Оливия Стилл - Жара в Архангельске-3

Так и ушла Олива в написание своего романа, спасаясь в нём от одиночества и боли. Настоящего у неё не было, не было и будущего — было только прошлое, и прошлое была эта книга, которую она писала целыми днями. Лишь один человек остался у Оливы, с которым она теперь очень близко общалась, и который не отвернулся от неё и протянул ей руку помощи в трудный момент. Человек этот была Никки.

Да-да, вы не ослышались. Именно Никки, недавняя Оливина соперница. Та самая, которую Олива когда-то люто ненавидела за то, что она отняла у неё Даниила. Олива писала об этом в своём романе, но теперь же в её жизни всё перевернулось: тот Даниил, сгорая от любви к которому она некогда писала стихи, теперь был ей абсолютно безразличен; лучшие друзья превратились в чужих, равнодушных людей; самый близкий и родной человек в её жизни, Салтыков — стал заклятым врагом. А ненавистная соперница Никки стала самой лучшей подругой Оливы.

И можно было бы на этом закончить повествование, тем более сама Олива закончила его ещё раньше, на том страшном и тяжёлом моменте, когда узнала о предательстве Салтыкова. Но жизнь, жизнь не оборвалась на этом, как бы ни хотелось этого самой Оливе. Жизнь редко отлетает по желанию, да и смерть надо заслужить — мало кто умирает, не пройдя все круги адовых мучений. И Олива осталась жить, хотелось ей того или нет. Закончив книгу, полагая, что на этом история с Архангельском кончена, Олива даже не подозревала, что на самом деле это ещё не конец, и впереди её ждёт продолжение, достойное второй части книги.

Пока она об этом не думала.

Вода в Средиземном море была почти как в ванне. Из колонок доносилась песня — My heart will go on, уже пятый раз за день. От разноцветных тентов и шезлонгов, то там, то сям раскинутых по пляжу, пестрило в глазах, и Салтыков, вальяжно расположившийся в одном из шезлонгов, утомлённо прикрыл глаза.

Хорошо было лежать в шезлонге на берегу Средиземного моря, разморясь на жарком южном солнце, слушать шум прибоя, заглушаемый музыкой из колонок, и ощущать в своей голове приятную пустоту, отдыхая и не думая ни о чём. Всё, что осталось в Архангельске — работа, нетерпеливые заказчики, срочные проекты, чертежи в Автокаде, объекты, уровни ответственности и прочий геморрой ушли куда-то далеко-далеко, уступив место приятной лени и более лёгким мыслям.

Салтыкову захотелось пить. Словно обленившийся домашний кот, он нехотя открыл один глаз, затем второй. Надев шлёпанцы, он уже собирался подняться с шезлонга и идти в лавочку, мысленно прокручивая английскую фразу, с которой он обратится к продавцу, чтобы купить себе воды или пива, как вдруг заприметил буквально в двух шагах от себя двух загорелых девушек под пляжным тентом. «Не мешало бы с ними познакомиться, — подумал он, — Но они, наверное, нерусские. Эх, надо было лучше учить в школе английский…»

Он с видимым сожалением прошёл мимо них, решив, что на обратном пути обязательно уж как-нибудь подойдёт к ним, а за это время успеет сформулировать две-три английских фразы, смутно надеясь, что этих фраз возможно, будет достаточно, чтобы хотя бы одну из этих девушек затащить в постель, однако уверенности, что всё получится, у Салтыкова было маловато. С русскими бабами у него, по крайней мере, было куда меньше проблем, поскольку русским языком он владел настолько превосходно, что им он компенсировал с лихвой даже свою не слишком-то привлекательную внешность.

Салтыкову даже пить расхотелось. Он с видимым сладострастием рассматривал грудастые длинноногие фигуры баб в открытых купальниках. Заметив же, что одна из них куда-то ушла, очевидно, купаться в море, а вторая осталась в гордом одиночестве, он решился в одну секунду. «Эх, была не была!» — пронеслось в его голове, и Салтыков решительным шагом направился к красному тенту.

— Хэллоу, лейди, — без обиняков начал он на ломанном английском с характерным русским акцентом, — Ит из файн дэй, изн`т ит?

Девушка хмыкнула и скептически оглядела корявую фигуру Салтыкова с головы до ног. Его квадратное, красное от загара лицо с лоснящейся кожей, очевидно, тоже ей не понравилось, но ей было скучно. «В конце концов, послать его я всегда успею», — мысленно решила она.

«Чёрт! Ну как же ей сказать, что, мол, почему такая красивая девушка скучает в одиночестве? — вертелось в голове у Салтыкова, — Бьютифул гёрл… Почему — вай… Одиночество — лонели… А скучать? Как же будет по-агнлийски „скучать“?..»

Однако времени на раздумья тратить было нельзя, и Салтыков бездумно ринулся в атаку.

— Вай соу бьютифул гёрл энд соу лонели?.. Май нейм из Энди… Энд уот из ёр нэйм?

— Laura, — коротко ответила девушка, едва сдерживая смех.

— О, айм вэри глэд! Лора из вэри бьютифул нэйм! Лора, вере вилл ю би зыс ивнинг?

К Лауре подошла её подруга и обе стали что-то быстро говорить на иностранном языке. Затем девушки фыркнули, засмеялись и убежали к морю, оставив Салтыкова в полном недоумении.

