Гарсиа надулся, замкнулся и велел, чтобы утренний чай отныне подавала горничная.
Когда Гарсиа увидел, как к Высокой Башне подкатывает такси и из него выходят Руфь и дети, он испытал мстительную радость. Если появилась Руфь, готовься к сюрпризам, это он уже усвоил. Как-то раз она была приглашена на ужин, и что же? Насквозь прорвала дорогой персидский ковер и залила красным вином белую кружевную португальскую скатерть — пятно так и не удалось вывести, даже с помощью химчистки.
Мэри Фишер уединилась с Боббо в своем кабинете, где они и находились, когда к дому подъехала машина. Гарсиа счел своим долгом предупредить их по внутреннему телефону, но ни Мэри, ни Боббо трубку не сняли. По-видимому, догадался он, слишком заняты любовью, чтобы отвлекаться на звонки. Он рассердился и почувствовал себя обездоленно и неуютно — точно петух в курятнике, когда одна из хохлушек отдает предпочтение другому, младшему по званию.
Руфь позвонила в колокольчик на массивной дубовой двери. В ту же минуту к двери, как оглашенные, рванулись доберманы — загавкали, запрыгали, сотрясая толстые доски. Гарсиа услышал, как жалобно заверещали до смерти перепуганные дети. Приструнив собак, он открыл дверь.
— Я хочу видеть своего мужа, — заявила Руфь, пытаясь перекричать весь этот гвалт. — А дети желают видеть своего отца.
Она стояла на крыльце подобно каменному изваянию — гигантская шахматная фигура, тяжеловесная черная ладья, явившаяся бросить вызов хрупкой, выточенной из слоновой кости белой королеве. Псы заскулили и умолкли. Гарсиа показалось, что в ее глазах он видит то же выражение, тот же красноватый отблеск, что был в глазах его матери в день, когда она вышвырнула забулдыгу-папашу из дому, не побоявшись, что он прибьет ее. Гарсиа перекрестился. От Руфи слегка попахивало дымом, и это навело его на мысль о геенне огненной. Он отступил в сторону, и она вошла. Она внушала ему страх — и в то же время желание помериться силами. Гарсиа, к услугам которого было целых пятеро на все согласных сексуальных партнеров — три любовницы и двое любовников, — считал, что ему сам дьявол по плечу. Отчего бы и не потягаться с ним? Против страха одно средство — заставить его отступить.
— Где они? — спросила она, и Гарсиа глазами показал наверх. Он не видел причин выручать Боббо и Мэри Фишер — сами заварили кашу, сами пускай и расхлебывают. Руфь коротко кивнула и стала подниматься наверх по винтовой лестнице, которая вилась вдоль центральной оси здания. Ступеньки были широкие, низкие, прохладный камень укрыт теплым розовым ковром. Дети плелись за ней, хныча, почему нет лифта. Руфь вздымала свои необъятные телеса все выше и выше, виток за витком, с поразительным проворством. Гарсиа, замыкавший процессию, вдруг подумал, что, может быть, ему удалось бы с ней совладать — и тогда она одна с лихвой заменила бы его трех нынешних подружек. Ритуал ухаживания, который в обязательном порядке требуют соблюдать эти деревенские дуры, сразу сократится на две трети, а эффект тот же. Память с готовностью подсказала нужное выражение: «брать товар оптом».
Руфь поднялась на верхнюю площадку маяка. Огромный кабинет Мэри Фишер располагался под сводом с выступающими дубовыми балками. Дерево было темное, крепкое, пропитанное соленой морской водой. Когда-то эти балки служили остовом елизаветинских боевых фрегатов — так, во всяком случае, уверял архитектор. Перестройка маяка под жилой дом обошлась примерно в 250 ООО долларов; к работам было привлечено множество людей, как местных жителей, так и приезжих. Обо всем этом Руфь была хорошо осведомлена: в свое время она познакомилась со счетами Мэри Фишер. Мало того, что Боббо часами просиживал над ними у себя в конторе, он еще притаскивал их в дом на Совиный проезд. Видно, никак не мог с ними расстаться.
Боббо и Мэри Фишер предавались любви на широком белом диване (иного Гарсиа и не ждал), когда внезапное вторжение Руфи нарушило их идиллию.
Боббо был в своей лучшей белой шелковой рубашке и сером пиджаке — больше на нем ничего не было. На Мэри Фишер просто не было ничего. Она негромко, по-кошачьи, мурлыкала от удовольствия, но это не те звуки, отметил про себя Гарсиа, которые могли бы заглушить телефонный звонок. А коли они сами почли за благо не отвечать, пускай теперь пеняют на себя. Боббо и Мэри Фишер не сразу осознали появление Руфи и ее детей. Когда же они их все-таки заметили, то реагировали по-разному: Боббо желал немедленно прекратить. Мэри Фишер — продолжать.
Энди и Никола стояли, разинув рот. Их мать даже мизинцем не шевельнула, чтобы уберечь их от созерцания родного папаши, одержимого любовной истомой и без штанов, который с усилием отлепляет от себя Мэри Фишер.
— Убери детей! — рявкнул Боббо, натягивая брюки и совершенно позабыв о трусах. — Нечего им тут делать!
— Только тут, и нигде больше, — невозмутимо ответила Руфь, — они воочию могут лицезреть акт совокупления.
— Бедный Боббо, — вздохнула Мэри Фишер. — Как я тебя понимаю! Она действительно невыносима. — И накинула на плечи большую желтую шаль с бахромой и подпоясалась розовым шелковым шнурочком, из-под которого, как полы экстравагантного платья, свисали концы шали, и когда при движении они немного расходились, в просветах мелькало ее восхитительное тело.
