Сэм был моим последним пациентом в тот день. Как только занятие с ним закончилось, я стала звонить подругам, но не застала никого из них, кроме Пенни.

— Как твои дела, Линн? — спросила она таким голосом, каким разговаривают с человеком, недавно пережившим смерть близкого родственника.

— Да в целом неплохо, — ответила я. — Кип же, слава богу, не умер, а просто разрушил нашу семью.

— В самом деле? — с недоверием переспросила она.

— Ну разумеется! Конечно, я переживаю, но это не выбило меня из колеи. Работа — прекрасный стимул. Когда я общаюсь с пациентами, я забываю о своих проблемах.

— С пациентами? А что, никто из них не отказался от твоих услуг?

Я была озадачена ее вопросом.

— Честно говоря, сегодня утром трое отказались. А почему ты спрашиваешь?

— О боже мой, Линн! Неужели ты до сих пор ничего не слышала?

— Чего я не слышала?

— Подожди, я только закрою дверь, — прошептала она, через несколько секунд я услышала щелчок.

— Значит, ты ничего не знаешь?

— Нет. Да нет же! Что случилось?

Я уже начинала беспокоиться.

— Не хочется приносить тебе дурные вести. Обещай, что ты оставишь гонца в живых.

— Обещаю.

— Ладно. — Она понизила голос. — Кто-то разболтал прессе об интрижке Кипа. Твою тайну раскрыли. Судя по всему, это случилось на днях.

Мое сердце бешено забилось. Мне не хватало воздуха.

— Мы не зря волновались о твоей профессиональной репутации, — продолжала Пенни. — Автор статьи раскритиковал в пух и прах методику доктора Виман и заявил, что после того как стали известны подробности твоей личной жизни, только сумасшедший придет к тебе на прием.

Я молчала.

— Алло! Ты слышишь меня, Линн?

— Прекрасно слышу.

Во рту у меня пересохло, а губы не слушались. Мне был нужен глоток воды — нет, лучше виски.

— Не понимаю, откуда этот писака узнал о нас с Кипом. Мы все еще живем под одной крышей, и для всех окружающих мы — пара.

— Так или иначе, на первой странице газеты появилась статья о вас.

— На первой странице? Не может быть. Я не так знаменита.

— Но это же «Нэшнл инквайрер», Линн. Ты же знаешь их: если они не накопают ничего о знаменитостях, то будут довольствоваться тем, что есть.

Моя фотография на первой странице желтой газетенки. Докатилась! Понятно, что Сэм и остальные пациенты, не отменившие встречу со мной, просто ничего не знают об этой статье.

— Значит, скоро вся Америка узнает обо мне? Кто угодно сможет прочитать о нас с Кипом, стоя в очереди в супермаркете и листая газеты!

— Боюсь, что да. Конечно, это неприятно, но тебе придется через это пройти.

— Каким же образом?

— Ты опубликуешь опровержение и заявишь, что с тобой обошлись несправедливо. Будем надеяться, что публика отнесется к тебе с сочувствием и поверит, что ты не шарлатанка.

— Но я не шарлатанка!

— Мы-то с тобой об этом знаем, но читатели могут поверить автору статьи. Послушай меня, Линн. Я считаю, что работа, которую ты провернула, достойна Нобелевской премии, но она сделала тебя мишенью для критики. Ты — королева, никто не может сравниться с тобой, а такие люди всегда вызывают зависть и агрессию.

— Иначе говоря, своей статьей «Инквайрер» открыл сезон охоты на меня?

— Наверняка появятся и другие статьи. Сожалею, Линн. Очень сочувствую тебе.

— Ничего, я как-нибудь справлюсь. А вот тот, кто рассказал о нас «Инквайрер», горько пожалеет! Думаю, это была любовница Кипа.

— Сомневаюсь. В статье даже не упомянуто ее имя. О ней там вообще очень мало. В основном речь идет о вас с Кипом. Такую информацию мог предоставить им только один человек. Больше никто не мог продать им такие сведения. Понимаешь, о ком я говорю? Догадываешься?

— Ты думаешь, что Кип…

— Судя по всему, да. Он чувствовал, что рано или поздно ты выгонишь его, и тогда ему понадобятся деньги. И ему, видимо, пришло в голову, что если пристроить статью в «Инквайрер», то еще какое-то время ему будет на что покупать коктейли для своей пассии.

— Кип не мог так поступить… — пробормотала я, все еще не веря в случившееся.

А ведь сначала он казался таким искренним, таким честным! Как я могла так ошибиться в нем? Он не только спал неизвестно с кем, но еще и продал меня. Двойной удар.

— Хочешь, я возьму такси и приеду к тебе сейчас? — спросила Пенни. Ее контора находилась в другом конце города.

— Нет, спасибо, — сказала я. — Скоро начнется моя радиопередача.

— Она обещает быть интересной. На твоем месте я бы ответила на несколько звонков от особо любопытных.


Да, было несколько звонков от особо любопытных. Они не хотели говорить о своих проблемах, гораздо больше им хотелось опорочить меня. Конечно, звонили и сочувствующие, но таких было немного. Как Пенни и полагала, основная масса звонков поступила от любителей поругаться, которые позволяли себе выпады в мой адрес вроде: «С какой стати мы должны слушать ваши советы?», «Сами-то вы понимаете, о чем говорите?» или «Ни за что больше не позвоню на ваше шоу!».

