— Я не имею права целовать свою жену?

Где-то в темноте мяукнула кошка.

— Не имеешь, — сказала Изабелла. — Потому что скоро я не буду твоей женой.

— Ты уверена?

Он спросил это таким тоном, словно речь шла о прогулке с собакой.

Она кивнула.

— А Конни?

Его глаза сверкали в свете фонарей, и Изабелле вдруг почудилось, что перед ней ночной дух, хищный, осторожный и прекрасно знающий, чего он хочет. Он пугал ее.

— Что с Конни?

— Разве ты не поняла сегодня?

Изабелла кивнула.

— Поняла, что моя дочь очень похожа на своего отца.

— И все?

Она знала, чего он добивается. И знала, что он будет бороться с ней за Конни до конца. Возможно, победит. Придется рисковать ради самой себя и ради Конни. Ребенок не должен жить в доме, где нет взаимной любви. Одной ее любви недостаточно.

— Да. Это все. Спокойной ночи, Бранд.

Он не ответил, но ей показалось, что он нахмурился. Прежде чем она успела уйти, он притянул к себе ее голову и быстро поцеловал в губы. Когда он отпустил ее, Изабелла поняла, что Бранд прощается с ней навсегда.

— Спокойной ночи, Изабелла, — сказал он, словно не произошло ничего необычного, — Спи спокойно.

Изабелла чувствовала себя такой измученной, что лишь кивнула в ответ. Потому, что речь шла не о ночи. Бранд обнимал ее в последний раз.

Ветка упала, и Изабелла очнулась от воспоминаний. Она уже давно сидела на пляже, а не стояла в дверях, глядя, как Бранд уезжает в ночь.

Матерь Божия! Неужели она совершила ошибку? Неужели ветер и волны пытаются ей что-то сказать? Она смотрела, как две морские чайки наперекор ветру уселись на морские водоросли и тотчас подрались за спрятанные в них отбросы. Изабелла вздрогнула и закрыла глаза.

Когда она их открыла, к дерущимся присоединилась еще одна чайка, но те были настолько увлечены дракой, что не замечали ее, пока она не выхватила сомнительное лакомство прямо у них из-под клювов и не взвилась в воздух. Две другие чайки негодующе закричали и погнались за ней, тщетно пытаясь вернуть добычу.

— Глупые птицы, — пробормотала Изабелла. — Если бы они поделили…

Ей не понравилась эта мысль, и она принялась бросать камешки в набегавшие волны.

Сзади послышался детский голосок:

— Мама, папа, смотрите, я нашел ракушку.

— Я первый увидел ее, — крикнул другой ребенок.

Изабелла обернулась и увидела, как два маленьких человечка в дутых куртках с красными капюшонами упали на песок и стали драться. Когда они поднялись, у обоих в руках было по половинке нежной белой раковины.

— Теперь видите, что получается, когда вы не делитесь по-хорошему? — наставительно произнес взрослый голос.

Изабелла застонала и вернулась к своему бревну. Делиться. В этом и есть жизнь? Должен же кто-то понять и ее. Нельзя жить с человеком, который тебя не любит. Но природа толкала ее к другому решению. К тому, которое казалось ей таким разумным всего только на прошлой неделе?

Это было до побега Конни.

Что же делать? Ради счастья Конни жить во лжи на Болотах? Нельзя требовать от женщины…

Это от обычной женщины. А она — Изабелла Санчес Райдер, которая в свои двадцать три года, сама того не желая, внесла столько хаоса в жизнь порядочного человека, что ему с ним не справиться.

Придется. Изабелла взяла горсть влажного песка и вспомнила то утро, когда Бранд без колебаний предложил юной испуганной девушке свою защиту. Она вспоминала и хорошие и плохие времена… И, пока солнце поднималось на небе и волны разбивались у ее ног, она пыталась представить, какой будет ее жизнь без мужчины, которого любит.

Будет пусто. Совсем пусто.

Две чайки, может быть те же самые, с пронзительными криками пролетели над ее головой. Их крики поразили ее. Прошлое, казалось, кричали они, ушло навсегда. Его нельзя изменить. Но пока у нее еще есть выбор, который может немножко унять боль, причиненную ею. Это трудный выбор, но если она поверит в себя и спрячет свою обиду, она сделает счастливыми двух людей, которых она любит. Пусть ей тяжело, но она должна поступить так, как лучше для ее дочери. И, может быть, для Бранда тоже.

Изабелла с трудом встала с бревна. Когда она добралась до шоссе, пошел дождь. Лицо у нее было мокрым от дождя и от слез, ручьями катившимися из глаз.

Минут через двадцать, снимая в ванной промокшую одежду, она вдруг замерла, не понимая, чему это она улыбается сквозь слезы.


— Спасибо, миссис Крэкитт. Поставьте на стол.

Бранд едва взглянул на поднос с кофе, принесенный заботливой экономкой и оставленный среди бумаг и книг на столе в небольшой библиотеке, которую он использовал как кабинет. Он предпочел бы чего-нибудь покрепче, но было всего два часа и не стоило подавать плохой пример Конни, которая тихо играла в углу с Пушком.

— Пейте, мистер Райдер. Вы плохо выглядите.

Миссис Крэкитт имела обыкновение заставлять людей замечать ее безукоризненное обслуживание. Этим, подумал Бранд, она не очень отличается от Вероники.

