— Процедуры!

Девочка послушно покидала комнату на какое-то время, я справляла свою нужду, разминала руки, ноги, а потом меня опять укладывали. И спектакль продолжался.

Воспринимала всё, что происходит, как работу. Подходила ответственно и только и думала, как бы не пошевелиться. Не пыталась понять, что происходит вокруг. Меня это не касается.

В палате был телевизор. Наверное, я в жизни столько его не смотрела. Но вскоре однообразие программ, реклам и навязчивое зомбирование меня утомили. Выходить из палаты было нельзя, даже близко к окну подходить. Как-то пришёл Константин, и я несмело спросила:

— Константин, а могли бы вы забрать ноутбук из моего дома или мне какой-нибудь купить в счёт зарплаты? А то смотреть телевизор уже невыносимо.

Константин — симпатичный, серьёзный и немногословный парень, типичный телохранитель или кто он там, не знаю. Молча притащил мне на следующий день новенький «Мак».

Я, словно какое-то сокровище, держала его в руках и дня на три зависла, изучая его возможности. Смотреть и читать то, что нравится, было гораздо веселее. Наверстала упущенное по сериалам и повторила порцию любимого «Доктора Хауса».

Стала набирать вес. Кормили отлично, движений и стресса ноль. Заметно округлилась и похорошела, что для женщины в коме не очень-то типично. Как только сошли синяки и доктор заметил, что я посвежела, выдал рекомендации по макияжу. И теперь перед каждым приходом Ани мне принудительно стали придавать соответствующий вид. Всё было серьёзно.

Отца девочки я ни разу не видела. Он иногда с ней приходил, но мои глаза в это время были закрыты. Хотелось бы узнать ответы на два вопроса:

«Где собственно Ольга? И что за такие изверги-родители так мучают добровольно своего ребёнка?

Всё же старалась не вникать и отмахивалась тем, что у богатых свои причуды.


Почувствовала на своей руке маленькую нежную ручку.

— Мама, привет! Сегодня ты хорошо выглядишь. У нас во дворе расцвели твои любимые гортензии. Жалко, что ты пока не можешь их увидеть. Ты не представляешь, что я принесла!

Почувствовала шуршание. Потом мне на голову брызнула струя жидкости, и только потом я поняла, что это духи.

— Это твои любимые духи.

Запах был знакомый, но оттого, что я его не использовала больше месяца, уже и забыла этот аромат. Chanel Chance. И мои любимые тоже.


— Сегодня папа обещал к тебе зайти и поговорить… Хоть он и не верит, что ты слышишь нас, но я в этом уверена. Буду сейчас тебя приводить в порядок.

Ты же сама говорила: «Женщина должна всегда выглядеть хорошо, несмотря на обстоятельства».


И тут я почувствовала прикосновения кисточки к лицу, меня активно красили, что-то размазывали. Почти задержала дыхание, чтобы не надышаться пудры, но был момент, когда чуть не чихнула. Если бы это случилось, не представляю, как бы выкрутилась из этой ситуации. По-моему, люди в коме точно так не делают.


— Вот, мама, всё готово! — довольно сообщила Аня. Куда-то ушла на время, а потом вернулась и опять взяла за руку.


— Мама, ты не обижайся, что папа не приходит, он на самом деле очень страдает. Не знаю, что с ним даже делать. Он, наверное, не верит в то, что ты поправишься… А я верю… Всё обязательно будет хорошо!


От таких приготовлений я распереживалась. Как бы не ударить в грязь лицом.


— А у Марусиной кошки родились котята. Они такие хорошенькие! — перескочила девочка на другую тему. — Она назвала их Пирожок, Карамелька и Дынька. Ты представляешь?! Как можно было придумать такие смешные имена?

Кажется, Аня сама сейчас смеялась, вероятнее всего, вспоминая маленьких котят. Хотелось улыбнуться в ответ и разделить радость с ней. Имена и впрямь оригинальные.

Иногда испытывала безумное желание увидеть это личико. Девочка всегда живо говорила и с такой заботой, будто я не полумертвая женщина, а обычный собеседник, сидящий напротив. Я видела фото Ани, а хотелось взглянуть на неё вживую, но боялась открыть глаза, чтобы не быть пойманной.


Вдруг она вскочила и выбежала.

Я услышала, как вошли двое.

— Папа, я вас оставлю наедине. Она всё слышит! Говори. Не буду вам мешать, — сказала официальным тоном Аня, будто находилась в здании суда, и дверь захлопнулась.


В комнате стояла тишина. Конечно, Леонид знал, что я всё слышу, но говорить со мной не было смысла. Послышались шаги в сторону окна.

Неожиданно пришла мысль воспользоваться ситуацией, поговорить и задать интересующие меня вопросы.

Открыла глаза. Взгляд уткнулся в широкую спину. Мужчина высокого роста с короткой стрижкой, в белой рубашке и серых брюках вживую выглядел даже круче, чем на фото. Руки лежали в карманах. Лица я не видела. И это к счастью. Значит, и он не узнает, что я подсматриваю.

