— А если мы скажем им, что это ребенок Лорена?

— Об этом не может быть и речи! — воскликнул Дидье и засмеялся. — Тогда они будут ожидать, что я сделаю тебе еще одного ребенка, а, как ты знаешь, это не по моей части.

23

— Значит, Дидье не был отцом Марии?

Мелани нужно было переварить эту информацию. Она знала своего прадеда только по фотографии — элегантный молодой француз, перед которым, казалось, был открыт целый мир. Более глубокие чувства ее с ним не соединяли, но тем не менее для нее было потрясением услышать о том, что на самом деле это не ее прадед, а его брат.

— Нет.

— А бабушка об этом знает?

Ханна покачала головой и крепче обхватила руками чашку.

— Нет. И я даже не уверена, что она должна когда-нибудь об этом узнать. Она боготворила Дидье, потому что он очень хорошо разбирался в изобразительном искусстве и книгах. Он покупал ей мольберты, краски, а потом и ткани, и всегда привозил для нее что-нибудь из своих путешествий. Можно сказать, что он очень сильно ее баловал. Смерть Дидье стала для Марии настоящей трагедией. Она носила в себе эту печаль много-много лет. Я не хотела делать ей еще больнее.

— А зачем ты теперь рассказываешь мне об этом?

— Потому что ты никогда не знала Дидье. Кроме того, я думаю, ты достаточно сильная, чтобы знать правду.

— А как насчет мамы?

— Она тоже не знала Дидье, но тем не менее… Она рано или поздно рассказала бы об этом Марии, все-таки она ее дочка.

— А я внучка.

— Это правда. Но ты другая. Ты такая же, как и я. Ты умеешь хранить тайны. По крайней мере я в это верю.

Мелани кивнула. Ее прабабушка, очевидно, была права. Во время рассказа Ханны Мелани время от времени обращала внимание на некоторые поступки, которые она, наверное, тоже совершила бы.

В течение нескольких минут они молча смотрели в свои чашки. Наконец Ханна встала:

— Нам пора спать. Завтра с утра стекольщик привезет новую витрину. А поскольку ты уже привела в порядок свадебное платье, мы сразу же сможем выставить его.

Мелани согласилась, но вспомнила еще кое-что.

— Grand-mère, ты не будешь возражать, если я сошью у вас себе свадебное платье? У меня нет машинки, и…

Ханна удивленно посмотрела на нее:

— Конечно, не буду, дитя мое. Но… Ты хочешь сама сшить себе свадебный наряд?

Мелани кивнула:

— Да, это решение я приняла сегодня утром.

Девушка подумала и добавила:

— Может быть, если я это сделаю, это принесет мне счастье. Просто я хочу внести разнообразие в свою жизнь и в то же время создать что-то новое для себя. Я хочу с оптимизмом смотреть вперед, а не размышлять о том, что было или что могло бы быть.

Прабабушка кивнула, а затем крепко обняла ее.

В этот момент в сумке Мелани зажужжал мобильник. Девушка освободилась от объятий Ханны и вытащила телефон. На секунду ей показалось, что это снова Шарлотта звонит по поводу предложения Дорнберга. Но на дисплее высветился номер телефона Кати.

Мелани помедлила. Неужели на нее снова обрушится град упреков? Она со вздохом ответила на звонок:

— Да, Катя.

Раздался щелчок, и связь прервалась.

Мелани покачала головой и посмотрела на мобильный телефон. Неужели Катя будет теперь терроризировать ее по телефону? Или же она набрала ее номер по ошибке? Может быть, она рылась у себя в сумке и случайно нажала на кнопку вызова?

— В чем дело? — удивленно спросила Ханна.

— Это звонила Катя, но она не ответила.

Мелани еще с минуту подождала повторения вызова, но ничего не произошло. Наверное, это действительно была ошибка.

— Может быть, тебе стоит ей перезвонить?

— Нет, если это что-нибудь важное, она сама мне позвонит.

Мелани засунула телефон в карман. Ее охватило легкое беспокойство, но она сказала себе, что Катя обрушила бы на нее целый ураган звонков, если бы действительно что-то случилось.

— Спокойной ночи, grand-mère. Я буду рада услышать продолжение твоей истории.

По дороге в свою комнату Мелани еще раз проверила мобильный телефон, но ей больше никто не звонил. Это ее слегка обеспокоило. Девушка разделась и залезла под душ. Вода смыла с нее не только чердачную пыль, но и часть забот.

Выйдя из душа, Мелани увидела на дисплее мобильного извещение об sms.

Значит, Катя снова звонила и на этот раз оставила ей сообщение в почтовом ящике.

Мелани подумала, стоит ли ей сейчас его прослушать. Возможно, Катя хотела извиниться перед ней за вчерашнее поведение? Или же была иная причина для ее звонка?

Девушка набрала номер почтового ящика. Электронный голос сообщил, что у нее есть новое сообщение.

— Привет, Мелани, — прозвучал взволнованный голос Кати, сопровождаемый шумом двигателя. — Пожалуйста, приезжай в клинику. Речь идет о Роберте.

