Коваль поднялся на борт последним, сухо кивнул на наше приветствие, ничем не выказав эмоций, правда чуть дольше положенного задержав давящий даже сквозь стекла очков взгляд на моем лице. Уголки губ едва-едва заметно дернулись в пародии на удовлетворенную ухмылку и я вдруг все поняла. Не случайно.

Не случайно в рейс дернули меня. Как неслучайно он подписал с Женькой контракт вчера.

По спине пробежал холодок. Он прошел в салон, сев в кресло лицом к нам и стянув очки, углубился в документы, разложенные на сервированный перед ним стол, не обращая на нас внимания. Качок плюхнулся на диван не прекращая разговаривать по телефону в разных вариациях повторяя: «ну масенька, ну не ругайся, я правда не знаю где его шампунь, ну помой его человеческим, не облезет же», и от этого заискивающего перед собеседником баса, у меня глаза на лоб лезли, пока я дождалась отката трапа и закрывала выход, повторно проверяя работу рычагов.

У меня все потряхивало пальцы от смеси шока и пытающегося прорваться злым рыком возмущения, когда я тщетно пытаясь взять себя в руки, стояла перед все так же погруженным в документы Ковалем, представляясь, уведомляя, кто я для него в этом рейсе и что все вопросы буду непременно решать, а затем отрепетированным движением предоставила ему меню, винную карту, пока Ксюша проделывала те же манипуляции с татарином, развалившемся в кресле позади от Паши и качком, все так же царски лежащим на диване. Фу, ну и манеры.

- Тебя трясет. — Негромко, так, чтобы слышно было только мне, стоящей справа от его кресла в ожидании заказа, заметил он, по прежнему не поднимая на меня глаз, но снова улыбаясь самыми уголками губ, и пуская этим зрелищем жар ненависти в мне в сердце, потому что я снова не понимала, что со мной начинает твориться и как с этим справиться. — Расслабься, киса. Пока не трону. Занят немного.

Сука. Я ощутила, как перекашивает мое лицо, и пользуясь тем, что остальные пассажиры меня не видят, а этот индюк не смотрит, прикрыла глаза, сжав челюсть и загоняя в себя желание двинуть Паше кулаком. Ублюдок. Пока не тронет он меня. Да кто тебе еще позволит, сволочь!

Остальные пассажиры от напитков отказались, и Ксюша ушла в стафф. А этот все держал меня. Моя доброжелательность на лице далась мне вымученно, когда он с тенью издевки спустя пять минут протянул мне меню и карту назад, сказав, что тоже пока ничего не желает.

В стаффе я мучительно сдерживала мат, наблюдая за Ксюшей, четко, без суеты выполняющей свои обязанности и не обращающей взгляда на меня. Далее следовало дать инструктаж пассажирам. Отправилась она, что-то прочитав в моем мрачном лице.

Перелет, в целом, прошел достаточно спокойно. Амбал Захаров вообще делал вид, что меня не замечал, а тощий модный татарин мирно проспал все время. Прибыли в Цюрих ранним утром. Я была на удивление измотана. В основном от того, что ожидала какой-нибудь подлянки от Паши, но он так и рылся в документах и ноутбуке, утратив интерес к моей персоне абсолютно.

После сдачи смены и получения командировочных нас отправили в отель, в который, к моему изумлению, поселились и эти три гада. Правда, на разных этажах. Хоть какое-то успокоение.

Цюрих. Надежный и умиротворенный. Раннее утро в финансовом центре страны было напоено неповторимым ароматом цветущих лип с тонкими нотками горной свежести в озорных и таких приятных порывах ветра.

Спать мне решительно расхотелось, пока я шла от машины развозки по идеальному каменному тротуару на мраморное крыльцо отеля. Остановилась и огляделась. Наш отель находился в трех минутах ходьбы от Банхофштрассе — основной и прекрасной пешеходной улицы Цюриха эклектично и весьма органично сочетающего в себе неоготические налеты средневековья в архитектуре и элементы царственного облика позднего периода эпохи Возрождения.

Буду дурой, если потрачу время на сон. Я попробовала уговорить Ксюшу на прогулку по Бахофштрассе, начинающегося от величавого здания вокзала совсем недалеко отсюда и кончающегося Цюрихским озером. В Швейцарии я была второй раз, и мне отчаянно хотелось обновить впечатления. Но Ксюша отказала.

Освежившись в душе, я натянула на себя джинсы, свитер и подхватив небольшой рюкзак с документами и легкую кожаную куртку, сбежала по лестнице в лобби, мурлыкая под нос любимую песню.

Со стороны обеденной доносился вкусный запах выпечки и кофе. Доброжелательно улыбнувшись швейцару у дверей, я решила немного подкрепиться, заодно время потянется, и я когда я дойду до середины сонной улицы, бутики известных брендов, которые так щедро расположены по обе стороны Банхофштрассе уже откроются. Цены само собой там сумасшедшие, однако и качество ни чета многим европейским филиалам.

Взяв себе ароматный круасан и чашечку эспрессо я села у огромного окна в пустом пока трапезном зале, влюбленным взглядом глядя на просыпающийся город за стеклом. По неширокой идеально ровной улице еще пока редко и неторопливо протекали автомобилями. Прохожих почти не было. Город спал, но уже чутко и поверхностно, как перед самым пробуждением.

