— Я не могу поверить. Ты все знала и не могла найти минуты… даже пяти секунд, чтобы сказать мне? Даже в поезде?..

Он был настроен на спор с ней.

— Отец, у нас не было ни секунды, чтобы кто-нибудь не смог нас подслушать. И здесь все обстоит так же.

Жар затопил ее тело. Уже слишком поздно о чем-либо волноваться…

— Черт побери!

А, прелюдия. Элизабет хорошо знала, что дальше последует. Ему нужны были деньги, много денег, чтобы вложить в ненасытную пасть сибирской нефтяной компании, которую он финансировал.

— Я полагаю, ты пытаешься сказать, что Уильям хотел написать другое завещание.

Элизабет вздохнула.

— Нет, он думал, что до его смерти я рожу ему хотя бы одного сына. Поэтому он не видел смысла изменять последнюю волю. Так что Николас получает главный приз.

— Черт его дери!

— И что теперь делать? — покорно спросила она.

— Связи Краснова недостаточно надежны для продолжения финансирования бурения. А мы так близки, так близки. Говорю тебе, там достаточно нефти, чтобы обеспечить ею весь мир. Я должен поддерживать компанию на плаву. Я вложил слишком много средств и продал слишком много акций, чтобы просто так уйти оттуда. Элизабет, а может быть, Николас?..

— Мы не знаем, имеет ли он доступ к каким-либо средствам, отец. И, возможно, он не азартный человек. — Она почувствовала лживость своих слов, еще до того как они слетели у нее с языка. Как раз он-то был азартен до мозга костей. Просто кинул кости на нее и ушел, заранее зная, сколько выпадет очков.

— Спроси у него, Элизабет. Если ты не спросишь его, наши тела будут вылавливать из Темзы, а наши ближайшие друзья потеряют тысячи фунтов стерлингов… Элизабет?..

А может быть, его тонкий шантаж построен на фактах, которые он знал еще до того, как его нога ступила на землю Шенстоуна. На фактах, которые он заранее выведал, чтобы иметь возможность манипулировать ею и ее отцом.

Но теперь у нее не было выбора. Если он вообще когда-то был…

— Да, отец. Я спрошу у него, если ты так хочешь.

Николас говорил про денежное содержание для ее отца, чтобы тот расходовал его по своему усмотрению… и про двух зрелых мужчин у нее в услужении.

Спасти его душу и потерять свою собственную.

А цена, в конце концов, была не так уж высока…

На раннем обеде Элизабет с урчащим желудком заняла место во главе стола и указала Питеру занять место напротив.

— Ты совершаешь большую ошибку, дорогая, — прошептал отец, отодвигая для нее стул. — Тебе следует подыгрывать Николасу.

— Ты считаешь все мои действия ошибкой. Я вообще ничего не могу сделать, не совершив ошибку. В любом случае Николаса здесь пока нет.

— Как хочешь, — пробормотал он, занимая место напротив Минны. — Но ты знаешь, что поставлено на кон. Черт бы побрал Уильяма…

Виктор уселся за стол лицом к пустому стулу Николаса, спокойно посмотрел на него и фыркнул.

— Крестьянские манеры, — сказал он как раз в тот момент, когда Николас не спеша вошел в дверь.

— Я знаю этого человека, — внезапно заявила Минна, что заставило Николаса застыть как вкопанного. Вот уж чего ему совершенно не надо было, чтобы его кто-то узнал или подумал, что узнал.

А Элизабет не преминула бы воспользоваться таким шансом.

Так она и сделала.

— Правда? — пробормотала Элизабет. — Расскажи, пожалуйста, нам о нем, Минна.

Минна нахмурила бровь.

— Я не помню. Но я вспомню. Никак не могу ухватиться за воспоминание… — Она наблюдала за Николасом, садящимся за стол.

— Мы с великой герцогиней ни разу не встречались, — холодно произнес он, вынимая салфетку. — Однако если она желает заявить о нашем знакомстве, я не возражаю.

Для него такая сцена была всего лишь осложнением, но совсем не таким, с каким он хотел бы сейчас столкнуться.

Он выдержал взгляд великой герцогини, и она первая отвела глаза. Хорошо. На данный момент инцидент исчерпан. Минна не была уверена. И чем больше он отрицал их знакомство, тем более неуверенной становилась она.

Он посмотрел на Элизабет. С безразличным видом она взяла маленький хрустальный колокольчик, лежавший сбоку от ее тарелки, и позвонила, сигнализируя слугам, что пора разносить блюда. Обед начался.

Казалось, ничего не изменилось: Уильям был любителем хорошо поесть, и она продолжала его традицию, всегда накрывая ломящийся яствами стол.

Обеденное меню состояло из устриц на половинке раковины и легкого бульона для разминки. Рыбные блюда были представлены вареным лососем с зеленым горошком, затем подавалось говяжье филе в грибном соусе с гарниром из оливок, пикулей, картофеля и аспарагуса. И в завершение разнообразные фрукты, ореховый торт, два вида шербета на выбор, лимонный пирог и ванильное мороженое. К десерту подавались кофе и ликеры.

