— Умоляю вас. — Он опустился на колено перед кроватью. Чисто испанский идальго!

— Ну что ж… Если вы просите, пожалуй, прочту последнее. — Она зарделась, но гордо вскинула подбородок:

Кругом меня вампиры,

Сосут из меня кровь.

Никто в любовь не верит,

Лишь я верю в любовь!

Ну и лабуда! — поразилась я, и рифма-то до чего свеженькая: кровь — любовь. Никита притворился, что он в восторге. Предложил выпить за поэзию и Лидкин талант и налил разрумянившейся риелторше неразбавленной можжевеловой водки. Настроение подруги улучшилось настолько, что она заметила:

— Катька, а ты похорошела, по-моему, килограммов пять сбросила.

— Да, похудела. — Я втянула живот, насколько это было возможно, но он не желал прилипать к позвоночнику. И запела: — «Потому что нельзя, потому что нельзя-а-а, потому что нельзя быть на свете красивой такой!»

Компания поддержала старый хит группы «Белый орел» — сердце у всех пело, и мы подались к роялю, огласив волковские хоромы довольно слаженным трио. Сначала прошлись по шлягерам отечественной эстрады, потом переключились на романсы. «Не уходи, побудь со мною, пылает страсть в моей груди», — завела я. Никита пригласил Лидию на танец, кружил девушку в вальсе, подпевая мне без слов: «У-у-у». Но вскоре я осознала, что горланю в одиночку. Оглянулась — в комнате никого, только полузасохший кипарис едва заметно шевелил пожелтевшими ветками, реагируя на мой вокальный импульс. Вместо того чтобы полить благодарного слушателя, я отправилась на поиски отшельников и отщепенцев. Не долго искала: они обнаружились в зале, сладко целовались, раскинувшись на просторах бирюзового дивана. Недоделанный донжуан уже успел спустить пижамные штаны, а Лидочек-звоночек и вовсе лишилась кофточки и бюстгальтера, сверкала голыми титьками. Фу, какой срам!..

Я диким, разъяренным кабаном протопала мимо развратников в спальню. Им было все даже не фиолетово, а ультрамариново. Страсть как пробка закупорила уши.

Вот и верь после этого людям! Вот и спеши делать им добро!..

Глава 12

Чему учил меня пупсик Синев? Жратва — источник положительных эмоций, лучшее средство от депрессии. Сейчас проверим… Увы, скатерть-самобранка была подчистую разграблена, лишь на маслины никто не позарился. Олухи, не понимают, какой это изумительный продукт: калорий мало, пользы — вагон. Я улеглась на живот и воздала должное плодам Греции, а для пущей релаксации принялась свинячить — обглоданные косточки кидала в зеркала. Тс-сын, тс-сын, тс-сын — импровизированные пули отлетали со слабым стуком, будто мошки бились о стеклянный абажур горящей лампы. Била я без промаха — методично загадила все полоски кряду мутными, как плевки, следами. В последнюю вертикаль, тянувшуюся вдоль портьеры, попасть оказалось сложнее — она располагалась далековато, и мне пришлось встать.

Стук получился необычный — более звонкий, чем предыдущий, усиленный резонансом. Маслин больше не осталось, потому, вконец заинтригованная, я подтащила пуфик и, встав на него, постучала по зеркалу вверху костяшками пальцев. Для сравнения то же самое проделала с соседней полосой магического стекла. Поразительный результат подтвердился — внизу удары звучали одинаково глуховато, а вверху крайняя полоска отзывалась звонче. Любой дурак бы догадался, что под зеркалом — полость. Я осмотрела его — края оказались идеально ровными, плотно пригнанными к стене. Недолго думая позаимствовала пилку для ногтей из вазочки, стоявшей на туалетном столике. Ковыряла ею с усердием юнната. Точнее, юного археолога. Но толку было мало: зеркало не поддавалось, не хотело сковыриваться с места.

— Чем это ты там занимаешься, Катрин? — добродушно вопросил Никита, бесшумно возникший в спальне. Он держал курс на скатерть, но, кроме пустых рюмок и грязных тарелок, поживиться было нечем.

Позабыв, что глубоко оскорблена их с Лидией развратным поведением, я призналась как на духу:

— Кит, кажется, я обнаружила Серегин тайник!

— Кладоискательница ты наша! — загоготал Синев.

— Не веришь? Послушай! — Я постучала вверху и внизу.

Интерну резко расхотелось насмешничать, его словно ледяным душем окатило — мигом протрезвел и сосредоточился. Глазом моргнуть не успела, как он по-деловому согнал меня с пуфа, отобрал пилку и принялся ковырять с удвоенной силой. Стекло противно заскрипело, маникюрная принадлежность погнулась, а парень заключил, что вернее будет попытаться вскрыть тайник ломиком.

— Только где бы его взять? — чесал он затылок.

Лидка, не вынеся отсутствия нового кавалера, тоже пожаловала в спальню. Услышав, что тот собирается что-то ломать, честная девушка возмутилась:

— С ума сошел! Квартира чужая, разве можно без разрешения хозяев распоряжаться?