Внутри меня было так тихо, так спокойно и приятно. Вкус нежнейшей, тающей на языке выпечки вызвал у меня непрошенную улыбку. Но все испоганил Паша.

Он возник словно из неоткуда, и опустился за мой стол напротив меня, держа в правой руке бокал с кофе. Я неприязненно на него посмотрела, чувствуя, как учащается сердцебиение.

— Киса, ты херовый фрилансер, ты знала? — насмешливо окидывая меня взглядом, произнес он, откидываясь на спинку стула. — Там вам полагается в конце полета спросить о дальнейших моих указаниях. А ты смылась и больше не появлялась.

— Кнопочку надо было нажать для вызова стюардессы. — Не удержала порции яды в своем отчего-то глухом голосе.

— С Риммой мне не приходилось ничего нажимать. — Усмехнулся он. — Исполнительная и активная женщина. С ней приятно работать. И яйца мне взглядом не морозила, в отличие от тебя.

Я поморщилась, тщательно удерживая трещащий по швам самоконтроль. Он меня раздражал. Только раздражал. Я тщательно себя в этом убеждала, загоняя обратно безумие, собирающееся с пинка ворваться в запертые, но такие всегда хлипкие при появлении Паши двери разума. А он словно бы прекрасно все с меня считывал, несмотря на выверенную, пусть и немного подкачивающую мимику. Снова усмехнулся, быстро и незаметно коснувшись кончиком языка белоснежного верхнего резца. Мои ноги рефлекторно сжались, что стало сигналом для революции в моем упорядоченном мире, потому что к херам были снесены все мои попытки загородиться от его сумасшедшего влияния при этом таком вызывающем и таком искушащем движении языка.

— Киса, ты меня снова заводишь. — Изумруды глаз потемнели, на губах змеиная улыбка. — У меня есть сорок минут, поднимемся ко мне?

Горячая волна ударила по напряженным мышцам ног, заставив судорожно и плотнее свести колени, в попытке сдержать цветущее буйным цветом возбуждение, несмотря на унизительность всей ситуации в целом. Хотелось. Хотелось сейчас перелезть через стол и прокусить эти губы. До крови. Предварительно почувствовав их напор в сумасшедшем поцелуе.

Крыша у меня стремительно съезжала и не собиралась останавливаться. Это осознание быстро пробудило забитую, затюканную похотливыми мыслишками ненависть, огненным пожаром промчавшуюся по сосудам к вакханалии, творящейся в моей бедной голове. Ведь как проститутке предложил. Как очередной своей шалаве.

— Ты не охерел ли? — не сдержавшись, змеей прошипела я, вперив в его лицо ненавидящий взгляд.

Он довольно хмыкнул и с давлением на меня посмотрел. Не знаю, может быть, все дело было в том, что сейчас я его неистового ненавидела, но дичайшего сумбура и уже традиционной дрожи от его такого прямого взгляда я не ощутила.

— Мы же только вчера разговаривали о твоей немалой выдержке. — Скучающе проронил он, чуть прищурившись и глядя на мои губы.

И нет. В его глазах не было ни похоти, ни веяния порока. Желание. Это было определенно оно, и именно это так будоражило. Приглашение, легкая ирония и желание. Прорывающееся успокаивающими всполохами сквозь пелену злости во мне.

— Не называй меня так. — Тихо приказала я, предупреждающе улыбаясь.

— Мне нравится. Кошачья грация, кошачьи глаза, и вроде с виду вся такая ручная, домашняя, а коготочки в любой момент полоснуть по рукам могут. Да, киса? — и снова эхо издевки, стеревшей во мне все кроме злости.

— Не называй, сказала. — В моем негромком голосе прорвались рычащие нотки от взметнувшегося внутри столпа горячей пыли раздражения, запорошившей все попытки разума бить в колокольчики рациональности. — Звучит пренебрежительно. Это раз. Во-вторых мое имя тоже из четырех букв, не лопнешь от натуги, если их произнесешь.

— Маша. — Негромко рассмеялся он, словно пробуя мое имя на вкус. — Мар-р-р-рия. Какое неподходящее имя. Простое, без изысков. Как твоя строгая униформа в самолете, что не позволяет разыграться мужской фантазии. Как и эти акценты макияжа, хотя на встрече с твоим полупокером ты подчеркивала совсем другие моменты и была самим воплощением искушения. А сейчас снова все в тебе призвано скрыть ту женщину, которую я отчаянно захотел, когда мы впервые встретились взглядом. Одного не пойму, к чему так ужимать себя? Отчетливо видно, что весь этот фарс строгости и подчинения тебе не по вкусу. Там внутри дикая кошка, которая сейчас попеременно хочет то выцарапать мне глаза, то трахнуть прямо на этом стуле. А ты ее давишь правилами и нормами никому не нужной морали.

Я расхотаталась. Цинично и очень весело. Правила и нормы морали. И я. Которая столько лет врала родителям, чтобы не наседали, трахалась с лучшим другом, с которым мы сейчас вывели друг друга из френдзоны и планировала еще не разрывать горячих отношений на «эстафетках» со страстным испанским мачо. Нормы морали?.. Мне было смешно. А ему отчего-то не очень. Заморозил одним взглядом, и я было, подчинилась, но протест, вовремя вскипевший в крови заставил невольно дернуть подбородок чуть в верх. И тут уже он рассмеялся.