В эту минуту мне открылась страшная истина: в решающий момент я забыла все рекомендации по соблазнению и вела себя как закомплексованная жертва коллективного бессознательного, усвоившая на уровне подкорки, что «все мужики сво…». Низкий поклон тебе, Степан Переверзев…

– Я очень хочу ребенка, – чуть слышно проговорила я, – но у меня нет мужчины, от которого я… в общем, мне не от кого родить.

«Идиотка! Какой мужчина возбудится от такого признания? Все только испортила», – обреченно думала я, ковыряя вилкой в тарелке.

Тишину нарушил писк мобильного телефона – звонили Тихомирову.

– Да? Понял, еду.

Дима быстро, не тратя слов на объяснения, покинул кухню.

Заурчал двигатель «форда», хлопнули створки ворот…

Боже, ну почему я не ящерица?


В лабораторию ввалилась делегация:

– Витольда Юрьевна, мы хотим сменить управляющего.

– Почему?

Я отложила жиромер и с недоумением оглядела доярок.

Решительные лица не предвещали ничего хорошего. Бунт?

– Как почему? Это из-за Палыча мы чуть не пошли по миру!

– Но ведь не пошли! – попыталась я образумить взбунтовавшихся баб.

Гена Рысак и так ходил как в воду опущенный, держался только благодаря работе. Если его сместить с должности, он сопьется, Верка его турнет из дома. Человек погибнет, и это будет на совести коллектива.

– Это потому, что ты подружилась со следаком! – услышала я в ответ.

– Вовсе не поэтому.

– Поэтому, не скромничай! Ты у нас девка толковая, серьезная, ответственная. Сообразила написать заявления грамотные, поэтому все хорошо закончилось.

– Допустим, и что? – не сдавалась я, боясь попасть в ловушку.

– Вот мы и хотим, чтобы управляющей стала ты.

– А кто будет вместо меня?

– Ты!

– Не пойдет. Каждый должен заниматься своим делом. У Палыча опыт, а у меня что? Думаете, это просто – руководить хозяйством? Думаете, Палыч уйдет и наступит у нас Голландия?

– Витольда Юрьевна, коллектив просит, – пискнула Клавдя.

– Девочки, у меня есть идея. Нашему Палычу нужна помощь. Давайте пригласим антикризисного менеджера. Он научит Рысака управлять по-новому.

– Дорого, наверное, – высказался появившийся Миша Загорулько, – и небезопасно. Эти умники так и норовят что-нибудь захватить.

– У Витольды есть свой следователь прокуратуры – чего бояться? – хихикнула Клавдя.

– Значит, нужно искать менеджера по сельскому хозяйству. В Интернете надо посмотреть. Миш, давай ты за это возьмешься?

– Хорошо, посмотрю, – откликнулся ветврач.

Бунт был подавлен без крови и жертв.

Все-таки чертовски приятно уметь кем-то манипулировать!


Тихомиров вел себя так, будто разговора по душам не было. Тупой служака!

Хотелось отказать ему от дома.

Как правило, по утрам мы со следователем не виделись: к тому времени, когда Дмитрий просыпался, я уже выдавала справку о качестве молока.

Возвращался Дима позже меня. Привозил продукты, ужинал со мной, после ужина работал с документами.

Лето катилось к середине, на смену пионам и незабудкам пришли сначала ирисы, потом ромашки и астильбы, в саду гудели пчелы и шмели, листья черной смородины скукожились от нашествия тли.

Я опрыскивала кусты и окидывала мысленным взором события последних месяцев.

После бури установился штиль: макаронник не возвращался, менеджера по сельскому хозяйству мы все еще не нашли, Короля я так и не соблазнила.

Даже мой тайный воздыхатель К. М. (маньяком назвать его язык не поворачивался), видимо, испытывал творческий кризис – очередное письмо задерживалось.

У меня все было как всегда, только намного хуже.

Шквал событий не коснулся моей личной жизни: как была я одинокой, немолодой девушкой без видов на материнство, так ею и осталась.

Единственная положительная новость – обнаружила на холодильнике пачку денег, перетянутых резинкой. Убрала деньги в шкаф, а вечером после ужина отдала их Тихомирову со словами:

– Дим, ты тут забыл…

– Я не забыл, – сообщил Тихомиров, – это я оставил на расходы.

– Какие расходы?

– Наши, общие. Ну, там на продукты, на порошки, не знаю, на овощи, на фрукты.

У меня закружилась голова. Это было похоже на прорыв в отношениях!

– Зачем?

– Я же у тебя фактически живу, если ты заметила.

– Главное, ты заметил!

– С тобой трудно.

– Со мной?

– Со мной тоже нелегко, – согласился Тихомиров.

Повисло привычное молчание. Сейчас Тихомиров сделает вид, что занят, я уткнусь в книжку, и все останется по-прежнему. Ну уж нет!

– Дим, а почему со мной трудно?

В ожидании ответа я сиротливо примостилась рядом с Тришем на диванчик.

Тихомиров с задумчивым видом уставился в пол. Минуты две он думал над ответом.

– Женщины обычно все выплескивают, не копят. А ты копишь, и я все жду, что тебя взорвет изнутри.

– Знаешь, мужчины тоже не все такие молчуны.

