— Это в каких дворах и у каких заборов валяются такие интересные экземпляры? И самое главное, почему я опять не в курсе?! Прям мировой заговор какой-то, против бедного, скромного патологоанатома… То бишь меня! Красавец, ну как тебя угораздило-то?!

Вопрос остался без ответа. Впрочем, если бы конкретно этот мужчина, слегка мёртвый и слегка холодный, что-нибудь высказал в ответ на мои стенания, я бы заработала что-то посерьёзнее, чем банальную обиду на мировую несправедливость. Но такой подарок в адрес собственного начальства и таких «любимых» санитаров я из чистой природной вредности себе позволить не могу!

— Так, ладно, — вздохнув, хмыкнула и принялась за работу. — Закрываем рот, прекращаем капать слюной на пол и сожалеть о несбыточном… И начнём с того, что разденем тебя, жмурик мой новоявленный. Вот как тебя угораздило-то, красавец? Что ж ты не пьёшь дорогой виски в кампании какой-нибудь сногсшибательной блондинки? И объясни мне недалёкой, где ж ты умудрился встретить такого невиданного для элиты зверя, как гопникус обыкновеникус?

Болтая ни о чём и обо всём, я проверила карманы, даже не удивившись, когда они оказались пусты. Куртки или пальто у парня не наблюдалось в принципе, а значит, надежда на наличие документов сдохла в тот самый момент, когда я без зазрения совести залезла в задние карманы тёмных джинсов. Отсутствие часов, драгоценностей и ещё каких-то отличительных признаков, вкупе с небольшой раной на голове, прямо-таки кричало о том, что этот красавец попался обычной и тривиальной гопоте. Может прикурить не дал, может ещё чем не понравился…

Факт есть факт. Парня саданули по башке, обчистили и оставили в сугробе. Типичная история с не самым счастливым концом. Что почему-то очень меня расстроило, невзирая на то, что это далеко не первый случай в моей практике.

Вот ещё бы понять, а с какого пьяного ёжика-то во мне вдруг всколыхнулся невиданный зверь по имени человеколюбие?

Неопределённо хмыкнув, я стянула с парня обувь и взялась за ножницы, намереваясь срезать и убрать мешающую и ненужную бедняге одежду. Попутно непроизвольно, вот совершенно случайно, оценивая обнажавшееся под моими руками тело. А оценить, надо признать, было что.

Высокий рост, широкая грудная клетка, шикарные плечи, в меру накаченный пресс. Добавим сюда тёмные волосы (ну и что, что слиплись от крови?), волевой подбородок, мягкие черты лица и длинные сильные пальцы рук. Про то, что было ниже пояса я вообще молчу, потому что даже в таком, очень даже неживом состоянии, парень производил неизгладимое впечатление и в который раз созвал тонны проклятий на голову чёртовых гопников.

Ну на кой чёрт они позарились на такую симпатяшку-то? Других пьяниц не хватило или вечер не задался с самого утра? А мне теперь что, сидеть и думать о том, что некрофилия это уже перебор для отличного резюме и явный намёк на принудительный визит к мозголому?!

Однако пострадать на тему собственной протекающей крыши мне не дали из человеческой подлости, по моему личному мнению. В небезызвестной подсобке что-то грохнуло, разбилось под дружный страдальческий вздох, а затем раздался зычный вопль того самого Шугурова, свежеиспечённого выпускника ускоренных курсов патологоанатомов:

— Атас! Захарыч идёт!

Я только брови иронично вскинула, подойдя к двери и с любопытством наблюдая за начавшейся паникой. Спиртное прятали, еду запихивали в холодильники, в пустые отделения, где не было тел. Девушек в спешном порядке засовывали в шкафы или душевые, полагавшиеся уставшим работникам после смены. А сами санитары наматывали круги по коридору, в попытке срочно протрезветь и отыскать хоть что-то, способное привести их в состояние близкое к адекватному.

Что, как по мне, было делом заранее обречённым на провал. Тем более, кого они обмануть-то пытаются? Заведующего морга? Одессита по национальности и еврея по происхождению? Да Ивар Захариевич Блюменкранц, что б ему икалось по памяти, сам кого хочешь вокруг пальца обведёт. А уж просечь всю тонкость устроенной показательной рабочей активности ему определённо труда не составит.

— Таки не понял, это шо за невиданный энтузиазм да поперёк всей логики и смыслу? — Захарыч стряхнул с шапки снег и оценил заинтересованную суету в коридоре намётанным взглядом. — И я таки невиданно счастлив, что вы рады меня видеть… Но не надейтесь, шо вам сия благодать на лицах, халатах и полу сойдёт с рук и совести. Женечка, приятно рад вас видеть в целости, сохранности и весёлости. А теперь простите, заберу подарок своей супруги из кабинета… И сделаю пометочку в блокноте. Шугуров, ну поимейте совесть, не спите хотя бы при мне и дышите перегаром в сторону!

Фыркнув и помахав любимому начальству ручкой, я вернулась к трупу, убирая остатки одежды в пакет. Через пять минут тревога миновала, Захарыч покинул здание, и пьянка потекла по новому кругу. Хотя девицы явно были недовольны едой из холодильников морга, но тут уж ничего не поделаешь. Выбирать-то не из чего! Ну а я…

Я вытащила из рюкзака бутерброд с сыром, откусила приличный кусок, прожевала и поставила на стол ещё один лоток с инструментами. Примостила на этажерке рядом с заспиртованной рукой свой нехитрый перекус и стала надевать фартук. Странный звук за спиной меня даже не насторожил, учитывая, какие страсти кипели дальше по коридору. Я только глаза к потолку возвела, закусив бутер и завязывая лямки за спиной.

