— Я считаю: кто старое помянет…

— А я считаю совсем по-другому: один, два, три. И так до десяти! — все же припомнила я старое — его приколы в тихой гавани.

Мы закатились смехом. Донжуан, пристроивший-таки свой молодой, развратный организм в надежные руки, разлил коньяк. Волков пить отказался, Лидия тоже сослалась на некие обстоятельства, заставляющие воздерживаться от употребления алкоголя, зато язык у нее развязался, как у пьяной, гомонила за столом громче всех:

— Ой, моя мама прямо с ног сбилась — готовит и готовит! Я ей говорю, куда это три горячих? И бигос, и плов, и пельмени… Катя, кстати, мы и твоих родителей решили пригласить, так что передай им. Ну и твоего… э-э-э… — Гаевая покосилась на мрачного Сергея.

— Видишь, люди даже не знают, как тебя называть, — упрекнула я его впоследствии, когда жених с невестой отчалили.

— Ну, так это их проблемы. Главное, что ты знаешь, кто я тебе.

— Нет, я тоже не знаю…

— Не притворяйся. — Серенький обнял меня и поцеловал в шею. А потом перенес уснувшего сына на кресло. В ту ночь мы опять сделались любовниками. Может, я не разбираюсь в сексе, но лежала, млела и думала: какое счастье, что Лялька недооценивала этого самого гениального из мужчин! Настроение взлетело к небесам, аж заснуть не могла. Лежала и пялилась на похудевшую спину любимого…

На свадьбу, которую справляли дома у Гаевых, Серый Волк идти решительно отказался, засел с моим папой играть в шахматы, поставив доску на рояль. Мы отправились на торжество вдвоем с мамой, купив по пути комплект постельного белья и букет крупных, помпезных белых гладиолусов, на которые очень похожа зазнавшаяся Лидка.

Риелторов собралось — плюнуть некуда. Валентина Михайловна, заделавшаяся тещей, без устали метала на стол свою стряпню и нахваливала зятя. Негений Падлович упражнялся в произнесении тостов, добровольно взяв на себя роль тамады, а рядом, в его тени скромно отмалчивалась невзрачная, неприметная женушка, не подозревавшая, что на ее место не так давно претендовал не кто иной, как новобрачная. Неженатый Барбарис, взявшийся развлекать меня, справлялся с задачей несколько однобоко — в основном следил за тем, чтобы я не забывала опустошать фужер. В результате наклюкалась я изрядно — в желудке смешались шампанское и три сорта вина, в голове, соответственно, шумело. Мама еле прорвалась сквозь алкогольные помехи, шепнув мне:

— Ой, Катенька, какого парня ты упустила!

— Ты о ком? О Барбарисе?

— Я о Никитушке, — вздохнула она, дивясь моей непонятливости. — В доме был бы свой врач, а то и давление померить некому… Да что давление? Зятем назвать некого!

Поскольку мама закручинилась, я поспешила покинуть пирушку, так и не станцевав с холостым Борисом последнего танго. Провожала родительницу, а у самой ноги заплетались в косичку… Однако пьянство в тот вечер сослужило мне хорошую службу. Ворвавшись в квартиру, стукнула ладонью по роялю:

— Надоело быть крестьянкой! Хочу стать столбовою дворянкой!

— Ты о чем, любимая? — поднял на меня трезвые, серьезные карие глаза Сергей.

— Уж замуж невтерпеж, — чистосердечно призналась я, усаживаясь к нему на колени. — Почему бы тебе не взять меня в жены? А то моей маме некого зятем назвать.

— Но ты и так моя жена, — был ответ.

И все-таки Серый Волк сводил меня в ЗАГС.

День нашего бракосочетания был просто потрясающим! Утром Артемий сказал свое первое внятное слово — «мама», адресовав его, соответственно, мне. А еще в тот день я влезла в платье 44-го размера, некогда сшитое к выпускному вечеру в консерватории. Отмечали событие впятером — только мы и мои родители. Столом служил рояль, на котором я наигрывала всякие песенки в стиле ретро. Сама горланила громче всех: «Каждый хочет любить — и солдат, и моряк! Каждый хочет иметь и невесту, и друга!» Песни, если они не про Ленина и коммунистическую партию, очень веселят, по крайней мере, у мамы, папы и Сережи настроение создалось превосходное. Они дули шампанское и подпевали. А я и пить не могла от радости. Неужели такое возможно: любовника у меня больше нет, а есть законный, до потери пульса любимый супруг!

— Атас! — вместо «Горько!» кричал попугай. И был абсолютно прав.

…Ночью я не выдержала и позвонила Ляльке, чтобы похвастаться.

— Ос-споди, поздравляю. За что боролась, на то и напоролась, блин, — как-то вяло отреагировала бывшая жена моего бывшего любовника. — Чего не спишь-то? У вас сколько времени?

— Три часа. Не спится!.. Ой, все так классно, так здоровско!.. Ну, расскажи, как вы там, как Ксюшенька?

— Да ей-то что?

— А кому что? У тебя что-нибудь не в порядке? — насторожилась я. Показалось, Ольга расплакалась. — Говори скорее, не томи!

— Пластическую операцию неудачно сдела-ла-а-а…

— Зачем ты ее делала, дурочка? Ты без того у нас раскрасавица, Лялечка, такая хрупкая, беленькая, как куколка, — утешала я, ничуть не кривя душой.