Пока подавали первые блюда, за столом царило молчание. Как думала Элизабет, все исподтишка наблюдали за Николасом и ждали его реакции на обеденную церемонию. Ей было интересно, что он слышал из того, о чем она говорила с отцом, и слышал ли вообще сам разговор.

На деле все пока было неясно. Она все еще сидела во главе стола в качестве хозяйки дома, в то время как после прошедшей ночи могла рассчитывать только на то, что будет хозяйкой одного мужчины.

Нет, даже двух мужчин, двух… сильных… мужчин, каждый из которых мечтает только об одном — том самом, что может дать только женщина…

Она почувствовала трепет внутри и вспышку возбуждения. Если уж на то пошло, ей нечего терять. Нечего. Что бы ни произошло, она навсегда осталась бы вдовой. У нее не было никакой репутации, ничего, что заставляло ее вести добродетельную и безупречную жизнь. По правде говоря, в стенах Шенстоуна она могла делать, что захочет, с кем захочет, и никогда никто бы не узнал.

…двое сильных мужчин в самом расцвете…

Укрытая занавесом, за который никто не мог заглянуть…

…комфорт, роскошь и пожизненное содержание…

И Питер…

И никто никогда не узнает…

Она подняла глаза и встретилась с тяжелым, тревожным взглядом Николаса. Он знал, о чем она размышляла; он наблюдал за всеми ее действиями и был уверен, что она придет к нужному ему выводу, примет единственно верное решение.

Выражение ее лица сделалось каменным. Она не хотела, чтобы он мог хоть что-нибудь прочесть на нем. Когда он принял на себя бразды правления Шенстоуном, она не стала создавать ему трудностей. Он знал, что ее угрозы беспочвенны, что она не могла доказать правдивость слуха. В худшем случае ему пришлось бы посвятить несколько месяцев судебной тяжбе, которую он бы выиграл, а Элизабет с отцом оказались бы окончательно разорены.

Существовал один единственный путь. Но она не хотела, чтобы он показался ему легким.

И… она хотела того, что он предлагал. Она хотела всего, о чем он говорил. Со всеми сопутствующими деталями.

Она была шокирована своими мыслями. Она даже не могла хорошенько все обдумать, потому что не хотела показать полную капитуляцию перед ним, полное смирение, которое означало, что она готова раздвинуть для него ноги и с удовольствием принять каждый твердый, длинный дюйм его пениса в свое лоно.

У нее перехватило дыхание. Какое будет у нее ощущение? Вся мощь его мускулов и страсти, врывающаяся в нее… По сравнению с вялостью Уильяма… нет, нет, нет… больше ей не нужно его терпеть…

Она осмелилась еще раз взглянуть на Николаса. Он набрал ложку шербета и сейчас вылизывал его с ее дна.

Она не могла оторваться от него, думая о тех местах женского тела, куда может добраться язык мужчины. А когда его губы сомкнулись вокруг ложки, между ее ног пробежала небольшая дрожь чистого наслаждения.

Здесь… да, здесь… сейчас… в ту же минуту…

Ей необходимо было отсюда уйти. К счастью, обед уже подошел к концу. Она поднялась:

— Джентльмены…

Она оставляла Николаса в логове львов. Один только ее отец с удовольствием съел бы его живьем, а Виктор со своими утомительными рассуждениями нагнал бы на него смертельную скуку. А может быть, и нет. Николас мог сам о себе позаботиться. После сегодняшнего дня она в нем не сомневалась, он уже был на три хода впереди их всех.

И намного впереди ее, зная о том, что ей нужно, еще до нее.

…Двое мужчин… слишком фантастично, слишком непристойно, настолько возбуждающе, что она практически не могла сдерживаться..;

И он знал. Еще когда он предлагал ей двух страстных мужчин у ее ног, он знал, что она загорится его предложением…

Она почувствовала прилив крови к щекам и опустилась на стул возле Минны. Ей нужно перестать думать. Необходимо избавиться от мыслей о всех запретных вещах, которые с ней будут делать два требовательных любовника.

— Кто он такой, Минна? Почему ты считаешь, что знаешь его?

Минна покачала головой:

— Я не могу вспомнить.

— Если бы ты могла… — Если бы она действительно хоть что-то вспомнила, у Элизабет была бы некая точка опоры. Немного информации о Николасе, которой бы располагала только она.

— Я думаю, вспоминаю, — сказала Минна. — Я обещаю, что вспомню. Было бы неплохо знать что-то о нем, как ты думаешь? О, а вот и они…

— Хорошие новости, Минна, — сказал отец Элизабет. — Граф пригласил нас остаться в Шенстоуне на сколь угодно долгое время. Даже Виктора, который с большим удовольствием спал бы на матрасе, независимо от того, что он сам говорит.

— Чудесно, — пробормотала Элизабет. — Как чудесно, Николас.

— Неужели? — так же пробормотал он.

Напряжение в воздухе, казалось, можно было потрогать рукой, однако никто его не замечал, кроме Элизабет. Он требовал от нее ответа, ему было недостаточно простых предположений.

— Я думаю, самое время всем отправиться спать, — сказала Элизабет, намеренно избегая смотреть на Николаса. — У меня, к примеру, был сегодня очень тяжелый день.

— О да.

— Конечно.

— Спокойной ночи, дорогая, — сказал отец. Минна взяла ее руки в свои и прошептала: