Искусно выкованное из золота, мифическое чудовище с головой ревущего льва, телом козла и хвостом дракона было величиной сантиметров десять. Козлиное тело было сделано из цельного изумруда того же оттенка, что глаза и конец хвоста. Мало этого, когтистая лапа химеры опиралась на большую, неправильной формы жемчужину, символизирующую утес. Изображение химеры впечатляло. Что же можно было сказать о подлиннике?

Уишбоун, деликатно сопя, стоял, склонившись над картинкой. Потом мечтательно произнес:

— Но ведь и такое можно сделать!..

— Если потратить массу времени, терпения и денег. Да, я с вами совершенно согласен, можно. Но это уже не по моей части. Ювелир, причем далеко не заурядный, сможет сделать эту вещицу при условии, что у него будут все необходимые камни.

— Времени у меня хоть отбавляй, — добродушно сообщил техасец. — А вы знаете, кто бы смог сварганить такую штуковину?

— Ювелиров много. На улице де ла Пэ, на Вандомской площади найдутся те, кто сможет вам помочь. Именно там делают потрясающие драгоценности для индийских магараджей. Ну вот, к примеру, Бушрон, Картье, Шоме, Меллерио… Но, полагаю, лучше всего обратиться к Картье. Жанна Тусен, художественный директор фирмы, удивительная женщина. Она в жизни не держала в руках карандаша, но создает украшения несравненной красоты. Ваш заказ может ее позабавить. Впрочем, не уверен. Она скорее предпочитает создавать что-то новенькое.

— Можете дать мне рекомендательное письмо для нее? И для других тоже, если она откажется?

— С радостью! Я готов сделать даже больше: этим вечером я уезжаю в Париж на аукцион драгоценностей в Друо. Если вы завершили свои дела в Венеции, я могу вас взять с собой.

Усы и уголки губ господина Корнелиуса поползли вверх.

— Отличная идея! Я ведь и на аукцион могу с вами пойти. Вдруг там найдется какая-нибудь забавная штучка, которая поможет мисс Торелли набраться терпения.

— Предупреждаю, там будут крайне дорогие драгоценности, если не сказать разорительные. Распродается редкая коллекция. Иначе я и с места не стал бы двигаться.

— Я на это и рассчитываю. Трудно себе представить, что я дарю мисс Торелли платиновый кирпич или янтарное ожерелье.

Морозини не мог не рассмеяться. Похоже, судьба свела его с настоящим набобом.

— А вы знаете, что вы совершенно удивительный человек? — спросил он, протягивая техасцу один из двух поданных им стаканчиков виски. — Такое впечатление, что вас ничто не остановит, если вы чего-то захотели.

— А зачем мне останавливаться, если мое желание никому не вредит?

Прищуренные голубые глаза Корнелиуса светились задорным лукавством. Нет, право, грех было бы не помочь такому славному человеку. Альдо поймал себя на неожиданной мысли, что и на самом деле не возражал бы против совместного путешествия.

— Я попрошу моего секретаря заказать вам одноместное купе в Симплон-Орьент-экспресс. Встретимся на вокзале. Где вы останавливаетесь в Париже?

— Нигде. То есть я хочу сказать, что ничего там не знаю. В Париже я пересел с поезда на поезд, только и всего.

— Тогда ни о чем не беспокойтесь. Мы вместе поедем туда, где я привык останавливаться.

Мысль об этом пришла в голову Морозини совершенно естественно.

Чудо-американец, без сомнения, порадует тетушку Амели, да и План-Крепен тоже. Было бы жаль лишить двух милых дам такого удовольствия.

Альдо охотно пригласил бы американца на завтрак, но у них в доме гостил сейчас кузен его жены Лизы, весьма оригинальный господин по имени Фридрих фон Апфельгрюне с супругой Хильдой и двумя детьми, Францем и Элизабет. Дети мгновенно подружились с близнецами Морозини, Антонио и Амалией, и Альдо находил их дружбу даже слишком горячей, потому что дворец Морозини то и дело сотрясался от их совместных подвигов. Альдо, конечно, радовала необычайная жизнерадостность творческой четверки, но он не стал отказываться от возможности провести несколько спокойных дней в Париже. Тем более желанных, что кроме четверых веселых чертенят покой дома нарушал еще и юный Марко, последний отпрыск Морозини, обожаемое дитя Лизы, которому недавно исполнилось три года. Марко пока не участвовал в проделках и авантюрах близнецов, выполняя роль, так сказать, голоса за кадром. Необыкновенная мощь этого голоса очень смущала Альдо, он уверял Лизу, что рев их младшего сына слышен даже во Дворце дожей, чем очень ее смешил.

— Сразу видно, что ты был единственным ребенком!

— Но и ты тоже!

— Да, но у меня было столько кузенов, что я этого не замечала.