Больше она ничего не сказала. В груди у Мелани что-то сжалось. Она испуганно закрыла ладонью рот. Что же произошло? Неужели Роберту стало хуже?

Какое-то время она, как парализованная, стояла перед кроватью, затем резко повернулась, натянула на себя джинсы, которые все еще были в пыли после уборки на чердаке, и поспешно надела первую попавшуюся футболку из тех, что были под рукой. После этого Мелани бегом выскочила из комнаты. Ханна как раз направлялась в свою спальню, когда увидела правнучку.

— Дитя мое, что-то случилось? Ты такая бледная!

— Роберт… — проговорила Мелани сквозь слезы. — Катя попросила, чтобы я приехала в клинику.

— Тогда я поеду с тобой!

— Нет, оставайся здесь и ложись спать.

— Об этом не может быть и речи! Я не позволю тебе уехать одной в таком состоянии.

— Но…

— Что случилось? — спросила Мария сонным голосом, выглядывая из своей комнаты.

— Мелани едет в клинику, а я буду ее сопровождать.

— Но, maman, ты же не можешь среди ночи…

— Прекратите! — возмутилась Ханна. — Я вам не мумия! Я смогу отоспаться, когда умру. Так что давайте поторопимся!

Мелани с виноватым видом посмотрела на Марию и помчалась вниз.

— Я подгоню машину к дому, grand-mère, тогда тебе не придется идти по гравию.

— Хорошо! — ответила Ханна и пошла по лестнице вниз.

— Вы ведь позвоните мне, когда доберетесь, да? — крикнула им вслед обеспокоенная Мария, но Мелани уже вышла из дома, а Ханна даже не делала вид, будто хочет услышать то, что говорит ей ее дочь.

24

Париж, 1929–1943

Дидье смог добиться своего. Десятого февраля 1929 года, незадолго до родов, мы поженились. Это был очень теплый день, погода была почти весенняя. Дидье очень хотел видеть меня в свадебном платье моей свекрови, но это было невозможно. Вместо этого он заказал платье в Париже по старинной выкройке в стиле ампир. Юбка была настолько широкой, что мне удалось спрятать под ней свой живот.

— И без того будет достаточно слухов о том, что мы еще до свадьбы занимались любовью, а я даже не догадался попросить твоей руки, — сказал он, подмигивая мне, после того как я внимательно осмотрела платье. — Но это не должно иметь для нас значения, мы ведь живем в современном мире, не так ли?

Да, о нас действительно ходили сплетни, но они были связаны не столько с моим интересным положением, сколько с отсутствием моего свекра, который уехал, сославшись на важные дела. Свекровь присутствовала на свадьбе, но смогла изобразить на своем лице лишь вымученную улыбку. Дальние родственники, напротив, казалось, вздохнули с облегчением. Слухи о нетрадиционной ориентации Дидье теперь утихнут. Сейчас у него была супруга, да еще и беременная. Все сочли, что Дидье поступил очень благородно, признав «своего» ребенка.

Таким образом, у меня появилась еще одна тайна, которую я должна была хранить. Но, в отличие от остальных, она не была неприятной.

Празднование свадьбы прошло скромно в связи со всемирным экономическим кризисом, но нам этого было вполне достаточно. Со стороны Дидье было несколько друзей и его мать, а с моей стороны за столом сидели мадам Бланшар и ее подруги. Эти женщины искренне радовались, что теперь мне не придется рожать внебрачного ребенка. Я не решилась пригласить своих друзей из Берлина: нельзя было давать возможность Хансену выследить меня через них. Фотомодель просто исчезла, осталась лишь маленькая французская мастерица по изготовлению шляп, приехавшая из Индокитая. Никто не будет разыскивать такую женщину и шантажировать ее. Кроме того, мне повезло, что свекровь и свекор стыдились предстоящей свадьбы. Нигде, ни в одной газете, не было объявления — и я была только рада этому.

Утром после свадьбы (как и следовало ожидать, первой брачной ночи не было) я встала пораньше и отправилась на могилу Лорена.

Когда Дидье несколько недель назад снова привез меня в замок и объявил своим родителям, что хочет жениться на мне, я уже побывала в семейном склепе семьи де Вальер, однако не смогла там долго находиться. На этот раз меня охватила такая сильная боль, что я сквозь слезы не могла даже рассмотреть мраморную плиту с именем Лорена.

В то утро небо было ясным, лишь пара облаков обрамляла горизонт. Над лугами поднимался туман, роса капала с черных ветвей деревьев. Я обула сапоги, которые купила в Париже, и в простом коричневом платье пошла к фамильному склепу, находившемуся по другую сторону сада. В руке у меня был мой свадебный букет из роз и жасмина. Я договорилась с Дидье, чтобы флорист изготовил два одинаковых букета. Один из них, по обычаю, я бросила незамужним женщинам, находившимся среди гостей, а второй сразу же после венчания спрятала, потому что хотела отнести его Лорену.

Идя по едва видневшимся сквозь туман тропинкам и глядя на то, как солнце поднимается над лесом и окрашивает белый занавес тумана в розово-золотистый цвет, я чувствовала себя феей или каким-то лесным духом.