Полученный урок был самым тяжким. Он пустил корни в душе Николаса наподобие сорняка, подрывая самые устои его существования, в течение многих лет связывая его по рукам и ногам, заставляя убегать от самого себя.

Но от своего прошлого не убежишь. Оно преследовало Николаса, словно привидение, сулило новые возможности, обещало ему права по рождению, которых он никогда не желал.

Такому человеку, как Николас, в наследство могли достаться только неприятности.

Второй принцип, по которому жил Николас, — всегда есть враг, известный или неизвестный.

Даже сейчас у него оставалось чувство неопределенности и греховности, напоминающее ему о жизни, полной риска, в которой он встречался со многими опасностями и становился причиной многих смертей. Только в последнем задании из всех участников он оказался единственным выжившим. Пока. Потому что еще не все кончилось, и уверенности в нем не было.

Хождение по лезвию бритвы, жизнь, похожая на игру в кошки-мышки, манили множеством соблазнов. Он играл в нее, как в шахматы, опережал оппонентов на три хода, запутывал врагов, заставляя их потеть от напряжения.

Он скучал по такой жизни, хотя и испытывал к ней отвращение.

Он снова хотел обрести контроль. А человек скрывающийся, гоняющийся за тенью, человек, разыскиваемый за убийство, не обладал контролем над ситуацией.

Если бы он только был уверен в своих предположениях насчет человека, которого он называл Невидимой Рукой. Но предположения могли оказаться всего лишь игрой его воображения.

Возможно, поиски Невидимой Руки вообще никогда не закончатся, устало думал Николас. Он умрет в одиночестве, и только тени пожалеют о нем.

Выбор, совершаемый человеком… все его деяния…

А кто-то знал. Знал все.

И кто-то совершил убийство.

И он до сих пор гуляет на свободе, намереваясь завладеть царскими драгоценностями, ожидая следующего шага Николаса.

За последние четыре месяца в городах от Эксбери до Лондона было совершено четыре убийства, и заголовки бульварной прессы единодушно кричали о разгулявшемся маньяке.

Друзья Элизабет беспокоились, что она жила совсем одна так далеко за городом. Поэтому они радовались, что она всю последнюю неделю провела в Лондоне, а тут как раз пришло известие об обнаружении четвертого тела.

Ее поездка в Лондон была частью плана, неожиданно для нее приведшего к обратным результатам. Элизабет благодарила друзей за участие, но называла их заботу бессмысленной.

— У меня есть прислуга, конюхи. В крайнем случае меня сможет защитить Уоттон.

Все засмеялись. Уоттон не мог защитить даже одуванчик, не говоря уж о попавшей в беду даме.

— Я серьезно, Элизабет. Пока страсти не улягутся, одному из нас придется жить с тобой, — вдруг запротестовал ее отец.

— Я могу оставаться в городе, — предложила она, скорее для того чтобы успокоить отца, нежели из желания жить в Лондоне. Тем более что разговоры об убийствах наводили тоску на собравшихся за столом, а она хотела заставить всех сосредоточиться на основной теме разговора — бизнесе.

— А разве в Лондоне сейчас безопасно? Помните того ребенка, которого сбросили на скалы в Тайне? — пробормотал отец Элизабет. — А тело, найденное на церковном дворе в Сент-Клере?

— И еще одно в Монморанси, — добавила Элизабет, — так что невозможно предугадать, где сумасшедший убийца объявится в следующий раз. По-моему, в Шенстоуне я в большей безопасности, чем где-либо еще.

— Значит, мы поступим следующим образом, — решил отец. — На уик-энд мы все отправляемся за город. Остановимся у тебя. Тогда оставайся в Лондоне до пятницы, а затем мы все поедем в Эксбери… раз уж тебе так нужно уезжать.

Элизабет прикрыла глаза в знак смирения. Никакой необходимости в отъезде не было. Она могла месяцами жить в Лондоне или навечно заточить себя в Шенстоуне. Ей было безразлично. Ее друзья могли гостить у нее в любом месте, она не возражала. Главное, что теперь она знала о том, чего еще никто не знал, даже отец. Николас Мейси, племянник ее мужа, считавшийся пропавшим и, вероятно, умершим, был на самом деле жив.

Жив и полон решимости заявить свои права на все, что она уже считала своим.

Как такое могло случиться? Она все еще не могла поверить такой новости.

Элизабет открыла глаза и улыбнулась всем сидящим за длинным столом, обитым парчой. Своему отцу. Его трем деловым партнерам и их женам, Иоланде — актрисе, возлюбленной королей, Григорию Краснову и его жене Марии, Виктору Иллиеву — бунтарю до мозга костей, яростно орудующему в данный момент ножом и вилкой, великой княгине Минне, элегантно окунающей пальцы в хрустальную чашу с водой, и Джайлсу, своему дворецкому, невозмутимо стоящему сбоку от нее.

Пока она сама не примирилась с известием, она не могла им ничего рассказать, Боже мой! Как?.. Как произошло, что Николас вдруг появился, ведь его так и не смогли разыскать агенты с двух континентов.

