Малышка залезла на стремянку и одну за другой подала мафочке бесценные тарелки.

У нее было легко на душе, хотя во время обеда она со страхом думала: а что если мафочка знает про свою «лучшую подругу» и папулю и молчит, щадя его? Не может быть! Если бы мафочка знала, что ее дочь связана кровными узами с папулиным семейством, она бы ни за что не позволила себе говорить о них в таком насмешливом тоне…

— Я приготовила «плавучие острова», — сказала мафочка. — Пэнси больше всего любит этот пудинг.

И Малышка мгновенно поняла, что счастье мафочки такое же хрупкое, как тарелки у нее в руках. Ее мысленному взору явилось лицо Пэнси, которая улыбалась в точности как Блодвен, опуская вниз уголки губ и раздувая ноздри.

— Что с тобой? — Мафочка взяла последнюю тарелку и с тревогой посмотрела на дочь. — Ты побледнела.

И она протянула руку, чтобы помочь Малышке слезть.

— Да? Извини, — улыбнулась Малышка.

— У тебя месячные?

— Нет. Просто закружилась голова. Уже прошло. Не знаю, что это было. Как глупо!

Правильно, глупо, сказала она себе. У Блодвен и Пэнси нет очевидного сходства. Только чувствуя себя виноватой, можно вообразить такое.

— Сама ищешь неприятности на свою голову, — обычно говорит мафочка в таких случаях.

Ну в чем ее вина? Разве лишь в том, что знание — тоже вина.

— Так-то лучше, — проговорила мафочка. — Ты немного порозовела, дорогая. Ничего, бывает. Когда я была в твоем возрасте, со мной тоже такое бывало.


Пэнси писала:


Дорогая мама!

Я была рада получить от тебя длинное и веселое письмо о твоей жизни в Ислингтоне, где, как ты говоришь, много интересных людей. Мне бы хотелось повидаться на каникулах со «старым мореходом» и котом Валтасаром, а еще я хочу съездить в Брайтон и посмотреть на малыша Эйми. Мне будет приятно почувствовать себя тетей. И я обязательно запишу день рождения моего племянника в свою памятку.

Хорошо бы тебе побыстрее найти работу. Жаль, ты ничему не училась, но это не твоя вина. Это вина общества. Мойра Харвестер, которая сейчас у нас староста, говорит, что мир очень сильно переменился с тех пор, как наши матери были молодыми. Когда ты была в нашем возрасте, как она говорит, девочек еще воспитывали в убеждении, что им необязательно делать карьеру, потому что их должны обеспечивать мужья. У нас будет иначе. Я решила стать консультантом по менеджменту (Мойра считает, что мне это подходит, потому что из меня получается хороший организатор), и сначала я получу хорошую работу, а потом уж заведу детей, чтобы не потерять независимость. Мне бы хотелось иметь девочку и мальчика, но я сомневаюсь, что хочу замуж. Мойру это шокирует, но она кое в чем еще очень старомодна!

Может быть, если тебе не удастся найти приличную работу, ты подумаешь о том, чтобы еще раз выйти замуж. Папа собирается жениться, о чем, надеюсь, он уже сообщил тебе. Должна признаться, когда я прочитала об этом в его письме, то обиделась за тебя, хотя теперь уже не сержусь на него.

Спасибо за то, что ты разрешила привезти Джэнет Моррис на Рождество. Если тебе все равно, я бы с большим удовольствием пригласила Мойру Харвестер. Родители Джэнет Моррис были очень добры, что пригласили меня осенью, но все время лил дождь, так что мы не выходили из дома и не видели ни Девичьего замка, ни земляных укреплений, а все время делали кокосовое мороженое и смотрели телевизор. У Мойры Харвестер более широкий круг интересов, чем у Джэнет Моррис. Ей нравится ходить в театры и говорить о политике, и у нас с ней гораздо больше общего! Уверена, она понравится тебе. Она очень высокая и худая.

Мой медвежонок сидит рядом со мной, пока я пишу, и шлет тебе горячий привет (!). И я, Пэнси Старр, тоже шлю тебе привет!

P.S. Я вовсе не хотела сказать, что тебе обязательно надо выходить замуж. Может быть, если ты попробуешь, тебе понравится самой зарабатывать. Мойра Харвестер хороший психолог, так вот, когда она посмотрела на твою фотографию, то сказала, что, по ее мнению, у тебя большой потенциал, который ты почти не использовала. Еще она говорит (но это не имеет отношения к психологии), что ты очень молодо выглядишь для своих лет!


Когда Малышка приехала с Итон-сквер, письмо Пэнси уже ждало ее, и она прочитала его в кухне мисс Лэйси, согреваясь возле газовой плиты. Валтасар мурлыкал у нее на коленях. Не успела Малышка войти в квартиру, как он бросился к ней с радостным мяуканьем. К еде, которую она оставила ему на время своего отсутствия, он даже не прикоснулся.

— Бедный старичок, — сказала Малышка, почесав у него за ухом, — тебе было очень одиноко весь день.