Только когда рядом грохнулся тот самый лоток с инструментами, я чертыхнулась и громко гаркнула:

— Вам что, подсобки мало, мать вашу идрит да на визит к проктологу?!

И резко развернулась, дабы дать по ушам тому клиническому идиоту, который решил выползти из своего убежища. Вот только вместо привычных уже рож с не очень активным процессом мысли, на меня смотрел труп.

Милый такой, умильно моргающий, недоумённо пялившийся на всё вокруг труп. Тот самый, который я только что чуть слюной не закапала и едва не вскрыла. Тот самый, который, мать вашу, должен был быть мёртв! Да…

Да ни хрена ж себе одуванчики, на конопляных полях, млять!

Труп, который вовсе и не труп даже, моргнул ещё раз и попытался что-то сказать. Вышло у него так себе, зато способность говорить вернулась ко мне. И надо признать говорила я вдумчиво, долго, красиво и не повторилась ни разу, чем особо гордилась минут так пять! Пока не сообразила, что бывшему теперь уже клиенту моего морга требуется, как минимум оказать первую помощь, а как максимум дать ему одежду.

Как оказалось, в сидячем положении тело было очень ничего. А когда двигалось так и вовсе, вызывало неконтролируемый приступ умиления. Который душил на корню любые мысли о том, что я едва не вскрыла живого человека. У меня, конечно, цинизм зашкаливает, вместе с отсутствующей совестью, но реальное убийство это всё-таки не по мне. Хотя…

Ещё раз скользнув оценивающим взглядом по внезапно ожившему мертвецу, я поймала себя на мысли, что убийство всё же могу совершить. Например, тех самых умников, которые доставили сюда парня, не удосужившись проверить у него наличие пульса! Нет, я знаю, что такое переохлаждение организма, когда все показатели снижаются до минимума. Ну а если я об этом знаю, а я ни разу не фельдшер скорой и даже не санитар, а целый, обаятельный и смертоносно привлекательный патологоанатом…

Какого чёртова суккулента это не знает бригада?!

— Я их убью, — мрачно оповестила слишком живучего пациента, прожевав бутерброд и отложив его остатки на стол. Сердце заполошно билось, грозя выскочить из груди, и я в кои-то веки порадовалась своему умению держать себя в руках. — Я найду библию дьявола, найму группу сатанистов и, наступив на горло собственным принципам, устрою им такую обструкцию, что кошмары будут мучить и в следующей жизни! Мать вашу, ну как так?! Не, я всякое тут повидать успела, но охрененно красивый труп, который вдруг оживает посреди процедуры вскрытия… Это даже для меня перебор!

Глубоко вздохнув, я опёрлась задом на стол и потёрла лоб, стягивая уже ненужную шапочку с головы. После чего угрюмо поинтересовалась у ничего непонимающе и осоловело хлопающего глазами жмурика:

— Ну? И как тебя звать, жертва несостоявшегося экзорцизма?

Счастливый и живой жмурик потёр лоб, болезненно скривился, задев рукой рану, и выдал какую-то тарабарщину. Певуче так, красиво, но совершенно, просто абсолютно непонятно для меня. Чем и вызвал отдающей истерикой смешок и жуткое, просто непреодолимое желание побиться головой о ближайшую относительно твёрдую поверхность.

И кого я успела так прогневить-то, да в обход инстинкта самосохранения и здравого смысла?!

Поток тарабарщины повторился вновь. Правда, звучал помедленнее и с нотками недоумения. С трудом, но мой бьющийся в неком подобии самокритики мозг опознал один из восточных языков. И пусть легче от этого не стало, зато появилась хоть какая-то определённость. Во всяком случае, мне вполне может повезти и этого несостоявшегося мертвеца уже ищут со всеми собаками, полицейскими и дипломатическими штучками.

Ну хотя бы надеяться на это можно ведь, да?

Ещё одна фраза на неизвестном мне языке отдавала уже не откровенным непониманием, а лёгкой паникой. Парень всё сильнее тёр лоб, вновь и вновь задевая рану и, когда эти почёсывания привели к закономерному результату, и кровь потекла по его лицу, я всё же не выдержала.

— Чувак, я в курсе, что морг не самое приятное место для того, что б очнуться, но давай такую идиотскую попытку суицида, как зачесать себя насмерть оставим для заядлых любителей экстрима, — судорожно вздохнув и кое-как успокоившись, я отлипла от стола и подошла к хмурящемуся парню, шлёпнув его по рукам. — Я сказала, руки от башки убрал, а то отпилю за ненадобностью!

К моему вящему удивлению меня послушались. Руки чинно сложили на коленях… После чего, новоявленный пациент доктора Хариной сообразил запоздало, что пребывает, собственно говоря, в чём его мать родила. В смысле, голый, абсолютно и непогрешимо. И я даже боюсь представить, какие мысли забродили в его раненной голове, но парень смутился, ровно настолько, насколько вообще можно смутиться перед ехидно усмехающейся девушкой, сосредоточенно осматривающей твою голову.