Последний удар мне нанес директор студии. Я уже одевалась и собиралась идти, когда он подошел ко мне. Положив мне руку на плечо, он сказал, что разделяет мои чувства, а затем добавил тоном, не предвещающим ничего хорошего:

— Поживем — увидим, что из этого выйдет.

— Что вы имеете в виду?

— Будем ли мы и дальше терять слушателей. Публика непостоянна, Линн. Стоит однажды утратить ее доверие — и назад вы его уже не вернете.

— Ну, я пока еще ничего не потеряла, — возразила я. — Я только немного поколебала их веру в меня.

Напрасно я тешила себя этой надеждой. Я полагала, что «Инквайрер» окажется единственным изданием, опубликовавшим статью о нас с Кипом, и интерес к нашей семье спадет после следующей же железнодорожной катастрофы. Я надеялась, что слушатели, не говоря уже о пациентах, вернутся. Боже, как я была наивна!


Кипа я застала на кухне. Он стоял у плиты, помешивая что-то в большой кастрюле.

— Я сделал чили, — бодро сообщил он. — Как ты любишь.

Я молча смотрела не него. Он продал наши семейные тайны бульварной газетенке, разрушил мою репутацию, на формирование которой у меня ушли годы, а теперь смеет говорить мне о чили? Да он не просто негодяй, это уже патологический случай.

Я пришла в ярость. Оттолкнув его, я схватила кастрюлю и, обжигая руки, вылила все ее содержимое в раковину.

— Вот в таком виде мне гораздо больше нравится твой чертов чили.

— Линн! Что ты…

— Убирайся вон, — спокойно сказала я, когда произведение кулинарного искусства с хлюпаньем исчезло в канализации. — Собирай все самое необходимое и убирайся вон отсюда, Кип. Мой адвокат скажет тебе, когда прийти за остальными вещами.

Он заплакал — не притворно, а по-настоящему.

— Но почему, Линн? Почему именно сейчас? Я думал, что мы пришли к согласию…

— Я тоже так думала, — сказала я, дрожа от гнева. — Но тогда я еще не видела вот этого. — Я показала ему номер «Инквайрер», который купила по дороге домой.

— Можно посмотреть? — спросил он так, будто понятия не имел, чем вызван весь этот шум.

Я смяла газету и швырнула ему. Комок попал бедняге прямо в лоб. Он развернул газету и сделал вид, что читает статью впервые.

— Сколько тебе заплатили? — спросила я.

— Мне?! Я не имею к этому никакого отношения! — протестовал Кип со слезами на глазах.

— Сказки не рассказывай!

— Но я говорю правду! Для меня это такая же неожиданность, как и для тебя!

— Ну, конечно. Кто же тогда рассказал им о нас? Твоя подруга?

— Все может быть. Но я с ней порвал и с тех пор больше не разговаривал, поэтому не могу сказать точно.

— Хватит врать, Кип! Она тут ни при чем, и ты прекрасно это знаешь. Ей просто неоткуда знать всех деталей, которые упоминаются в статье. Разве что допустить, будто последние три месяца вы только тем и занимались, что обсуждали подробности моей биографии и нашей с тобой жизни. Но в этом я сильно сомневаюсь. Того, что она может знать, даже на абзац бы не хватило.

Кип только покачал головой и вытер слезы.

— Мне совершенно ясно, что именно ты рассказал о нас журналистам, так что убирайся вон из моего дома. Потом заберешь остальные вещи. Я ясно выразилась?

— Ухожу, ухожу.

Но Кип не двинулся с места. Он стоял как вкопанный, со слезами на глазах, а потом с тоской осмотрелся вокруг, словно хотел попрощаться с кухней, где провел столько счастливых часов за приготовлением обедов.

— В чем дело? — спросила я, полагая, что он сейчас разразится очередной историей о своем отце или еще какими-нибудь откровениями.

— Я…

— Что — ты? — нетерпеливо перебила его я.

— Я хотел спросить… — Его взгляд скользнул по полкам с кулинарными книгами. — Когда ты будешь делить имущество, ты позволишь мне забрать… хотя бы только классиков?

«Как мило! — подумала я. — Есть же на свете отзывчивые и разговорчивые мужчины, мечта любой женщины. А этот к тому же и в кулинарном искусстве преуспел».

А еще я подумала, что слишком хорошо знаю мужчин, чтобы позволить себе влюбиться в одного из них. Да, Кип отличался от пациентов, приходивших ко мне за помощью, но вот как все обернулось. Что и говорить, исключения лишь подтверждают правила. Я всегда полагала, что большинство мужчин — болваны, примитивные существа, которые портят воздух и не извиняются при этом, бросают свою одежду где попало и считают, что подруги, которые отправляются в отпуск вместе, — непременно лесбиянки. А я совершала благое дело, обучая мужчин Языку женщин, просвещая их, спасая их. И, к счастью, этот огонь не угас во мне. Вопрос был только в одном: найдутся ли теперь среди мужчин такие, которые, несмотря на все мои неприятности, захотят воспользоваться моими услугами…

5

Следующие несколько месяцев прошли как в кошмарном сне. Вначале, после появления статьи в «Инквайрер», падение интереса к моей методике было не так заметно. Правда, многие пациенты отказались от моих услуг, однако это было еще терпимо, до полного провала еще не дошло.