– Например, Переверзев или Жуков. Это твой идеал мужчины? – Зеленые глаза смотрели прямо в душу.

– А твой идеал женщины? Та, которая у тебя живет, – идеал?

«Кажется, мы ссоримся», – догадалась я, хотя голоса ни Дима, ни я не повысили.

– Живет у меня? – Тихомиров выглядел удивленным.

– А разве нет?

– Наверное, ты имеешь в виду мою квартирную хозяйку.

– Как ты сказал? Квартирная хозяйка?

– Ну да. Я здесь в командировке. Снимаю жилье.

Снова повисло молчание, теперь – напряженное.

– Дима, – заметила я, – все-таки странно. Ты живешь у меня уже месяц, и только сейчас я случайно узнаю, что ты в командировке.

– Да, так бывает, нас отправляют в командировки в порядке укрепления кадрами.

– У меня ты живешь тоже в порядке укрепления?

– Витюша, – Тихомиров примирительно протянул мне ладонь, – у тебя я нахожусь не по службе.

– А по дружбе, – кивнула я.

Я смотрела на ладонь Тихомирова с аккуратно остриженными ногтями и задавала себе вопрос: чего я жду от жизни? Есть Дама, есть Король. Все идет по плану! Надо сделать следующий шаг. Подойти к Тихомирову, положить голову на богатырскую грудь и… и воспользоваться мужской слабостью… Сейчас, завтра и еще несколько раз. Ну что опять не так?

Все не так!

Гипноз протянутой ладони исчез, я поднялась и направилась в комнату.

«Расставанье – маленькая смерть», – пела Жанна Агузарова в одном шлягере. Не хочу умирать второй раз.

– Дим! – вспомнила я и притормозила, чувствуя боль в груди. – Когда твоя командировка заканчивается?

– Через полгода. А что?

– Да так, интересно просто.


Заснуть я не могла. Все воевала с подушкой, взбадривала ее, разглаживала, лупила кулаком – ничего не помогало, подушка вызывала глухое раздражение.

И не только подушка. «Полгода, – все повторяла и повторяла я про себя, – всего полгода».

От этой мысли в душе поднимался протест.

Выбор Короля сделан, но этим выбором нельзя воспользоваться: нельзя безнаказанно переспать с человеком, который нравится, очень нравится. А все она, Дама.

Дама нарушила правила игры – влюбилась в Короля. Этого не должно было произойти! И если Дама решится на близость с Королем, игра сползет в трагедию, а это не предусмотрено правилами!

У Тихомирова закончится командировка, он уедет, сменит обстановку, окружение, женщину…

Тихомиров уедет, а Дама останется и будет вспоминать, как он ЭТО делает, что они могли бы сказать друг другу или сделать, но не сказали и не сделали, где побывать, куда съездить, но не съездили и не побывали, и так до бесконечности.

Дама – битая карта.

Может, есть какой-то щадящий, не унизительный выход?

В доме стояла музейная тишина, в которой изредка раздавалось мягкое цоканье когтей Триша по полу. Перс запрыгнул на постель, потерся мордой. Домашний эльф. Опять останемся одни на всю долгую зиму и на всю долгую-предолгую жизнь… Ох, почему я не ящерица?

Под окном проехала машина, осветив ночь фарами.

Я не выдержала войны с подушкой и своими мыслями, включила свет и взялась за роман.

Рэй не простил Фраческе обмана, они не разговаривали, и, казалось, не было ни малейшего шанса на примирение.

Нет, это невыносимо!

Внезапно на меня напала уверенность, что я все проспала и продолжаю спать!

Какая-то сила подняла меня с постели и выгнала из дома.

Тишина и спокойствие ночи оказались полной мистификацией: все двигалось и звучало. Стоя на крыльце, я слушала, как ночь перешептывается с деревьями и цветами, трещат сверчки, сонно возмущается воробьиха – воспитывает мужа-воробья. Или несмышленого птенца.

Я запрокинула голову и посмотрела на небо. Звезд было мало, и все какие-то незнакомые, но и они посылали друг дружке сигналы – перемигивались.

Постояв минут двадцать, я уже собиралась вернуться в дом, когда за калиткой раздались осторожные, приглушенные травой шаги, мелькнула тень.

Меня как ветром снесло с крыльца.

Рванув калитку, я охнула и приросла к месту.

Несколько секунд мы стояли столбом – я и темная фигура с пугающим черным провалом вместо лица.

Фонари не горели – в Заречье такое случается.

В обманчивом ночном свете я рассмотрела, что голову человека укрывает бейсболка, но не это испугало меня. Прошло еще несколько секунд, пока я сообразила, что нос и рот незнакомца скрывает бандана, повязанная как у скотоводов Техаса или у бедуинов в пыльную бурю.

Вопль застрял в горле. Поняв, что закричать не смогу, я вцепилась в ночного гостя и потянула во двор.

Тут случилось неожиданное: человек ловко стянул через голову джемпер, оставив вещь у меня в руках, вывернулся и растворился в ночи прежде, чем я поняла, что спугнула автора куртуазных сочинений.

Я так и влетела в спальню к следователю: в халате, за которым нужен был глаз да глаз, с чужим джемпером на вытянутых руках.

Меня сотрясала нервная дрожь.