Но стоило мне вкратце посвятить ее в историю со злополучными спрятанными деньгами, которые позарез нужны на лечение Сереги и Ляльки — семейки инвалидов, — как Гаевая изменила мнение. Предложила вообще разбить зеркало и, сбегав на кухню, притащила оттуда самый большой нож, топорик для разделки мяса и молоток для его отбивания. Никита выхватил у нее топор, закатал рукава, примериваясь к стене. При виде этого арсенала холодного оружия мне стало не по себе.

— Погодите, я что-то не пойму — при чем тут вы? Это тайник моего Серенького. Я сама, как-нибудь без вас разберусь!

Поздно опомнилась: гости уже сделались невменяемо-неуправляемыми. Шелест невидимых купюр затмил для них мои доводы… Что тут началось! Стук, треск, тарарам, просто светопреставление!..

Синев, подняв топор над головой, саданул им по зеркалу. Во все стороны брызнули осколки, и нашим взглядам предстала металлическая пластина. Гаевая, оттолкнув интерна, заколотила по железу молотком. Долбилась с неистовостью заправского чеканщика, а пластина не поддавалась, остались лишь едва заметные вмятины.

— Посторонись! — отшвырнул молотобойца в юбке Никита и ударами топорика принялся сокрушать стену вдоль пластины. Некогда идеально заштукатуренная, гладкая поверхность мгновенно выщербилась, осыпалась сибитовой крошкой. Лидия скакала, нанося удары молотка перед его носом, они постоянно толкались, и ни один не собирался уступать другому. Синева засыпало белесой пылью, он взмок, но не сдавался — рубил с нарастающим остервенением. Я подумала, что так парень скоро проделает дыру в соседнюю, Ксюшину комнату, но вскоре он отступил и выматерился. Оказывается, прочная металлическая пластина укрывала и торцевую сторону тайника.

— Стойте! Остановитесь, что вы делаете? — Мне было невыносимо наблюдать сокрушительную агрессию приятелей, хотя и противостоять вооруженным вандалам было неосмотрительно. Еще накинутся на меня с тем же энтузиазмом, что на железо, задолбают до смерти, а расчлененный труп выкинут в мусоропровод… Распаленным алчностью пуще, чем похотью, личностям было не до меня: Никита снова замахал топориком — колотил в стену снизу, стараясь обнажить границы тайника. И Лидка сделалась неразлучна с молотком — долбала куда глаза глядят.

За общим шумом-гамом я не сразу расслышала, что и в дверь стучатся и звонят. Окликнула охотников за чужим баблом:

— Тихо! Слышите?!

— Ой, наверное, соседи, — догадалась красная от надсады Лидия. Менее всего она сейчас напоминала мечту поэта. Скорее его химеру, взбесившуюся валькирию.

— Не имеют права запрещать, одиннадцати часов еще нет, — заверил ее белый, как маляр, Никита.

— Вы оба не угадали! Это милиция. Соседи наверняка вызвали милицию, — истерично захохотала я. — Вы попались! Сейчас вас повяжут и отправят за решетку. Ха-ха, вам хана!

На миг повисла тишина, которую я нарушила сообщением, что иду впускать представителей правосудия, и метнулась в прихожую. Будь что будет…

— Стой! — сграбастал меня за широкий подол Синев.

Лялькино платьице затрещало, край выреза впился мне в горло, но я все равно изо всех сил рвалась к спасительной двери. Хорошо бы в самом деле обнаружить за ней милиционеров или соседей… До замков оставались считаные сантиметры. Лишь бы дотянуться!

— Помогите!!! — истошно заорала я. — А-а, спасите!!!

И тут кто-то сбил меня с ног увесистым тумаком и добавил удар по темечку. Голова с хрустом, какой обычно издает переспевший арбуз, раскололась пополам. Последнее, что помню, — это ярчайшая вспышка молнии. А дальше — непроглядная чернота. Летела вниз с таким ускорением, что свистело в ушах. Вот меня со всеми потрохами и засосало в бездонную воронку дьявольской подземки…

— Похоже, она умерла. Мы убили ее!.. Ой, что же теперь будет?!

— Ни фига подобного. Прислушайся — дышит. Иди сюда…

— Столько крови натекло… Нет, не буду подходить, я боюсь покойников! Ой, мамочки, что же мы натворили?!

— Не мы, а ты! Кто просил махать молотком? Совсем ошалела, шифер треснул, да?

— Никита, я же не специально! Как-то нечаянно вышло… Ты же сам…

— Что «сам»? Я хотел ее остановить, а не покалечить!

— А я хотела тебе помочь. Катька — здоровая корова, у нее сил, как у быка, уйма! Думала, вдруг не справишься с ней?

Дрожащий голос принадлежал Гаевой. Он-то и вернул меня к действительности. Не слишком приятно узнать, что подруга считает тебя коровой и способна тюкнуть молотком по темени… Голова моя ужасно, чудовищно болела, просто крошилась от боли на кусочки, как сибит под топориком Синева. Я лежала на чем-то твердом, затылком ощущая липкость остывающей крови, пропитавшей волосы. Неужели я умираю?.. Было и жутко, и неудобно, и неприятно, но терпела. Затаилась, точно Панночка в гробу. Кто знает, что еще придет на ум этим подонкам? Когда имеешь таких друзей, врагов не надо. Пусть лучше подольше не догадываются, что я очнулась, а уж моя месть не заставит себя ждать… Эх, Лидка, еще пишет «Вокруг меня вампиры», а сама натуральная вампирша!