— Да-да, сейчас. Благодарю вас.

Он подождал, пока она, нахмурив брови, не вышла в коридор, а потом стал смотреть на дождь за окном.

Компьютер был включен, и, по крайней мере теоретически, он изучал бюджет фирмы «Авиалинии Райдера». Но на самом деле, когда он не смотрел на дождевую завесу за окном, то наблюдал за Конни.

Она лежала на арабском ковре, а Пушок, положив голову на ее грудь, тыкался черным носом ей в подбородок.

Бранд улыбнулся, когда Пушок перевернулся на спину и Конни стала ласково гладить ему животик. Голова у него заболела еще сильнее. Он прижал пальцы к вискам и подумал, что обычно в присутствии Конни боль уходила.

Но не сегодня.

Всего несколько недель, как он узнал свою маленькую дочь, но любил ее уже, как никогда не любил в своей жизни.

И вот он должен потерять ее.

Еще вчера он готов был перевернуть небо и землю, чтобы удержать ее в Ванкувере. Но это было до того, как Конни пришло в голову сбежать и он увидел страх в глазах ее матери.

Изабелла, его прекрасная, эгоцентричная жена, изменилась намного больше, чем он предполагал. Смелой она была всегда, и из-за этого ему не раз хотелось свернуть ее хорошенькую шейку, но что она может настолько отдавать себя ребенку, явилось для него полной неожиданностью.

Теперь он знал: что бы ни было в прошлом, он не будет даже пытаться разлучить Изабеллу с дочерью.

Он положил руки на стол и опустил на них голову. Он потеряет их обеих. Обеих. Это невозможно…

— Мистер Райдер? Пришла миссис Райдер. Можно ей войти?

Бранд оглянулся. Седая голова миссис Крэкитт показалась в двери. У домоправительницы был растерянный вид.

— Не успеешь помянуть черта, — пробормотал он и, посмотрев на лицо миссис Крэкитт, понял, что произнес это вслух. — Да. Да. Конечно.

Изабелла, очевидно, ждала за дверью, потому что почти сразу оказалась в комнате. В руках она держала большую черную сумку. В черной узкой юбке и мешковатом красном свитере на несколько размеров больше она выглядела заблудившейся в бушевавшей за окном непогоде. Интересно, она намеренно вырядилась так…

— Что? — спросил он, проклиная себя за волнение, стеснившее его грудь. — Что случилось? Ты плачешь…

Изабелла, заметив в углу Конни, шмыгнула носом и попыталась улыбнуться.

— Нет. Ничего, — торопливо проговорила она. — От ветра слезятся глаза. Конни, дорогая…

— Знаю. — Конни со вздохом встала. — Ты хочешь, чтобы я навестила миссис О'Брайен и миссис Крэкитт. Я не поеду в Эдмонтон, мамочка.

— Конни… — начал было Бранд.

— Правильно, — Изабелла улыбнулась. — Дорогая, мы не поедем. Мы останемся здесь с твоим папой.

Конни засияла.

— Мамочка, я тебя люблю. И я знаю, папа все сделает хорошо.

Она подбежала к матери и, прежде чем Изабелла успела что-то сказать, выскользнула за дверь в сопровождении залаявшего Пушка. Его лапы отстучали стаккато по отполированному миссис Крэкитт полу.

— Миссис О'Брайен! Миссис О'Брайен! — кричала Конни во всю силу своих легких. — Крэкитт! Крэкитт! Все! Я остаюсь с вами!

Бранд закрыл за ней дверь и повернулся к Изабелле. Она стояла посредине комнаты, заложив руки за спину, и напоминала ребенка, ожидающего нагоняя.

— Ты решила принять мое предложение? — спросил он.

Изабелла старалась не дрожать. Он говорил грубовато, совсем не как человек, которому отменили приговор. Но все-таки в его лице появилось что-то такое, что ненадолго дало ей надежду. Но она вспомнила, как он говорил с ней в саду, и подумала, что ему теперь станет легче из-за Конни. А на жену и мать его ребенка — иногда еще удобную партнершу в постели — ему наплевать.

— Да, — сказала она, решительно встречая его пристальный взгляд. — Я принимаю твое предложение. У меня нет выбора. Ты говорил правильно. Я должна поступить так, как лучше для Конни. И для тебя. Я знаю, ты ее любишь. — Она промолчала. — Раньше я не знала, как смогу жить с тобой. И теперь не знаю.

Она вздохнула, услышав смех Конни.

— Но ты прав. Конни будет тяжело привыкать к новой школе и к новой няне. И, вполне вероятно, мне придется опять начинать все сначала. Вот почему я принимаю твое предложение. И я все выдержу.

Она опять помолчала.

— Бранд… Конни — умная девочка. Боюсь, нам придется вести себя так, будто мы любим друг друга… По крайней мере, при ней.

Бранд попытался что-то сказать, но она не позволила прервать ее.

— Я знаю, это будет нелегко. Но детям лучше иметь двух родителей, только если родители не чужие друг другу. Конни недостаточно смешного щенка. Ей необходима любящая семья.

Бранд ничего не сказал. В его черных, как безлунная ночь, глазах, она не могла ничего прочесть. И старалась улыбнуться, а потом притворилась, будто изучает причудливый восточный рисунок ковра.