До сих пор…

— Приглашение касается всех, даже если его высказал мой отец, — проговорила она. — Приезжайте все ко мне на уик-энд, не то отец нагонит на меня скуку.

И чтобы вдруг объявившийся Николас не попробовал выгнать ее из дома, подумала она.

— Дорогая, — укоризненно сказал отец, — ты снова чувствуешь себя стесненной. Держись, время траура скоро пройдет, и ты снова сможешь выходить в свет, даже больше, чем раньше. Но только — пощади меня — не тогда, когда на свободе разгуливает маньяк.

— Мы приедем, — сказал Виктор.

Почему бы и нет, подумала Элизабет. Виктор жил за городом, для того чтобы испробовать все прелести сельской жизни, хотя сочетал в себе презрительное к ней отношение и одновременно необъяснимую тягу. Красавец революционер-одиночка, обладавший душевностью резонер, он был очень интересной личностью и притягивал к себе всех как магнит. За ним всегда следовали люди, надеющиеся, что смогут называться его друзьями, ведь он слыл человеком, развалившим империю. К тому же он оказывал помощь отцу Элизабет, занимавшемуся в России финансовыми спекуляциями.

Однако еще большую поддержку оказывал Григорий Краснов, очень преданный своему царю. В его руках были богатейшие, практически не используемые ресурсы огромной страны, созревшие для вложений иностранного капитала.

Уик-энд с ними сулил бесконечные разговоры о бизнесе, но зато она не оставалась одна. К тому же можно было выудить крупицы нужной информации, которая могла впоследствии пригодиться.

Ее отцу совершенно необязательно было знать, что в каждом разговоре, каждой встрече она искала для себя новые возможности, хотя и старалась поддерживать репутацию хорошей хозяйки — элегантной, красивой, трагичной, отстраненной. И одинокой. Но ей лучше сейчас ни о чем не думать.

Она встала, давая джентльменам понять, что они свободны.

— Тогда решено, — в любом случае другого выхода она не видела, — мы остаемся в городе до пятницы, а потом все вместе едем в Шенстоун.

Николас не мог вспомнить, когда ему впервые пришло в голову, что все убийства происходили по общему плану. С первого взгляда они казались совершенно разными, поэтому никто не удосужился связать убийство священника в Бенгейте с последующими.

Священник на самом деле был первым, за ним последовали еще пятеро: женщина на церковном дворе, ребенок, сброшенный на скалы в Тайне, пожилая женщина, задушенная в Монморанси, и нападение на молодую мать и ее ребенка в Литтон-Вуд, унесшее обе жизни.

Убийства были очень жестокими, и на поиски четырех убийц, оставивших немало улик, были пущены ищейки Скотланд-Ярда.

Однако убийца был один: тот, кого Николас называл Невидимой Рукой. Убийца дразнил Николаса, зная, что тот вычислит его по имеющимся уликам, бросал ему вызов, чтобы тот попытался его остановить. Он как бы говорил: «Это же так просто, мой достойный противник, — мне нужен ты».

Все действительно обстояло очень просто. Ему следовало всего лишь разок показаться на публике, и убийства бы прекратились.

А пока что он должен мириться с тем, что могут появиться новые жертвы.

Хитроумно. Кошка играет с мышью, предлагая выманить ее из норки. Николас должен был открыться, чтобы спасти семьи убитых людей, которые работали на него.

Все так называемые несвязанные преступления направлялись против членов семей нанятых им людей. Сестра. Ребенок. Мать. Жена.

Убийства были на его совести… а не на совести Невидимой Руки.

Убийце было все равно.

«Приди ко мне. Нам есть о чем поговорить. Многое нужно решить», — как бы призывал он.

Призыв звучал настолько отчетливо, как будто был высечен в камне.

Невидимая Рука выжидал.

В очередной раз Николас знал, что у него есть враг. Знал, что он не одинок.


Шенстоун. Неделю спустя

— Виктор… ты слишком много пьешь. — Элизабет ловко выхватила у него бокал и отодвинула подальше от его протянутой руки.

— Я недостаточно много пью. — Он потянулся за бокалом, и Элизабет почувствовала запах мужского тела и водочных паров. — Ведь мы сюда приехали, чтобы играть. А как можно играть без употребления жидкости?

— Будь так добр… — Элизабет намеренно отодвинулась. Она уже знала, что будет дальше: такое случалось каждый раз, и ей, конечно, следовало бы знать привычки каждого приглашенного в Шенстоун. Возможно, в последний раз.

Она содрогнулась при одной мысли, что больше здесь может не появиться.

— Довольно. — Элизабет швырнула бокал о стену; звук бьющегося стекла на мгновение прервал шум разговоров. Затем кто-то пробормотал: «А, это всего лишь Виктор», — и шум возобновился.

— Всего лишь Виктор, — передразнил Виктор. — Вот чем я занимаюсь. Я пью. Я даю право голоса той части английской души, которая живет слишком комфортно и оттого стыдится себя. У меня есть цель, Элизабет, выше, серьезнее и чище, чем ты можешь представить. Я пью, потому что с выпивкой все становится чище, понятнее и… приходят на ум слова, необходимые для выполнения работы, которую только предстоит еще сделать…