– Дрова сыроваты, вот в чем загвоздка, – извиняющимся тоном объяснил он. Когда пламя, с треском взметнувшееся вверх, вдруг выбросило в комнату клуб едкого дыма, он скомандовал: – Откройте дверь, пусть проветрится.

Пол открыл выходившую на террасу застекленную дверь и вышел в ясную ночь. Налетел влажный ветерок, приятно освежающий после сытного обеда и духоты комнат. Он стоял неподвижно, подставляя ему лицо. В лесу у подножия холма квакши устроили концерт. Должно быть, их там десятки, сотни, подумал Пол. На него вдруг нахлынуло чувство светлой грусти. Ему захотелось, чтобы Мими вышла и тоже послушала хор квакш, но вечер был прохладным, а она легко простужалась.

Он вернулся в комнату. Дым вытянуло, дрова горели как положено.

Альфи обвел взглядом расположенные уютным полукругом кресла и диваны.

– Я учусь, – сказал он, довольный тем, как ровно горит огонь в камине, – постигаю премудрости деревенской жизни. Правда, Эмили?

Эмили согласно улыбнулась.

– Я уже многое узнал про коров и сам завел трех джерсеек. Завтра с утра покажу вам новый хлев, если вы не проспите. Я всегда встаю рано, хочу использовать каждую минуту, пока я в деревне.

Два рыжих сеттера устроились рядом с Альфи. Он погладил их и зажег трубку.

Деревенский джентльмен, доброжелательно, но не без иронии подумал Пол, вспомнив, каким безответственным был его дядя в юности. Помещик. Происшедшей в нем переменой он во многом обязан Эмили. Если бы Альфи не нужно было зарабатывать деньги, он с удовольствием переехал бы в деревню на постоянное жительство. Ему бы следовало родиться английским сквайром. Он и внешне был похож на сквайра: крепкий, румяный. Да, некоторые по ошибке судьбы рождаются не там, где следовало бы – художники в семьях торговцев, радикалы в семьях аристократов. А я? Где мое место? Не знаю, признал Пол, и нет смысла искать ответ на этот вопрос, поскольку я там, где я есть.

Потом другая мысль пришла ему в голову.

– Вы подружились с кем-нибудь из соседей? Эмили не ответила. Она была занята вышиванием, а Мег в украшенном оборками платьице из органди сидела рядом, обучаясь на наглядном примере искусству рукоделия.

– Мы тут всего год, – сказал Альфи. – Дома расположены далеко один от другого, думаю, большинство наших соседей еще и не знает, что мы сюда переехали.

«О нет, они это отлично знают, – подумал Пол. – Они заранее, до того как вы сюда вселились, знали о том, что вы приедете. Еще бы, единственный еврей в округе радиусом в двадцать миль».

Внезапно в разговор вступила Мег.

– Нет, они знают. Знают, и они нас не любят.

– Мег, – воскликнула Эмили, отвлекшись от вышивания. – Нехорошо так говорить. Ты меня удивляешь.

– Ты вечно повторяешь, что так нехорошо говорить. Ты сказала это и в тот раз, когда я жаловалась, что меня не приняли в танцевальный класс мисс Аллертон. Я так огорчилась.

– Но класс был переполнен, – поспешно вмешался Альфи. – Мама права, незачем выдумывать то, чего нет.

– Ничего я не выдумываю. – Мег была на грани слез. – Класс не был переполнен, я же вам говорила. Мама Джанис сказала ей, что меня не приняли, потому что я, мы – евреи. Джанис не должна была говорить мне об этом, но она не послушалась.

– Не знаю, правда ли это, Мег, но если и правда, лучше не говорить об этом, – Эмили произнесла это ровным тоном, но чувствовалось, что слова дочери неприятно ее задели.

– А я ни на минуту не могу в это поверить, – умиротворяюще сказал Альфи. – Мир меняется, весь этот вздор – это какое-то, – Альфи поискал слово, – средневековье. Поступишь в этот класс в будущем году, тогда увидишь, что я прав.

– Здесь нас тоже не любят, – пробормотала Мег.

– Хватит, Мег, – скомандовала Эмили, которую этот разговор, судя по всему, вывел из равновесия, и ей хотелось поскорее прекратить его.

Мег, будучи воспитанной девочкой, замолчала, но Пол, с симпатией смотревший на нее, успел заметить промелькнувшее на ее лице выражение. Девочка более реалистично смотрит на вещи, чем Альфи, подумал он, чувствуя себя в этот момент значительно старше своего бодрячка-дяди.

На время все погрузились в неловкое молчание. Снаружи послышался шум автомобиля, с пыхтением взбиравшегося на холм. Эмили отложила вышивание и подошла к окну.

– Кто бы это мог быть? Не могу разглядеть, слишком темно.

– Возможно, это фермер, живущий у пруда, – предположил Альфи. – Только у него есть автомобиль. Конечно, дачники все имеют автомобили; автомобиль необходим, чтобы добираться до железнодорожной станции.

– Дачники. Вот именно. Игрушки богачей, – сказал Дэн. – Так вот, позвольте вам сказать, что если социализм, которого вы все так боитесь, и наступит, то причиной тому будет автомобиль. Обладание им порождает в тех, у кого его нет, неистребимую зависть.

Лия была необычайно притихшей весь день. Она чувствует атмосферу в доме, подумал Пол, и понимает, что ей лучше ни во что не вмешиваться. Сейчас, однако, она заговорила.