«Ну вот, наверно я что-то не то сказал… — тоскливо подумал он, — А может, морда моя им не понравилась… Ну и хуй с ними, с этими иностранками! Пойду куплю чего-нибудь выпить».

— Экскьюз ми, — обратился он к продавцу, — Гив ми плиз… зыс эйл…

— Эйл? — продавец-турок недоуменно поднял одну бровь.

«Неприятная штука — языковой барьер, — мучительно размышлял Салтыков, — Как неуютно одному в стране, где тебя не понимают! Хотя… это лучше, чем всю жизнь топтаться на одном месте… В жизни ведь столько всяких возможностей, и я рад, что могу себе многое позволить…»

— Какие проблемы, парень? Ты русский? — прозвучал над его ухом молодой женский голос. Салтыков обернулся и увидел возле себя симпатичную девушку лет двадцати пяти, немного полную, но стройную, в лёгком платье.

— И ты русская? Вот здорово! — просиял Салтыков, — Кстати, меня Андрей зовут. А тебя?

— А меня зовут Марина, — представилась она, — Марина Штерн.

— Штерн? О-о, круть! У тебя немецкие корни?

— Угадал, — кокетливо улыбнулась Марина, — Я живу в Германии, моя мама родом из Донецка, с Украины.

— А я из Архангельска, — сказал Салтыков, — Ну что, может, сядем где-нибудь в уютном кафе и отметим наше знакомство?

— С удовольствием, — мигом согласилась Марина…

День, подаривший Салтыкову новое приятное знакомство, окончился бурной, не менее приятной ночью в отеле.

— Ммм, какая ты классная, — томно произнёс Салтыков, лаская свою новую партнёршу, подарившую ему массу приятных ощущений, — Я тебя просто обожаю…

— А ты, оказывается, настоящий smoking hot, — сказала Марина в перерыве между поцелуями, — Вот уж не думала, что северяне могут быть такими горячими в постели…

— А то, крошка!

Так, незаметно пролетели десять дней. Салтыков и Марина Штерн почти всё время весело проводили в обществе друг друга. Марина познакомила Салтыкова со своей подругой Марго, которая приехала отдыхать на море вместе с ней, и часто они тусили вчетвером: Салтыков, Марина, Марго и её приятель-турок. Впрочем, последний вечер перед отлётом Салтыков провёл наедине со своей новой пассией.

— Мариночка, я люблю тебя! — шептал он ей, сидя на скамейке в тени кипарисов, — Я более всего хотел бы никогда больше не разлучаться с тобою. Я приеду к тебе в Германию, обязательно приеду… Хочешь?

Марина ничего не ответила, только потянулась к нему, и они принялись целоваться.

— Хочешь? — переспросил он в перерыве между поцелуями.

— Приезжай, — коротко ответила Марина и обмякла в его руках.

«Отлично, — подумал про себя Салтыков, — Молодец, Андрюха! Всё идёт как нельзя лучше…»

В ночной тишине у моря было слышно, как шуршит прибрежная волна о гравий. Пахло кипарисами и морским бризом, а южные звёзды на чёрном небе необыкновенно ярко блестели для привыкшего к белым ночам северянина.

И Салтыков с новой страстью принялся за свои поцелуи, незаметно и ловко расстёгивая пуговицы на блузке симпатичной немки-полукровки Марины Штерн.

Олива пришла на работу, привычным движением ноги включила компьютер и плюхнулась на кожаное офисное кресло. Вот уже много дней, недель, месяцев каждое утро начиналось у неё с одного и того же. И сегодняшнее утро началось у неё точно так же, как и вчера, и позавчера, и неделю назад. Всё было как обычно, ничто не предвещало чего-то из ряда вон выходящего. Не было ничего необычного и в том, что буквально через пять минут после её прихода на весь офис прогремел резкий телефонный звонок.

Олива не любила, когда в офисе звонил телефон. Она предпочла бы, чтобы он вообще никогда не звонил, ибо ни один такой звонок не приносил ей ничего хорошего, кроме дополнительного гемора и мелких служебных неприятностей. Впрочем, к служебным неприятностям она после своего более значимого горя стала относиться куда более пофигистически, чем прежде, так что звонок этот её поначалу мало взволновал.

— Оля? — послышался в трубке женский голос, — Это звонит Наталья Юрьевна. Гурген Григорьевич просил вас зайти сегодня к нему в кабинет в двенадцать часов дня.

— Хорошо, — выдохнула Олива и повесила трубку.

«Интересно, что ему надо… — угнетённо подумала Олива, чувствуя, как комок холодного страха откуда-то из глубины её живота поднимается к горлу, — Вот уже более чем полгода я тут работаю — и ни разу гендиректор меня к себе не вызывал… Не иначе, как выговор влепит… И то в лучшем случае…»

Она даже как-то скорёжилась от страха предстоящего вызова «на ковёр», ещё более её пугала неизвестность — за что? Что за неприятность, какая подстава ждёт её на этот раз?

«Может, я где-то в деловых бумагах напортачила? — мучилась бедная Олива, — Или, может, я опоздала утром, или ушла вчера вечером на двадцать минут раньше конца рабочего дня и пропустила какой-то важный звонок?.. Боже мой, и почему он меня вызывает в двенадцать часов дня, а не сейчас? Вот и сиди ещё два часа, мучайся, думай — что тебя ждёт, какой неприятный сюрприз, и за что тебе хотят надавать по шапке, за какую провинность…»