— Такая фигня получилась, не губы, а вареники какие-то. Теперь я на африканку похожа-а-а, — никак не утешалась она. — Катька, это катастрофа!

Ольга так и не удосужилась спросить о сыне, и я не стала особенно хвастаться тем, что наш Темыч никакой не рахитик и не бронхитик, а отличный, резвый мальчик, признавший меня мамой. Однако не удержалась, выдала:

— Мне с Сережкой так хорошо. Просто восхитительно!

— Блин, везет же некоторым, — буркнула она. — Ладно, бай-бай, пока.

— Погоди, Ляля. Лялечка, может, вы вернетесь? Возвращайтесь, а? Нам вас ужасно не хватает!

Она повесила трубку, не удостоив ответом, а я с изумлением поняла, что выдала чистую правду: я действительно почему-то безумно скучаю по большой и мелкой стрекозкам!.. Сказала об этом Сереге.

— Странно, — задумчиво молвил он. — Я-то скучаю — это понятно, Ксения — моя дочь, а тебе Лялька никто…

— Ничего странного! Неужели нужно обязательно разбираться, кто кому — Вася, а кто кому — зайчик?! Мы не чужие, мы близкие, и этого достаточно… Никто не виноват, что повлюблялись невпопад.

— Смешная ты у меня, — полез обниматься супруг. — Но вообще я тоже за то, чтобы наши американцы вернулись… И еще, Катрин, может, нам уже хватит тесниться в семнадцати квадратных метрах?

— А что ты предлагаешь?

— Купить квартиру попросторнее… Мы с тобой — обеспеченные люди. Клад-то я действительно перепрятал. Пошли!

Я вытаращилась, будто огретая пыльным мешком из-за угла. Сережка повел меня в ванную, но не для того, чтобы намылить гелем и сполоснуть под душем, а чтобы показать, как выглядят золотые червонцы царской чеканки. Залез под тесную чугунную посудину, сгибавшую человека до состояния кузнечика, и вытащил тубус. Мне в пригоршни посыпались тускло-желтые кругляшки, которые не уместились в двух ладонях. Но и это было не все. Из вентиляционного люка любимый достал тугой сверток, обернутый в полиэтилен. Развернул его, и взгляду открылись пачки зеленых купюр, перевязанных резинками. Я закричала:

— Чего же ты раньше молчал?!

— Еще не хватало, чтобы презренный металл вмешивался в человеческие отношения, а без него все проверили истинность своих чувств. Я хотел убедиться, что Ляля по-настоящему нужна Эгему, и убедился, что они в самом деле любят друг друга.

— А меня? Меня ты тоже проверял, да?

— Нет, в тебе я не сомневался, моя ты виноградная косточка, оливка Пелопоннеса! — Супруг до хруста стиснул мои ребра, монеты и доллары попадали на пол.

Я взвилась:

— Ай! Ой! Щекотно, отпусти!

Вместо того чтобы отстраниться, Сергей коснулся носом моего уха и шепнул:

— Я тут задумал одно дело…

— Угу, понимаю: настоящий мужчина должен рисковать… Серенький, волчонок, да ты и вправду выздоровел! Но давай обойдемся без экстремизма? Лучше поделимся деньгами с Ольгой!

— Обязательно поделимся, но сначала…

— Ой, ай, отпусти, я больше не могу!..

Эпилог

В сентябре мы втроем съездили в свадебное путешествие на Кипр — та же Греция с морем, оливковыми и апельсиновыми рощами, только кладов в ней не зарыто. Отдохнули великолепно — плавали, загорали, а по вечерам гуляли по набережной, пили сухое вино и мечтали. Кажется, что может быть лучше безделья? А меня к концу недели уже неудержимо тянуло домой, потому что мы переехали в новую квартиру, не терпелось ее благоустроить, обжить.

Комната, которую занимаем мы с Сережей, напоминает склад забытых вещей — в ней и рояль, и тренажер, и напольные растения. А Темочке досталась комната просторнее, ведь как знать, может, скоро там появится вторая детская кроватка?..

В общем, с замужеством моя жизнь круто переменилась. Взять, к примеру, линии новосибирского метро, которые коротки, как бабий век. Я теперь их вижу крайне редко, подземкой почти не пользуюсь, потому что работаю рядом с домом в цветочном салоне «Сибирская орхидея». Все девушки похожи на цветы, и составлять букеты, созвучные прелестницам, — сплошное удовольствие. Покупатели уходят довольные. Я провожаю их взглядом и мысленно выстраиваю им судьбы. Такого насочиняю, закачаешься!.. Будь я писательницей, наверное, цены бы мне не было. Но зачем? Быть хозяйкой своего жизненного сюжета гораздо интересней и важней, чем писать о чужих, придуманных…

Серый Волк устроился тренером в фитнес-клуб, тоже рядом с домом, куда мы приходим обедать, потому что люто скучаем друг по другу, если не видимся хотя бы три часа. Еще мы частенько перезваниваемся с Ольгой, Эгемом и Ксюшей, которые вроде и от Нью-Йорка не в восторге, но и возвращаться не торопятся. Обещают прилететь, чтобы вместе встретить Новый год, вот тогда и разберемся.

Кстати, наш умный попугай выучил два новых слова: «любимчик» и «бабло». Знаете, что кричит? «Азиз — любимчик!» «Бабло — др-р-рянь!» Регулярно напоминает нам про истинные ценности…