– Но, дядя Дэн, предположим, что мы научимся делать дешевые автомобили, и каждый сможет его купить. Это же намного облегчит жизнь.

Дома в спокойной обстановке Лия всегда высказывала свое мнение в форме восклицательных предложений, будто сообщала о каком-то открытии.

– Каждый сможет купить? – возразил Дэн. – А тебе известно, что добрая половина наших граждан даже не видела автомобиля, не говоря уж о том, чтобы его купить. Не говори о вещах, в которых ты ничего не понимаешь, Лия.

Пол пришел на помощь девушке.

– Она права, дядя Дэн. Этот процесс уже идет. Мы же говорим не о таких машинах как мой «стивенс дьюри» или «рено». Конечно, дешевый автомобиль похож на тележку без лошади и выглядит он уродливо, как давно нечищенная угольная печь, но все же он способен довезти вас куда нужно всего за триста девяносто пять долларов.

– Не так уж это дешево, – сухо ответил Дэн. – Большинству не скопить и этой суммы. Я бы например не смог позволить себе эту покупку.

Какой он сегодня раздражительный, подумал Пол. В чем, интересно, причина. В комнате ощущалась некоторая натянутость.

Альфи, обычно не слишком восприимчивый к таким тонкостям, на сей раз тоже, видимо, что-то почувствовал, потому что с нарочитым оживлением заметил:

– Перед тем как ложиться спать, неплохо бы нам всем как-то развлечься. Как насчет того, чтобы прочитать нам свои стихи, Мег, – обратился он к дочери и объяснил собравшимся: – Мег пишет неплохие стихи. Лицо девочки омрачилось.

– Мне не хочется.

– Ну, не упрямься, – уговаривал ее Альфи. – Не будь такой застенчивой. Давай.

Девочка, довольно крупная для своих восьми лет, в этот момент как-то вся съежилась и стала казаться меньше и моложе.

– Это обязательно? – она умоляюще посмотрела на мать.

– Конечно, раз папа тебя просит, – откликнулась Эмили, не поднимая глаз от вышивания.

Мег хмуро спросила, читать ли ей наизусть или по книге.

– Конечно, наизусть, – сердечно ответил Альфи.

В них нет ни малейшего понимания, подумала Хенни, вспомнив свое детство; она увидела себя в этой нескладной девочке, которая, повернув ноги носками внутрь, прижав руки к бокам и держа ладони на животе, принялась декламировать стишок о семье кроликов.

Эмили, наклонившись к Хенни, прошептала:

– Мы хотим воспитать в ней уверенность в себе. Она такая застенчивая и впечатлительная. Представляешь, она плачет, когда мы в сентябре возвращаемся в город – переживает за своих кроликов.

«Застенчивая, – сердито подумала Хенни, – а какой же ей еще быть, если она не может понять, кто она такая, а вы ей в этом совсем не помогаете».

Чем-то отношение Альфи и Эмили к дочери напомнило ей отношение Дэна к Фредди, хотя причины для этого были в обоих случаях разными. И она взмолилась про себя, чтобы Дэн не стал просить Фредди сыграть на рояле. Фредди всегда долго колебался, и эти колебания производили неприятное болезненное впечатление, если же он все-таки садился за рояль, то играл слишком долго. Он бы нагнал смертельную скуку на Эмили и Альфи, не разбиравшихся в музыке. О, только бы Дэн не стал приставать к Фредди.

К счастью, сегодня этого не случилось. Еще некоторое время в гостиной шел малосодержательный разговор, потом бой часов прервал его. Эмили отложила вышивание. Альфи открыл дверь и выпустил собак. В комнату хлынул свежий душистый воздух, выманивший всех из дома.

Квакши закончили свой концерт. Покачивающаяся от ветра верхушка древнего бука четко вырисовывалась на фоне неба с мерцающими на нем звездами. Внизу земля была скрыта глубокими синими тенями.

Первой заговорила Мими:

– Я вернусь в дом. После того, как мама переболела пневмонией, я ужасно боюсь простудиться.

Альфи позвал собак, и все пожелали друг другу спокойной ночи.

– Вы можете ложиться, – сказала Лия, – а я пройдусь к пруду, посмотрю на отражение звезд в воде. Такой изумительный вечер, жаль тратить время на сон. Вы же говорили то же самое, дядя Альфи. Кто со мной? Фредди?

– Да ведь темно, хоть глаз выколи, – проворчал Дэн. – Ты можешь споткнуться о камень и сломать ногу.

Лия засмеялась.

– Не беспокойтесь. Я вижу в темноте, как кошка. Пол заметил сердитое выражение, промелькнувшее в глазах Дэна, но оно тут же исчезло, и Пол отвернулся.

С минуту они стояли, глядя, как Лия идет вниз по дорожке, и Фредди следует за ней. Потом они скрылись среди деревьев, а все остальные вернулись в дом.

Подошел к концу последний день их пребывания у Альфи. Поздним вечером Дэн бросил свою рубашку на кровать в отведенной им комнате с темной ореховой мебелью и проворчал:

– Что за дурацкий обычай переодеваться к ужину? Слава Богу, завтра мы уезжаем. Ну, скажи на милость, зачем нужно надевать что-то особое, чтобы поесть? – Он уронил запонку для воротничка и, нагнувшись, принялся искать ее под секретером. – Ненавижу одеваться.