Нет, мне не хватит духу с ним заговорить. Лучше покажу свой профессионализм и не буду импровизировать. Промолчали минут пять, и он вышел.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Когда вечером пришла Елена Павловна, я решила задать вопрос ей. Как правило, персонал обо всех всё знает.

— Елена Павловна, а что с Ольгой-то? Где она сама?

Она остановилась и смотрела на меня, будто хотела подловить в неискренности.

— Ты что?

— А что?

— Не знаешь, что ли?

— Нет, мне же никто ничего не говорит.

Подошла близко к кровати, наклонилась и сказала тихо-тихо:

— Умерла она уже больше месяца назад. Прямо накануне твоего здесь появления.

Меня охватили шок и паника. Я смотрела на медсестру и всё думала, когда она уже скажет, что это шутка. Но она была серьёзна как никогда.


— Правда?

— Конечно, — продолжая делать свои дела, ответила она.

— А зачем я тут?

— Ходят слухи, что Леонид Владимирович, хотел как-то сгладить известие о смерти. Но дочь упорно не хочет отпускать мать и всё ходит и ходит.

— Разве так можно?

Елена Павловна меня смерила взглядом, будто я несу какую-то чушь.

Решила пока на этом остановиться в расспросах, не уверена, что готова была услышать ещё какую-нибудь информацию.

Я словно выпала из реальности. Замкнулась и всё пыталась представить, как же так отец мог поступить? Обманывать надежды дочери и терзать её сердце. Ведь совершенно очевидно, это не может продолжаться бесконечно.

Что он планирует делать дальше?

Глава 15. Пробуждение

Анфиса


На следующий день я жутко переживала перед приездом Ани. Теперь всё было не так, почему-то моё отношение к ней и к ситуации вмиг изменилось. После того, как я узнала правду, уже не могла воспринимать всё равнодушно.


Встреча начиналась как обычно, но поразили её слова:

— Мама, я нашла сегодня твоё любимое платье, лиловое с глубоким вырезом на спине. Подаришь мне его, когда придёшь в себя?

Не могла сдержать слёз, представляя, что никогда-никогда этого не будет. Была бы возможность, ревела навзрыд. У девочки не будет настоящей мамы, её никто не сможет заменить, это я совершенно точно знала по себе. Если отец и решит устроить свою жизнь с какой-то женщиной, то не факт, что у мачехи и падчерицы сложатся отношения.


Слезы предательски текли, и уже пару раз я смахивала их, пока Аня была в другой части комнаты. Молилась, чтобы девочка ничего не заметила. Но это сложно было оставить без внимания.

Услышала топот детских босоножек, а потом они вошли вместе с медсестрой.

— Смотрите, она плачет! Это же хорошо?

Медсестра стояла и растерянно молчала.

— Деточка, это рефлекс. Всё нормально, — пыталась она её успокоить и мягко разуверить в том, что это какой-то признак живого существа.

Я перепугалась уже не на шутку и быстро взяла себя в руки. Тут уже было не до сантиментов.


Аня сидела ещё часа три, вообще не сводя с меня глаз. Я совершенно чётко ощущала её дыхание и взгляд. Это было очень тяжёлым испытанием. Постоянно что-то чешется, затекают конечности, и хочется совершить хоть какое-то, пусть самое незначительное, движение.

Выстояла и впредь решила: так опрометчиво впадать в сочувствие не стоит, всё же я нахожусь на работе.


****

Прошла неделя. Сердце наразрыв, и какая-то глубокая тоска от неизбежности. Моя душа страдает вместе с сердцем ребёнка. Ничего не радует, осознаёшь свою никчёмность и незначительность. Я ничего не могу изменить и ничем помочь. Опять. Меня даже здесь преследует это чувство.

Я не могу выносить страдания девочки, которая так упрямо не хочет отпускать маму! А мне ведь достаточно открыть глаза и улыбнуться, чтобы сбылась детская мечта. Так мало нужно для чуда. Мы же, как два одиночества. И глупо вот так лежать и мучиться, если можем подарить друг другу столько нерастраченной искренней любви. Я настолько привязалась к ней, что казалось, никого и никогда в жизни так не любила.


Всё настойчивее и настойчивее вертелась идея, и я упрямо не хотела думать о последствиях, отгораживалась от них. Всё чаще представляла, а что если…

Решилась. Будь что будет.

Пришла Аня, и сегодня в её голосе звучали нотки безнадёжности. Может, ей что-то сказал отец или доктор, может, они решили прекратить весь этот фарс? Я не знаю наверняка, меня, как всегда, не поставили в известность, но я почувствовала, это мой последний шанс.


Девочка взяла меня, как всегда, за руку и просто молчала, кажется, совершенно безнадёжно смотрела на меня.

Решила это сделать сразу, иначе потом не решусь. Открыла глаза. Несколько секунд Аня не понимала, что происходит, и, кажется, не верила своим глазам. Потом она вдруг бросила руку, испугавшись меня, словно я привидение. Встала и отошла.