Часы уже показывали полночь, но Малышке совсем не хотелось спать. Ее переполняла любовь к Пэнси, к старому коту, который тосковал по ней, к Филипу…

Она сказала себе, что влюбилась, потому что ее положение подталкивало ее к этому; она попала в ловушку и должна бороться, но знала, что не будет бороться. Почему бы не делать то, что ей хочется делать? Впереди целая жизнь и много приятных возможностей. И она свободна в своем выборе, правда, теперь она постарается быть умной. Рассмеявшись, она согнала кота с коленей и сказала:

— Валтасар, я свободна как птица, и я молода! Во всяком случае, так говорит моя дочь! Я молода для своих лет, и у меня большой потенциал!

Глава девятая

— Мне двадцать девять, — сказал Филип. — А это важно?

От удивления глаза у него стали круглыми. Но удивился он, как поняла Малышка, не ее вопросу, а тому, как нелепо, неожиданно, по-детски она задала его между двумя ложками горячего лукового супа, едва наступила первая пауза в их разговоре.

— Нет. Конечно же, нет! — Малышке стало стыдно своей лжи (она боялась, что он еще моложе), и она покраснела. — Просто задумалась о возрасте. Ничего странного, если целый вечер проводишь со стариками. Родители, тетушки. Они родились где-то на переломе веков. Вот я и думала о том, как время рождения определяет характер… — Она проглотила еще одну ложку супа. — Мне, например, тридцать два. Я — дитя войны, — сказала она, набравшись храбрости.

— Вряд ли война так уж на тебя повлияла. Ты, верно, и не помнишь ничего.

— Я — сирота военного времени. У меня приемные родители.

— А, тогда понятно.

— Знаешь… — проговорила она и умолкла.

Ей было трудно продолжать. Не сейчас. Еще рано. Это займет слишком много времени, придется многое объяснять. Она открыла свое прошлое — восстановила его, словно отвоевала сушу у моря, — и хотя это открытие безусловно интересно для нее, Филипу, может быть, будет скучно. Несмотря на то что, с одной стороны, ей казалось, будто она знает его всю жизнь, все же, с другой стороны, он пока еще оставался для нее чужим. Забавное получается ощущение: близость с человеком, которого едва знаешь. Захватывающее ощущение, думала Малышка, глядя на Филипа, сидевшего напротив нее в маленьком тихом подвальном ресторанчике, в котором официанты были одеты как французские матросы, а над входом в кухню висели пучки душистых трав. Все здесь кружит голову, приятно волнует, но и пугает.

— Да? — в ожидании произнес Филип.

Смутившись, Малышка посмотрела мимо него на крошечный бар и меню, написанное мелом на доске. Слава богу, здесь все довольно дешево, подумала она, беспокоясь за Филипа, хотя еда в самом деле великолепная. Густой луковый суп и свежий хрустящий белый хлеб. Интересно, включено ли это место в «Путеводитель по ресторанам»? И ей припомнился последний ужин с Джеймсом…

— Почему ты улыбаешься? — спросил Филип.

Странно, что он спрашивает, ведь они только и делали, что улыбались друг другу все полчаса, что провели вместе в ресторане. Наверно, у нее теперь другая улыбка…

— Я улыбаюсь? — лицемерно переспросила Малышка. Ей не хотелось говорить ему, что ее муж повел ее в куда более дорогой ресторан, чем этот, в их последний проведенный вместе вечер и очень расстроился, когда ему подали счет! Не хватало еще, чтобы Филип подумал, будто она считает его мелочным! С жадностью проглотив остатки супа, Малышка вытирала хлебом тарелку. — Наверно, я думала о моей семье. Об отце и его сестрах. О тете Флоренс и тете Блодвен. Вчера они были на удивление милы друг с другом, вели себя как нельзя лучше, но похоже, это лишь временное перемирие в их вечной войне. Они любят друг друга, но по-настоящему их объединяют давние страсти. Воспоминания о прежних стычках и скандалах. Это держит их вместе. Возможно, они просто не умеют иначе выражать свою любовь. Им уже по многу лет, они многого навидались, но, как бы ни изменилась жизнь вокруг них, в душе они остались прежними.

— Старики — это те же молодые люди, разве что пойманные в капканы старой плоти, — отозвался Филип. — Увы, мысль неоригинальная. Где-то я вычитал ее. Кстати, пока мы не переменили тему, ты не выглядишь на тридцать два года. Я бы сразу сказал, как только ты упомянула о своем возрасте, но побоялся, что ты сочтешь это банальным комплиментом. А потом я подумал: если ничего не скажу, ты можешь решить, будто я считаю, что ты выглядишь старше своих лет.

Малышка рассмеялась, и Филип тоже рассмеялся. Он прелесть, подумала Малышка.

— Ты все говоришь правильно.

— Стараюсь понравиться, — потупившись, произнес Филип и тотчас поднял на нее глаза, поправив дужку очков на носу. — Но не всегда. И не всем.

— Мне ты нравишься.

Малышка сама удивилась, как осмелилась произнести такое, и обрадовалась, что подошел официант и стал собирать тарелки.

— Я рад.

Они молчали, не сводя друг с друга глаз. Официант налил немного вина в бокал Филипа. Тот сделал глоток и кивнул. Официант наполнил оба бокала.