Альдо предпочел бы, чтобы у Лизы были родные братья, потому что все кузены были влюблены в Лизу, а некоторые из них сохранили свою влюбленность даже до сих пор. Даже Апфельгрюне в начале их знакомства делал все возможное, чтобы оттеснить Альдо от своей красавицы-кузины, но потом стал ему верным помощником и вместе с Адальбером Видаль-Пеликорном участвовал в розысках чудесного опала, украденного в незапамятные времена из наперсника первосвященника Иерусалима. Потом на балу в доме Кински Фридрих познакомился с Хильдой и перестал наконец соперничать с Морозини. С тех пор он стал ему добрым другом. Но так дело обстояло далеко не со всеми кузенами! Например, кузен Гаспар, тоже швейцарец, как и Лиза, но обосновавшийся в Париже, до сих пор не терял надежды, но в Венеции он, правда, не показывался…

Проводив Корнелиуса к причалу, где его дожидалась гондола от «Даниели», Альдо заглянул в кабинет Ги Бюто, который был когда-то его наставником, а теперь стал управляющим всеми делами. В кабинете Ги он застал Лизу. Она пришла в кабинет Ги, чтобы попросить его достать из сейфа ожерелье из аквамаринов с бриллиантами. Сегодня Фоскари давали бал, и она хотела надеть это украшение, а поскольку Альдо уезжал, собиралась взять с собой Фридриха и Хильду.

Огненно-рыжие волосы Лизы и белоснежные пряди Ги — Альдо всякий раз восхищался их контрастом. Лиза и Ги знали друг друга давным-давно, еще с тех пор, когда Лиза, дочь богатейшего цюрихского банкира, работала у Альдо секретаршей — и до чего она была компетентной! — под именем голландки Мины ван Зельден. Она носила тогда очки в черепаховой оправе, юбку, похожую на кулек с жареной картошкой, а волосы стягивала в тугой узел на затылке. Их теплая искренняя дружба с Ги завязалась еще с тех времен. Альдо подошел к креслу жены, и Лиза подняла на него свои прекрасные синие глаза.

— Ну, что твой американец? Не похож на тех, которые приходят к тебе обычно?

— «Не похож» — мягко сказано! Ты никогда не догадаешься, зачем он ко мне пришел!

— За изумрудом Нерона? За жемчугом Клеопатры — тем, который не растворился? За философским камнем?

— Почти! За химерой Борджа!

— Когда-то можно было искать и химеру, но вот уже двадцать лет она покоится на дне океана. Американцу не повезло, — вынес свое суждение Ги.

— Забавно! — откликнулась Лиза. — Надеюсь, у него это не навязчивая идея? Он сможет найти себе другую мечту?

— Он ищет ее не для себя, а для дамы сердца.

— Кто же она? Он доверил тебе свою тайну?

— Певица Лукреция Торелли.

— Твоя любимица! Та, что вообразила себя принцессой Турандот. Бедный он, бедный! А на вид очень славный. Надеюсь, ты объяснил ему, что он напрасно теряет время?

— Разумеется. Но его это нисколько не смутило.

— Неужели? — не поверил Ги. — Он что, не понимает, что найти что-либо в обломках «Титаника» невозможно?

— Он решил заказать копию… Но из тех же материалов!

Альдо был доволен произведенным эффектом и теперь любовался двумя изумленными лицами.

— Но она обойдется ему в целое состояние! Если только он найдет подходящие камни!

— Деньги его не волнуют. Мне кажется, его кошелек выдержит и более существенный урон.

Господин Бюто снял очки, протер их носовым платком и снова водрузил на нос.

— Но химера — не женское украшение. Судя по картинке, в ней есть нечто угрожающее.

— Это драгоценность из сокровищницы Борджа. Папа Александр VI заказал ее для своего сына Чезаре, на родство с которым претендует Торелли. К тому же она поклялась, что выйдет замуж за того, кто принесет ей химеру.

— А она не глупа! — звонко рассмеялась Лиза. — Конечно, она знает о судьбе химеры и нашла весьма оригинальный способ отделываться от надоедливых поклонников. Знаешь, я не уверена, что идея твоего американца так уж хороша. А кстати, как его зовут?

— Корнелиус Б. Уишбоун.

— Даже если ему удастся это безумное предприятие, Торелли тут же догадается, что химера не подлинная.

— Но камни-то будут настоящими!

— Она оставит химеру у себя, а замуж за него не выйдет. Он разорится, не получив взамен ничего.

— Разорится? Меня бы это очень удивило, моя радость. Я предложил отвести его к Картье и узнать, что думает госпожа Туссен о его пожелании, сообщив по ходу дела, что собираюсь в Париж на аукцион в Друо, где будет распродаваться коллекция ван Тильдена. Он тут же заявил, что не прочь отправиться вместе со мной, чтобы — держитесь, друзья мои! — присмотреть какую-нибудь «штучку» для своего идола, которая скрасит время ожидания.

— Господи! — жалобно воскликнул Ги Бюто. — Это же самая прекрасная частная коллекция драгоценностей Ренессанса! Погодите! Если я не ошибаюсь, в ней находится три из трех тысяч семисот восьмидесяти украшений, которые Лукреция Борджа, герцогиня Феррары, оставила после своей смерти.

— Сколько? Сколько? — переспросила потрясенная Лиза.

— Три тысячи семьсот восемьдесят. Может, на две или три больше. И даже самое незначительное из украшений будет стоить баснословные деньги.

— Я его предупредил, — подхватил Альдо. — И не произвел ни малейшего впечатления.

— И откуда же твой миллиардер качает деньги?