаю: в людях я никогда не ошибаюсь. Но ты невинна, только так, как Лоррэн не способна понять. Словно добрая часть современного мира прошла мимо тебя, и когда ты идешь по нему, ты как будто наблюдатель, спокойней и бесхитростней большинства из нас. Я считаю, что ты очень привлекательна, все время думаю о тебе, когда тебя нет со мной: я хочу тебя с нашей первой встречи. И ты хочешь меня. Нам вместе хорошо, и ты знаешь это. Вот сейчас нам вместе просто восхитительно. Я могу дать тебе все, что захочешь, показать тебе все, что ты пожелаешь, привести тебя в свой мир. Нам должно быть хорошо вдвоем.

Клер почувствовала, как в ней поднимается волна ожидания. Он говорил то, что она уже знала — что у нее есть деньги, но нет опыта. Но он предлагал ей свой, и свою власть; ей надо узнать, что значит обладать силой. В его голосе не было любви, но, подумала она, это лучше всего: она не любила его, и не хотела этого. Она хотела только, чтобы он открыл для нее двери. Чтобы он помог ей, со всеми ее деньгами, по-настоящему начать новую жизнь.

— Начнем с завтрашнего вечера, — продолжал Квентин, поразив ее, потому что, казалось, завершил ее собственную мысль. — У меня будет ужин с людьми, которые могут помочь открыть новую производящую линию, самую важную из моих затей, и я хочу, чтобы ты была со мной.

— Средство против морщин, сухости, провисания и старости, — сказала Клер улыбнувшись.

Он нахмурился:

Это Лоррэн тебе наболтала?

— Она просто рассказывала мне, какой ты замечательный.

— Она сама не могла этого знать, только услышав от кого-то другого. Она повторяла Оззи.

— И еще она сказала, что тебе удалось защитить Брикса, когда он учился в колледже.

— И это она сама не могла знать.

— А ты?

— Я знаю. Но она не могла знать подробностей. Что, конечно, тебе не раз сообщала.

Клер села, стянув вместе с собой простыню:

— Был мальчик, который едва не умер? Или остался парализованным?

— Нет. Он покалечился. Возился с заслонкой на окне, высунулся слишком далеко и выпал.

Клер подождала продолжения. Когда его не последовало, она спросила:

— Тогда причем здесь Брикс?

— Кто-то видел его в комнате этого парня за день до того, около окна. Они знали, что Брикс с ним на ножах, и решили, что Брикс ослабил щеколду на заслонке так, что она раскрывалась от одного прикосновения. Брикс это отрицал, и я сделал так, что его не посадили по ложному обвинению. Перевел его в другой колледж, он получил степень, вот и все. Снова наступила тишина.

— Ты поверил ему? — спросила Клер.

— Я сделал бы все тоже самое для него, независимо от своей уверенности. Я бы не позволил газетам трубить днями напролет о Бриксе Эйгере, или кому-нибудь судить его — мы бы жили под этой тенью всю жизнь. И я не потерпел бы, если бы он остался без степени. Все это были важные вещи, и я о них позаботился.

Клер вгляделась в него, пытаясь постичь его мысли. Он назвал ее простой, не поняв в ней ничего. Что на самом деле было простым, подумала она, так это способ его отношений со всем миром: он ставил себе цель и достигал ее, чего бы это ни стоило, не оглядываясь по сторонам и ни о чем не задумываясь. Контролировать положение, управлять, склонять по своей воле кого угодно, и что угодно. Его огромное тело довлело над комнатой, он возвышался над другими, когда шел по улице, он заставлял бегать вокруг себя метрдотелей, продавцов и прислугу, просто стоя и наблюдая, как его ублажают. Клер никогда раньше не встречала похожих на него людей и даже не могла себе представить, каким видит мир человек, стремящийся им овладеть.

Но желание протекло по ней, желание близости с Квентином Эйгером, каким бы он ни был, и жажда увидеть все то, что он мог показать ей. Ее жизнь до сих пор казалась ей скучной и непоследовательной — даже выигрыш в лотерею теперь представлялся лишь первым шагом к встрече с ним. Она знала, или ей казалось, что она знала, что он — безжалостен и эгоистичен, может быть, он даже опасен для кого-то, но всего этого было недостаточно для нее, чтобы пойти на попятную. Она хотела его еще больше из-за того опыта, который он мог ей отдать.

Затем она вспомнила предостережение Лоррэн. Это неважно, подумала она. Я могу идти куда захочу. Я не люблю его. Ничто из того, что случится у нас с Квентином, не продлится долго.

У меня довольно денег, чтобы купить все, что мне нужно; я могу не зависеть от Квентина или кого-либо другого в своей безопасности, комфорте и даже удовольствиях. Я сама о себе позабочусь. Я в совершенной безопасности.

Но она все еще волновалась за Эмму. И поэтому, когда Квентин привез ее домой перед рассветом, она не легла спать, а села на кухне, и принялась пить кофе, поджидая дочь.

Ханна появилась первой, — наряженная в свои садовые брючки и рубашку с длинными рукавами. На ней была соломенная шляпа с розовой ленточкой.

— Доброе утро, — сказала она, наклоняясь, чтобы поцеловать Клер в щеку. — Ты вернулась весьма поздно этой ночью.

На мгновение Клер ощутила себя подростком:

— А ты ждала меня?

— Нет, нет, я просто не могла уснуть и читала как раз когда ты вошла. Ближе к утру, да? Должно быть, это была очень приятная… — она замолкла, заметив входящую Эмму. — Доброе утро, — сказала она ей радостно.

— Вы рано встали, — сказала Эмма вяло. На ней было одно из новых платьев из мягкой белой ткани, с вышитыми большими синими и розовыми цветами. Волосы падали на лицо, блестящие и золотисто-рыжие в утреннем свете, но в глазах было отчаяние, а стройное тело сутулилось, как у древней старухи, которая не может вынести его тяжесть. Клер поглядела, как она взяла чашку с кофе и перенесла ее на стол. Сердце ее болело за Эмму, но с другой стороны она радовалась, потому что печаль дочери означала, что, неважно почему, и независимо от того, что там у них произошло на Аляске, Брикс устранился. Для него это был случайный корабельный романчик и ничего более.

Поэтому она решила не говорить ничего из того, что собиралась сказать: нет нужды вспоминать Брикса, но есть все основания постараться найти способ сделать Эмму снова счастливой, даже если это будет означать отдаление на время от Квентина.