— Гарсиа, — обратилась к нему Мэри Фишер, — тебе не следовало допускать это беспардонное вторжение.
— Прошу прощения, мэм, — сказал Гарсиа, отводя взгляд, словно нагота хозяйки была для него большая невидаль. — Но ее невозможно было остановить.
— Да, боюсь, это нелегко, — согласилась Мэри, прощая слуге его оплошность.
— Энди, Никола! — сказала Руфь. — Вы попали в необыкновенный, удивительный дом. Раньше это был маяк. Вот почему нам пришлось так высоко лезть по ступенькам. А это очень знаменитая, очень богатая тетя. Она пишет книжки. Ее зовут миссис Фишер, и ваш папа ее очень любит, и потому вы тоже должны ее любить.
— Мисс Фишер, — поправила Мэри Фишер.
— Я просто уверена, что вам здесь понравится, — продолжала Руфь. — Взгляните! Прямо перед нами летают чайки, а если посмотреть вниз, можно видеть бассейн — он высечен в скале у подножия маяка. Ну, разве не чудесно?
— А бассейн с подогревом? — спросила Никола.
— Я боюсь смотреть вниз, — сказал Энди. — От высоты у меня кружится голова и тошнит.
— Тогда посмотри сюда, Энди! Видишь, какой миленький бар устроен тут в толще старой каменной стены? Сколько всяких газировок, орешков, печенья! Думаю, вы с этим быстро разберетесь. А миссис Фишер тем временем распорядится принести апельсиновый сок. Она ведь распорядится, Боббо?
Боббо стоял между своими двумя детьми, словно собирался защитить их, только сам не мог понять, от кого и от чего.
— Гарсиа, — произнесла Мэри Фишер, — вероятно, эта женщина чем-то расстроена. Пожалуйста, отведи детей в кухню, покорми… я не знаю, в общем, сделай с ними, что положено.
— Это же не медведи в зоопарке, Мэри, — укоризненно сказал Боббо, — чтобы служитель выдавал им корм.
Но Мэри Фишер, по всей видимости, не была в этом убеждена.
— Руфь, — деловито сказал Боббо, — пожалуйста, отвези детей домой. Если ты хочешь поговорить со мной, встретимся в городе за чашкой кофе. Хотя, на мой взгляд, обсуждать нам нечего.
— Я не могут вернуться домой, — сказала Руфь.
— Придется, — вставила Мэри, решительно сложив губки. — Собственно говоря, вас сюда никто не приглашал. Вы вторглись в частное владение. И, к вашему сведению, я держу сторожевых псов. Скажите спасибо, что я не спускаю их на вас, хотя могла бы. Закон на моей стороне. Гарсиа, подтверди!
— Если позволите, мэм, — произнес Гарсиа, — я бы не советовал спускать собак — никогда и ни на кого. Это же доберманы! Сегодня их добыча — ваши враги, завтра мы с вами. Они в точности как акулы: стоит им почувствовать вкус крови — и они будут бросаться на всех без разбору.
— Тем не менее, — не сдавалась Мэри Фишер.
— Мэри, — сказал Боббо, — успокойся. Не нужно так расстраиваться. Совершенно очевидно, что дети здесь оставаться не могут. Они должны вернуться домой, в привычную обстановку, вместе с их матерью.
— Почему, интересно знать, это так уж очевидно? — настаивала Руфь. Тем временем Никола пристроилась к орешкам, а Энди включил небольшой переносной телевизор — и довольно-таки громко. Им было ясно, что, когда взрослые примут то или иное решение относительно их дальнейшей жизни, им об этом сообщат. А пока лучше в разговор не вникать: еще услышишь что-нибудь обидное, и главное — скучное.
— Потому что я просто-напросто не умею обращаться с детьми, — объяснила Мэри Фишер. — Да вы посмотрите на меня. Ну, какая из меня мать? Не говоря уже о том, что если бы я и решила завести детей, то только своих, и никаких больше. Верно, Боббо?
Она любовно возвела глаза на Боббо, а Боббо любовно посмотрел на нее, и перед мысленным взором обоих возникли их дети — разумеется, ничего общего не имеющие с Энди и Николой.
— И кроме того, — продолжала Мэри Фишер, — этот дом не приспособлен для детей. Здесь слишком мало дверей и слишком много лестничных проемов и еще, не забудьте, злые собаки. Я правильно говорю, Гарсиа? Так что лучше всего им оставаться с вами, Руфь, в своем доме, возле родной матери. Боббо, конечно же, должен рано или поздно их навестить, и он непременно это сделает, как только вы немного успокоитесь: не мне вам говорить, что он как огня боится скандалов. А ваши дети? Каково им присутствовать при подобных сценах? Мы должны щадить их чувства.
— Помяни мое слово, — примирительно сказал Боббо, — как только ты переберешься в дом поменьше, ты сразу почувствуешь облегчение. Дел у тебя намного убавится. Не будешь переутомляться — и настроение улучшится. И потом, ты что думаешь, я какой-нибудь чурбан бесчувственный? Я же понимаю, каково тебе жить в Совином проезде: куда ни глянь, одни воспоминания — о прежней жизни, обо мне. Есть от чего расстраиваться! Так что с какой стороны ни посмотри, надо скорей избавляться от этого дома. Другого выхода нет.
"Жизнь и любовь дьяволицы" отзывы
Отзывы читателей о книге "Жизнь и любовь дьяволицы". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Жизнь и любовь дьяволицы" друзьям в соцсетях.