Он повернулся к Элизабет:

— Прости меня, дорогая. Я более чем уверен, что Фредерик никогда не вернет свои деньги.

— Тогда тебе нужно было его остановить.

— Он бы меня не послушал. Краснов позволил овладел его воображением, и чек был выписан раньше, чем я успел что-либо предпринять.

Элизабет взглянула на Николаса, который только пожал плечами. Ее отцу был предоставлен отдельный счет для расходования по собственному усмотрению. Так он и поступил. У нее сводило живот при мысли о том, сколько денег мог передать ее отец Краснову. Вполне возможно, что все до последнего фартинга. И она предвидела, что в течение недели он попросит у нее еще денег.

Теперь она понимала, насколько нестабильно ее положение.

Она все еще пыталась раскрыть тайну Николаса, но на самом деле у нее тоже были свои секреты. Сегодня ей стало как никогда раньше ясно, что необходимо сохранять равновесие и не расторгать сделку с Николасом.

Она была совсем не готова расстаться с Шенстоуном.

Ее положение было очень шатким: ей нужно было уводить Николаса в сторону от правды, одновременно преследуя собственные цели. И все из-за одного необдуманного поступка.

Теперь он подозревал их всех. Однако он не последовал предложению ее отца отправить их собирать свои вещи.

Он не просто хотел, чтобы они были у него под присмотром. Здесь было нечто большее… еще секреты?

Кто же он такой, Николас?

— Мой отец всегда был мечтателем, — сказала Элизабет в ответ на замечание Питера. — Если он на что-то настроился, ничто не заставит его свернуть с намеченного пути.

— Как тебе повезло, что ты можешь поддерживать такого фантазера, — любезно проговорил Николас.

Она метнула на него взгляд.

— Я всегда гордилась своей изобретательностью.

— Да, ты права… Ты потрясающе умна. И легко приспосабливаешься к новым обстоятельствам, — произнес Николас. — И все для того, чтобы удовлетворять прихоти и желания одного человека.

— Я бы хотел, чтобы кое-кто уважительно относился к моим прихотям и желаниям, — вспыльчиво вмешался Питер. — Могу я хоть когда-нибудь побыть с Элизабет наедине?

Николас вскинул руки.

— Что пожелаешь, Питер. Видишь ли, я тактичный хозяин: я больше не стану вас огорчать, Элизабет…

Со смешанным чувством она посмотрела ему вслед, когда он, хромая, вышел из комнаты.

— А теперь? — спросил Питер. Он обнял ее сзади и притянул к своей груди.

— Ты все знаешь. Он доверяет нам еще меньше, чем раньше. А ведь он все еще хозяин Шенстоуна. — Она накрыла его руки своими.

— Значит, мы недостаточно глубоко копаем, не изыскали все возможности, Элизабет. — Его губы коснулись ее виска. — Как ты можешь терпеть, когда он говорит о своем бренди? Своем доме? Более того, если твой отец будет продолжать в том же духе, он лишит тебя последнего пенни.

— Я знаю. — Чем больше лжи, тем больше тайн. Она не могла ему рассказать, что Николас финансирует траты ее отца. — Я установила ему жесткий предел. То есть я даю строго определенное количество денег.

— Напомни ему, после того, что произошло сегодня. — Он коснулся ее уха.

— Лучше бы он сам поехал в Сибирь и за всем там проследил.

— И что он будет там делать, помимо того, чтобы выписывать еще чеки?

Она кивнула в знак согласия, и Питер продолжал:

— Мы должны действовать в соответствии с нашим планом, Элизабет. Единственное, что может тебя спасти, — докопаться до правды происхождения Николаса.

«Может, он имел в виду „спасти нас“?» — подумала она.

— Не сможет, если Николас считает, что я пыталась… ему навредить.

— Значит, ты должна убедить его в обратном, Элизабет. — Он повернул ее лицом к себе, положив руки ей на плечи.

— После всего, что случилось? — удивилась она.

— Будь с ним поласковей. — Он поцеловал ее в губы. — Будь гибка. Когда придет время, ты сама узнаешь, что делать. — Он еще раз поцеловал ее, но уже более долгим и любящим поцелуем. Затем он выпустил ее из своих объятий. — Иди к нему. Еще не поздно начать. Я бы предпочел, чтобы ты осталась со мной, но необходимы решительные действия, чтобы успокоить его подозрения. Ты ведь меня понимаешь? Поверь мне, дорогая, наш единственный выход — в нем.

Она не думала, что сможет сделать предложенное Питером. Но, поднимаясь по лестнице в свою комнату, она уже не совсем понимала, что именно он предлагал. Поговорить с Николасом? В любом случае они уже давно пересекли черту простых разговоров.

Как вообще нужно реагировать, когда человек тебя обвиняет в покушении на его жизнь?

У нее не было достаточных аргументов, чтобы убедить его в обратном.

А все остальные способы заключались в его соблазнении.

Да, она будет соблазнять его, а обо всем остальном постарается забыть.

«Надень ожерелье и соблазни его».

«…Это сигнал, что ты хочешь, чтобы мой пенис тебя обслужил…»

«…Что ты хочешь, чтобы тебя трахнули прямо сейчас…»

У нее перехватило дыхание. Нужно напомнить ему о сделке и том, что он сказал приходить к нему, если ей захочется секса.

