— Из Техаса. У него безумное количество земли, такое же количество бычков и несколько нефтяных скважин.

— Не нужны нам его истории! Если он такой богач, то, должно быть, препротивный!

— Да он чудный парень, уверяю тебя! Я повезу его к тетушке Амели. Думаю, он очень ее развлечет. К тому же мне не терпится узнать, что скажет о нем наша План-Крепен.

— А я? Я ничего интересного не увижу? — простонала Лиза. — Все это время я буду только прогуливать семейство Апфельгрюне по Венеции? Нет, это несправедливо!

— Но ты же сама их пригласила, моя радость. И сегодня вечером у Фоскари снова одержишь множество побед в ожерелье, которое делает тебя неотразимой. Бедняжка Апфельгрюне всерьез задумается, по какой такой причине он женился на Хильде.

— Он знает причину: Хильда очаровательна. А вот тебя, когда ты пускаешься в комплименты, я начинаю опасаться. Сколько времени ты рассчитываешь пробыть в Париже?

— Три-четыре дня, не больше.

— А потом? Куда ты отправишься потом?

— Что за вопрос? Разумеется, вернусь домой. А что, ты хочешь, чтобы я куда-нибудь поехал?

— Ну, не знаю… Ты без труда можешь отправиться в Тибет или на Аляску.

— Что ты! Там слишком холодно.

— Тогда в Мексику или в Колумбию за изумрудами… На Подветренные острова.

— Не надейся! Но если будешь умницей, я постараюсь познакомить тебя с Корнелиусом. Он тебе очень понравится.

— Только не в том случае, если отправит тебя на край света.

Альдо перестал улыбаться. Похоже, Лиза всерьез озабочена его поездкой. Он оставил шутливый тон и обнял жену за плечи. Ги Бюто, проявляя деликатность, вышел из кабинета.

— Что с тобой, Лиза? Почему вдруг моя поездка в Париж так тебя взволновала?

— Не преувеличивай. И все же вспомни, что в последний раз ты собирался пробыть в Египте неделю, а вернулся через четыре месяца.

— И был счастлив, что не остался там навсегда, — сухо отозвался Альдо. — Чего ты хочешь? Я занимаюсь делом, и это вынуждает меня путешествовать. И не предлагай мне отправить на этот аукцион Ги. Это очень важное мероприятие. И мне кажется, я не должен тебе это объяснять. Мина ван Зельден поняла бы меня с полуслова, не требуя никаких разъяснений.

— Я все поняла, успокойся. На обратном пути прихвати с собой Адальбера, он сейчас наверняка в Париже.

— Не уверен. У него ведь есть еще квартира и в Лондоне.

— Я очень удивлюсь, если Адальбера не будет в Париже. Ты же собираешься навестить тетю Амели, и я думаю, он постарается, чтобы вся ваша «банда» собралась вместе.

Чмокнув мужа в нос, Лиза забрала ларчик и поднялась к себе в спальню.

Она сердилась на себя за то, что невольно обнаружила перед Альдо то смутное беспокойство, какое охватило ее при известии, что он готов заняться делами американца из Техаса, каким бы славным он ни был.

Лиза ничего не имела против американцев. У нее у самой было немало друзей в Америке. Ее беспокоило другое. Находясь уже не один год рядом с Альдо, поначалу под видом очкастой секретарши, а потом как жена-красавица, она успела узнать характер своего мужа до малейших мелочей. Она понимала — в частности, на примере фантастической свадьбы в Польше, — что он, любя ее от всего сердца, может стать объектом женских посягательств, и посягательства эти могут быть весьма опасными. У нее уже был такой опыт. Когда Альдо занимался версальским делом, она получила письмо от госпожи де Соммьер. Тетя Амели шутливо ей напоминала, что даже самая любящая мамочка может иной раз вспомнить, что она еще и княгиня Морозини и составляет великолепную пару со своим мужем. Лиза тогда только что родила Марко и была занята только им, она даже спала в отдельной комнате, боясь потерять молоко. Как было бы замечательно, писала маркиза, если бы Лиза всех сразила своей красотой, внезапно появившись на вернисаже американки Полины Белмон, модной скульпторши, которая устраивала свою выставку в галерее их общего друга Жиля Вобрена, влюбленного в нее.

