Роберта протянула Рокуэллу руку.

– Совершенно верно: разглагольствования тут ни к чему. – Она улыбнулась ему – на сей раз не как клиенту, а как человеку, достаточно мудрому и смелому, чтобы не зависеть от условностей. Удивительно, но суровый профессор вдруг дружески улыбнулся в ответ. – Телефон менеджера по бронированию вам даст Чарли, – сказала Роберта, кивая на портье. С ее губ чуть не слетело привычное «Ждем вас с нетерпением», но в последнее мгновение она передумала и произнесла, что подсказало сердце: – Вы необычный человек, доктор Рокуэлл. От души желаю вам удачи!

Направляясь в свой кабинет, она с улыбкой гадала, как живет и с кем водит дружбу чудной старик Рокуэлл, и представляла, как обрадуется Максуэлл, когда узнает, что через полмесяца к ним пожалует сотня окулистов. Без минуты четыре на ее столе зазвонил телефон.

– Лоуренс.

– Роберта, принимай следующих гостей, – протянул Чарли. – Мисс Хетэуэй с будущим супругом.

– Иду.

Роберта положила трубку, встала, одернула узкую юбку, что была дюйма на два выше коленей, и плотно облегавший фигуру жакет, быстро заглянула в ежедневник, где записывала имена всех, кто изъявлял желание осмотреть залы, и, произнеся вслух, дабы не забыть «Франсина Хетэуэй», поспешно пошла встречать очередных клиентов.

В этот час отель отдыхал от суеты и шума. Любители выпить во время ланча в гостиничном баре и подкрепиться в ресторане к трем пополудни расходились, уезжавшие постояльцы, даже те, что задерживались, освобождали номера. Остальные решали важные вопросы на деловых встречах, бродили по магазинам или любовались красотами Лондона.

Когда Роберта снова вышла в вестибюль, Чарли беседовал по телефону. У конторки никого не было, швейцар Эндрю стоял у входа на улице, греясь на солнышке, благо день выдался ясный и теплый; на кремовом кожаном диване между мраморными колоннами сидели мужчина и женщина. Мисс Хетэуэй с будущим супругом, подумала Роберта, уже делая шаг в сторону гостей.

Первой с дивана поднялась Франсина Хетэуэй – миниатюрная блондинка в бледно-сером строгом платье из изысканного трикотажа. У Роберты тотчас возникло чувство, что холеная дамочка не раз репетирует, прежде чем явиться куда бы то ни было: малейшее ее движение говорило о столь поразительной аристократичности и изяществе манер, что становилось неловко. Приблизившись, Роберта улыбнулась, протянула руку и только было собралась произнести слова приветствия, как ее взгляд упал на жениха Франсины, который убирал в небольшой кожаный портфель листы бумаги и еще не поднялся. Слова застряли у Роберты в горле. Ее бросило в жар, а потом в холод. В страшном смятении она оглянулась на Чарли, готовая кинуться за помощью даже к нему, но тот продолжал болтать по телефону. Следовало собрать в кулак все мужество и сделать вид, будто не происходит ничего сверхъестественного. Натянуть на лицо дежурную улыбку и с достоинством выдержать это чудовищное испытание. Иного выхода не было.


Когда Джеффри О’Брайен уложил наконец бумаги в портфель и поднял на Роберту глаза, она уже рассказывала Франсине, сколь популярен их отель среди задумавших сыграть свадьбу лондонцев. Она увидела изумление, отразившееся на лице Джеффри, но притворилась, что ничего не замечает. Он медленно, точно в полусне, встал и без слов протянул руку.

– Джеффри О’Брайен, – со светской холодностью произнесла вместо него Франсина. – Мисс Лоуренс.

Роберта всякий раз предлагала клиентам обращаться к ней просто по имени – лишние церемонии только мешали свободно разговаривать, а в ее деле было важно подобрать к людям ключик, показать им, что ты как никто понимаешь их желания и нужды. Однако теперь, когда ей выпал случай пожать руку мужчине, исцелиться от любви к которому не помогли ни годы, ни новые знакомства, она, как ни старалась, не сумела вымолвить ни слова. Лишь улыбнулась уголком губ, что вышло весьма неестественно, и окинула лицо Джеффри беглым невидящим взглядом.

Когда ее пальцы коснулись его теплой руки, ей на миг стало нечем дышать. Не помня себя от волнения, она на мгновение сжала его руку, но, повинуясь желанию оградить себя от лишних страданий, поспешила ее отпустить и повернулась к Франсине.

– Итак, – сказала та, почувствовав заминку, но не понимая, в чем дело, – мы готовы.

– Да, конечно! – нашла в себе силы воскликнуть Роберта. – Прошу! – Она жестом указала на стеклянные двери, ярко освещенный коридор за которыми вел к банкетному и танцевальному залам.

Франсина снова первой пошла к дверям. Джеффри еще мгновение стоял на месте, будто силясь вспомнить, где он и для чего здесь очутился, потом медленно последовал за невестой. Роберта, мысленно ругая себя за слабость, повернулась к Чарли, который только что положил трубку.

– Чарли, будь добр, позвони Стефани, пусть пришлет для наших гостей бутылочку «Дом Периньона».

– Всенепременно! – Чарли с наигранной галантностью отвесил ей полупоклон, и Роберта слегка поежилась.