Она начала стягивать с себя одежду.

…Переспать с ним и выйти замуж за Питера. Питер был прав.

Она вынула ожерелье из шкатулки. Длинное, гладкое, блестящее; прижимая его к своему обнаженному телу, она могла придумать полдюжины способов, как его надеть.

Можно было бы обернуть ожерелье вокруг шеи и оставить крупную жемчужину свисать между грудей. Она могла бы обвить его вокруг грудей, сдвинуть их ближе друг к другу, чтобы ему было легче играть с ее возбужденными сосками. Можно было бы обмотать ожерелье вокруг бедер, чтобы свободный конец с жемчужиной вставить между ног. Она даже могла вставить в себя все ожерелье целиком…

Каждая новая возможность возбуждала ее все сильнее. Она сидела на кровати, поглаживая жемчужиной свои напряженные соски.

Она решила, что в любом случае нужно будет надеть ожерелье, но можно было бы подвесить крупную жемчужину на шее, а остальные бусины, насколько хватит длины ожерелья, оставить внутри ее тела.

Таким образом, ожерелье будет обрамлять ее груди с обеих сторон, спускаться к промежности и эротично скрываться в ее теле.

Прекрасно. Прекрасно. Она не могла оторваться от созерцания своего отражения в зеркале. Ее соски возбуждающе торчали, заставляя ее трепетать от страсти.

Теперь надо притвориться, что она полностью одета. Может быть, стоит надеть какие-нибудь туфли, дополняющие ее облачение? У нее была пара сатиновых туфель цвета слоновой кости без задников. Она просунула в них ноги и прошлась по комнате.

Небольшие каблуки немного наклоняли ее тело вперед, из-за чего она еще лучше ощущала трение ожерелья о свой обнаженный лобок.

Теперь она была готова и, дрожа от возбуждения, осторожно приблизилась к смежной двери.

Дверь представлялась ей ящиком Пандоры.

«Открой ее и выпусти на свободу все плотские удовольствия. Открой и призови его мужество и силу. Открой, но точно знай, чего ты хочешь и кого…

Открой ее… и отдай свое обнаженное тело во власть его желаний и страсти…

Открой ее…»

Она медленно приоткрыла дверь и вошла в его комнату.

Он стоял перед ней обнаженный, возбужденный, горящим взглядом обозревая ее тело.

— На тебе надет талисман.

— Я надела его для тебя.

— Ты знаешь, что он означает?

— Поэтому я и пришла к тебе.

— Да? Зачем?

— Сегодня мне нужен толстый и жесткий пенис.

— В доме есть другие, которые могут тебя обслужить.

— Но я хочу твой член.

Он не мог оторвать взгляда от ее тела, колышущихся грудей, напряженных сосков и манящего треугольника между ее ног, скрывающего гладкие жемчужины.

Только святок мог устоять перед таким телом. И, черт побери, соблазненный им мужчина может забыть обо всем, даже о покушении на его жизнь.

— Что ты сделаешь, для того чтобы получить его?

— Я пришла к тебе, надела ожерелье. Я сделала все, что ты просил. Теперь мне нужен той член.

— Кажется, мне некуда его вставить.

— Ты найдешь, куда вставить.

— Нужно поискать. Дай мне твою ногу. Он протянул руку. Элизабет сбросила туфли, подняла одну ногу и поставила ему на ладонь.

Теперь он все увидел, и увиденное лишило его дара речи: длинное блестящее ожерелье протянулось вплотную к ее телу, исчезая в густом пушке, направляясь в глубь ее тела.

Принадлежащего ему.

Все в Шенстоунском доме принадлежало ему.

Он почувствовал первобытное желание взять ее, заявить своей собственностью.

Она и ее тело принадлежали ему, только ему.

Он провел рукой по ее ноге, продвигаясь все выше и выше. Балансируя, она ухватилась за его руку, и он прижал ладонь к ее промежности.

От его прикосновения она испустила еле слышный вздох, который возбудил его еще сильнее. Она опустила ногу на пол, и он повел ее в ее спальню, держа руку у нее между ног.

Он чувствовал ее влагу, пушистые волосы на лобке, твердые бусины в ее вагине; от нее исходили жар и желание, подобные духу греховности.

Она была воплощением разврата — от сочного тела до пылающего взгляда.

Когда ее ягодицы коснулись края кровати, она выгнула бедра, насаживаясь на его пальцы.

Ее ладони переместились с его руки на твердый пенис, и она ухватилась за него, словно за камень.

Так они и стояли: ее пальцы обхватывали его толстый стержень, а его пальцы вжимались в ее вагину.

— Итак, моя ненасытная, куда ты предлагаешь мне его вставить?

— Сначала дотронься до… да-а… — Она издала долгий стон удовлетворения, когда он нашел ее набухший клитор. У нее перехватило дыхание от движения его пальцев. Совершая судорожные движения руками, сжимающими его член, она глубоко насела на его волшебные пальцы.

Она почувствовала, как он дернулся от ее неистовых ласк. Он толкнул ее на кровать, отвел ее руки и прижал их к простыне. Затем он начал водить головкой пениса по ее животу, бедрам, приближаясь к груди, соскам. Он попеременно терся то об один сосок, то о другой, затем высвободил одну руку, чтобы иметь возможность удерживать груди вместе.