У Лизы достало тонкости распознать в ласковом и шутливом письме предупреждение об опасности. Она не пренебрегла советом и осуществила сенсационное появление в разгар вечера. Она, как Чезаре, пришла, увидела и… Поняла, что Вобрен всерьез влюблен в скульпторшу — очень талантливую, без всяких сомнений! — но ему не платят взаимностью. Зато Полина Белмон влюблена в Альдо. Лиза увидела, как Полина незаурядна: красива, умна, образованна, сердечна, с бездной обаяния, к тому же похожа на греческую богиню, глядящую на мир ясными серыми глазами. Лиза не могла не заметить, как смягчались эти ясные глаза, стоило им обратиться на ее мужа. А муж был так счастлив увидеть свою внезапно появившуюся красавицу Лизу, что она нисколько не усомнилась в его любви, подтверждением которой стала их ночь в апартаментах «Рица».

— Не оставляй меня больше, Лиза, — умолял он, прежде чем позволить ей заснуть. — Мне так плохо без тебя! Уверен, что в твоей родной Швейцарии нет недостатка в кормилицах. Не говоря уж о коровах!

Семейная жизнь пошла своим чередом. Однако у Лизы сохранилась едва уловимая тень предубеждения против всего, что касалось Соединенных Штатов. Хотя, скажем прямо, Техас и Нью-Йорк находятся не по соседству.

После разговора с Лизой Альдо задумался. Впервые его жена высказала какие-то опасения относительно его отъезда, хотя прекрасно понимала значимость драгоценностей, которые будут распродаваться послезавтра на аукционе в Друо. Он всегда там был завсегдатаем и получил, как обычно, приглашение, равно как и каталог… Опасения Лизы оставили в его душе неприятный осадок.

Осадок остался и после их встречи, когда он вернулся из Египта. Магия любви, что бросала их в объятия друг друга после разлук, для Лизы словно бы потускнела, хотя, затворив дверь спальни, она не противилась безудержной жадности, с какой Альдо любил ее. Про себя Морозини благословлял Адальбера, который приехал вместе с ним, и без всякого намека на адвокатство, искренне и красочно рассказал об их приключениях на Ниле, не скрыв своих чувств к юной Салиме, девушке, принадлежавшей совсем иному миру. Его искрометный талант рассказчика заворожил всех, а сам Адальбер признался, что очень дорожит своим пребыванием у друзей, что ему нелегко будет сесть на поезд и вернуться в свое, хоть и относительное, одиночество в доме на улице Жуфруа.

— А я бы с удовольствием поехала в Париж, — вздохнула тогда Лиза, весьма раздосадовав этой репликой Альдо.

— Так что же тебе мешает? — не без укора осведомился он.

— Не знаю, будет ли к месту мое присутствие.

— Ты имеешь в виду тетю Амели и План-Крепен? Не греши, моя радость! Ты прекрасно знаешь, что они всегда тебе рады.

Тогда дальше разговоров дело не пошло, но сейчас, запирая чемоданы, Альдо вспомнил эту беседу и решил принять кое-какие меры. Он отправился в спальню к Лизе.

— Сколько времени пробудут у нас гости? — спросил он.

— Два-три дня, не больше.

— Раз ты боишься, что я умчусь на край света, то приезжай ко мне в Париж. Ты развеешься в чудесной атмосфере особняка на улице Альфреда де Виньи и по праву станешь членом нашей, как ты выражаешься, «банды». Не только я, но и тетя Амели, и ее верный «оруженосец» План-Крепен будут в восторге. Не говоря уж о твоем любимом портном!

— Но… Что будет с детьми?

— Не надо! Не начинай все сначала! Думаю, их можно оставить на попечении Труди, гувернантки, — это будет новой попыткой начать воспитывать и образовывать близнецов, Ги, Анжело, Захарию, Ливию, Фульвию, Дзано и всех остальных, не упрекая себя за то, что мы бросили их на произвол судьбы в «пустыне».

Лиза не могла удержаться от смеха и ласково прижалась к мужу.

— Посмотрим! Конечно, ты прав. Но знаешь, с тех пор как мы женаты, мы бываем вместе куда реже, чем когда я работала у тебя секретаршей. По моей вине, конечно, но и по твоей тоже!

— Возможно, и так… Но встречаться так сладко! Разве нет? — прошептал Альдо, целуя ее в шею.

Потом последовало долгое молчание, прерываемое вздохами, а спустя еще несколько минут Морозини повернул в двери ключ.

Когда Лиза встала и подошла к туалетному столику, собираясь поправить прическу, ее взгляд упал на украшения, разложенные перед зеркалом. Она посмотрела на них неодобрительно и произнесла:

— Мне не нравится, что я пойду сегодня на бал без тебя!

— Лгунишка! Ты осчастливишь своих обожателей, и они будут виться вокруг тебя, словно пчелы вокруг цветка. Мне бы это очень не понравилось. Так что ты будешь избавлена от семейной сцены.

Лиза рассмеялась.

— Не знаю, как тебе, а мне нравятся семейные сцены. Обычно они заканчиваются так сладко!

— Согласен. Вот только не знаю, что приготовить на следующий раз. Как ты думаешь, что тебе больше понравится: взбучка или еще один ребеночек?

Снизу донесся шум возни и оглушительный детский плач, Лиза тут же заторопилась к двери, но у порога обернулась.

— Мне кажется, детей у нас уже предостаточно, — сказала она. — Беги на поезд и поцелуй всех за меня. Может, я и приеду к тебе в Париж. Хотя бы для того, чтобы посмотреть, что Мари-Анжелин сделает из твоего американца.

— Вот это достойная речь послушной жены! Жена! Я горжусь тобой!


Что им делать с американцем? Именно этим вопросом задавалась вышеупомянутая Мари-Анжелин дю План-Крепен. Семейство дю План-Крепен было очень родовитым. Первые План-Крепены принимали участие в Крестовых походах, и последняя из них, оставшаяся старой девой, постоянно об этом напоминала. Через некоторое время она задала тот же самый вопрос маркизе де Соммьер, которую все Морозини называли тетей Амели и с которой сама она состояла в родстве, блестяще выполняя в ее доме обязанности чтицы, компаньонки, ангела-хранителя, наперсницы и информационной службы. Все свои новости Мари-Анжелин черпала в церкви Святого Августина во время мессы в шесть часов утра. Церковь была для нее чем-то вроде тайного агентства, позволявшего ей быть в курсе новостей не только квартала Монсо, но и большей части аристократического или просто состоятельного Парижа. Эта старая дева с белесыми кудряшками обладала обширными познаниями в самых разнообразных областях и множеством неожиданных талантов. Очень часто она оказывала серьезную помощь Морозини и египтологу Видаль-Пеликорну во время их бесконечных авантюр, которые следовали одна за другой, пока они разыскивали драгоценные камни, украденные с наперсника иерусалимского первосвященника. Благодаря этим приключениям мужчины очень подружились. Когда речь заходила об Адальбере, Лиза говорила: «Больше чем брат…» — и не ошибалась, несмотря на неизбежные стычки и разногласия Адальбера и Альдо. Что бы там ни было, Мари-Анжелин обожала обоих друзей. Благодаря им она пережила самые незабываемые минуты в своей жизни и надеялась на столь же яркие в будущем. Приезду Альдо она обрадовалась как празднику, но никак не могла понять, радует ли ее приложение «made in USA».