Гости уже вошли в стеклянные двери. Роберта, чуть помешкав, набрала полную грудь воздуха и, вознеся мольбы к небесам, чтобы те помогли ей исполнить эту самую трудную в жизни роль, пошла догонять без пяти минут семью О’Брайенов.

– В две тысячи первом году, насколько я помню, стены в этом коридоре были обиты зеленой материей, а статуй не было, – сказала Франсина, когда Роберта догнала их.

– Совершенно верно, – сколько могла бодро ответила Роберта. – Я пришла как раз после ремонта, работаю тут без малого пять лет.

Франсина царственно кивнула.

– Мой отец отмечал здесь пятидесятипятилетие. Судя по всему, остался доволен.

Сердце Роберты, как она ни старалась смотреть на происходящее будто со стороны, сжалось от боли. Отец Франсины может позволить себе отпраздновать в первоклассном лондонском отеле собственный юбилей и свадьбу дочери, значит, несомненно при деньгах и, очевидно, благородных кровей. Франсина подходит Джеффри куда больше, чем она, Роберта, падчерица университетского преподавателя, от которого старалась не зависеть с тех пор, как закончила колледж.

Неужели Джеффри женится на ней отчасти из-за денег? – подумала она, каждой клеточкой ощущая присутствие того, кем все это время бредила, и против воли пытаясь уловить звук его дыхания да неслышных шагов по мягкой ковровой дорожке. Тогда он совсем не тот, за кого я его принимала, стало быть, любила я не его, а вымышленного человека... Впору было обрадоваться и вздохнуть с облегчением, однако на душе не сделалось светлее, а сердце продолжало биться так же неистово.

Нет, что-то здесь не так... Или я чего-то недопонимаю. Может, от Джеффри в этой истории мало что зависит. Либо он правда... Хватит! Подумаю об этом после! Не то совсем раскисну и выставлю себя перед ними круглой дурой!

Она повернулась к Франсине, так, чтобы Джеффри исчез из ее поля зрения, мило улыбнулась, высказала предположение, что мистер Хетэуэй, наверное, важная фигура в светском обществе Лондона, и пустилась рассказывать о знаменитостях – любителях останавливаться в их отеле.

Они вошли в банкетный зал, украшенный хрустальными с золотом люстрами – истинными произведениями искусства, – светильниками им под стать на обтянутых атласом и бархатом стенах, столиками и стульями с гнутыми ножками. Роберта в который раз взглянула на ослепительную роскошь и вдруг увидела, что позолота и бархат до нелепого вульгарны, и нестерпимо захотела ощутить под босыми ногами шелковистость ирландских трав. Ей сделалось страшно.

– Что ж, весьма и весьма. – Франсина с видом хозяйки прошлась по залу ленивым прогулочным шагом. – И уровень наш, и просторно, и со вкусом.

Джеффри, храня мрачное молчание, остался у самых дверей. Поставил портфель на пол и засунул руки в карманы. Дабы не смотреть на него, Роберта прошла немного дальше и, как только остановилась у ближайшего столика, почувствовала на себе взгляд потемневших от волнения серых глаз. Он напряжен, мелькнула в голове упрямая мысль. Видимо, узнал меня. Разговаривать не желает, задавать вопросы – тоже, а ведь речь об одном из главных дней в их с Франсиной жизни... Камень на сердце вмиг потяжелел, но Роберта плотнее сжала губы и даже заставила себя улыбнуться Франсине, которая, рассмотрев стенной светильник, одобрительно пробормотала:

– Чудесная вещица.

Ну и хорошо, что он молчит, мысленно сказала себе Роберта. Так проще – хоть нет нужды уверять его, будто я не помню, где была той весной и что имя мое не Роберта... Черт! Надо успокоиться. Может, он не узнал меня? Не высказывается по поводу зала, потому что плевать хотел на пиршества и внешний блеск, а пришел сюда, дабы угодить невесте...

Франсина, и не думая спрашивать, по вкусу ли обстановка жениху, изучила вид из окна и удовлетворенно кивнула.

– А танцевать где?

– В соседнем помещении, – ответила Роберта, которая, вопреки правилам и выработанным привычкам, все время, пока они были в зале, молчала вместе с Джеффри. – Пройти туда можно либо через холл, – она указала рукой на дверь в дальней стене, – либо через длинный балкон.

Будь на месте Франсины и Джеффри любая другая пара и если бы работа вдруг не предстала перед Робертой в столь неприглядном свете, она красочно расписала бы, какие талантливые мастера создавали ажурное ограждение балкона, лепные узоры на потолке в холле и нарядные обрамления оконных и дверных проемов в обоих залах. Восторженные речи, что приходилось произносить сотни раз, вдруг более чем когда-либо показались ей никчемными и лживыми.

В какую-то минуту она почувствовала, что больше не выдержит общества Джеффри и что если еще хоть раз с притворной ласковостью улыбнется Франсине, то отшлепает себя по губам. По счастью, в этот миг в зал бесшумно вплыл официант, держа в одной руке ведерко со льдом и бутылкой шампанского, в другой – поднос с тремя бокалами. Переключив на него внимание, Роберта будто вынырнула из полузабытья. Парнишка ловко и бесшумно откупорил бутылку, разлил по бокалам вино и, любезно поклонившись Франсине, удалился.