Александра Лимова - Земля-воздух

— Я так и знала, что будут проблемы… — обеспокоенно пробормотала Татьяна, старшая бортпроводница, закрывая дверь в отделение стаффа и прижимаясь к ней спиной. — Маш, они еще и дверь в туалет сломали, свиноты пьяные.

Я убито покачала головой, начиная блинчики черной икрой и смерила тяжелым взглядом оставшиеся три ящика с текилой, громоздящиеся у кухонного гарнитура. А было шесть. Ящиков.

Этот рейс дался особенно тяжело. И дело не в том, что маленький частный джет перевозил на Ямал группу бизнесменов, желающих купить что-то из природных даров, коими зиждился Ямало-Ненецкий округ, дело совсем не в этом. Не в количестве клиентов. А в их качестве.

Перед началом полета, когда их только подвозили к трапу на нескольких машинах, мы с Лизой, заученно улыбаясь, встречали их на подъеме, уже понимая, что подобные понты аукнутся в полете. И не ошиблись. Хотя перелет на Ямал они вели себя вполне прилично, почти не выпивая, и что-то громко обсуждая, а вот обратный рейс… Они начали праздновать, очевидно, удачную сделку. Праздновать бурно, от души, и так по-русски. С пьяными песнопениями, подзывом стюардесс «Эй! Бедолага!», и курением прямо в роскошном кожаном салоне джета, обитом красным деревом и с позолоченными элементами интерьера.

Особенно нас беспокоил огромный двухметровый бритоголовый детина, с маленькими глазками буравчиками. Литры алкоголя уже склоняли его мысли к определенному руслу, ибо он все чаще дергал Лизку из стаффа, помещения с кухней, перед кабиной пилотов, где располагались наши вещи и места отдыха. И просьбы детины становились весьма двусмысленными.

Впрочем, двадцатитрехлетняя Лиза и не особо скрывала, что прорвалась в бизнес-авиацию с вполне определенными целями — урвать кусок покрупнее с кошельком посолиднее. Не скрывала от нас, стюардесс, но скрывала от начальства, потому что за такое спихнут обратно на гражданскую авиацию пресмыкаться каждый чартер перед двумя сотнями требовательных и нередко скандальных пассажиров. Это, конечно, хорошая школа на стрессоустойчивость, потому за три года на чартерах, я прекрасно провела параллель между понторезами, едва оплатившими горячие путевки в Турцию, дергающими стюардесс с нахальными просьбами, пытаясь упиться возможностями того, что обслуживают сейчас их, а не они, и разница со спокойными пассажирами бизнес-класса была колоссальна, потому что последние знали свое и наше место, цену деньгам и отношениям, и не наглели, пытаясь всякий раз подтвердить свой статус за счет персонала. Все и без того было очевидно.

Авиакомпания дорожила своим статусом, и особенно бизнес-сегментом, куда пускали только безупречное обслуживание, сертифицированное и прошедшее адскую школу обучения, отсеяв надобных Лиз, еще на стадии первого собеседования. Но Лиза была умной, настойчивой и целеустремленной девочкой, сумев прорвать баррикады и добившись закрепления за нашим с Татьяной джетом.

Но даже ей, когда семеро человек поднимались на борт, стало не по себе, и она просительно прижалась своим плечом к моему, ожидая момента, как только последний пассажир взойдет на борт и попыталась уговорить меня на смену зон, чтобы она шла вместо меня на кухню, а я и Татьяна обслуживали клиентов в пассажирской зоне. Я отказалась. Любишь кататься — люби и саночки возить, хотела над клиентами порхать, вот они. Усмехнувшись, съехидничала, что зря она об этом просит, ведь может быть, что кто-то из нынешних пассажиров ее судьба. Лизка хотела бы цокнуть языком и закатить глаза, презрительно глядя на меня, но обслуживать клиентов ей не хотелось, поэтому она пыталась меня еще раз уговорить, несмотря на мою насмешку. Но я отказала. Люблю стафф. Делай себе нарезки, да телевизор смотри, не надо по салону бегать изображая официанта, няню, сомелье и тамаду в одном лице.

— И Косицкий, наш проклятый гендиректор, сказал, чтобы все прошло по высшему разряду, что этим семерым козлятам можно все. Только, мол, в кабину пилота не пускайте, представляешь? — негромко возмутилась Татьяна, ополоснув руки, и принявшись помогать мне делать нарезки. — А как их остановить-то, если они уже сейчас упились до невменяемости и мои просьбы не курить до них не доходят? А если и вправду к пилотам ломанутся? Особенно тот богатырь, который в кресле едва помещается? Ладно, Лиза вокруг него кружит, успокаивает…

Я сдержала усмешку. Татьяна для Лизы тоже относилась к разряду начальства, поэтому она и не знала об основной цели пробивной девочки — охмурить богатого клиента и счастливо выйти замуж. Я до сих пор немного злорадствовала над ее полным разочарованием первыми рейсами и знакомством с миром, куда она так стремилась попасть, но куда ее не пускали. Банкиры, чиновники, политики, олигархи. Были, да. Но мы являлись для них обслугой. Элитной, вышколенной, разбирающихся в том, чем моносепажные вина отличаются от ассамбляжных, знающих, что красное дерево нужно обрабатывать смесью сухого красного вина и оливкового масла в пропорции один к одному на мягкой ветоши, кожу салона протирать хлопчатобумажной тканью с набором чистящих средств специально заказанных для этого из Венгрии, и как с первого взгляда отличить заказываемое столовое серебро от мельхиора, а так же что к сибасу подается исключительно картофельное пюре, ибо на высоте от традиционного подаваемого ризотто, могут случится диспепсические расстройства.

Мы были идеальной обслугой. Но обслугой. Немного унизительно, но я терпела, чтобы года через два стать старшим бортпроводником, как Татьяна, налетать еще часы и уйти в инструкторы, открыв свою школу обучения стюардесс. Пока потерплю.

— Маш. — Позвала Лиза, закрывая дверь стаффа и как несколькими минутами ранее Татьяна, прислоняясь к ней спиной. — Тот качок тебя потребовал.

Я обернулась, не выпуская из руки нож и оценивающе глядя на слегка побледневшую Лизу, с обеспокоенными глазами. Очевидно, она уже была сама не в восторге от своей мечты. А соболезнующий взгляд мне в глаза однозначно говорил, что тот громила с мозгами немного не в ладах, раз уж даже ушлая Лиза не смогла безраздельно занять его внимание.

- Может, пилотам сообщить?.. — прикусила губу Татьяна, напряженно глядя на меня, моющую руки и недовольно кривящую губы. — Диего?..

Да, Диего. Я усмехнулась, выключая воду.

У частных джетов, как правило, пилоты были иностранцами. Это объяснялось понтами, регистрацией самолетов за пределами родины из-за местного таможенного сбора и безумного налогообложения, ну и само собой качеством пилотирования, ибо обучение в ВУЗах зарубежных было на порядок выше. И так же, как правило, у экипажа завязывались интрижки. Сложно не завязаться романчику с иностранным гражданином, когда рейс может идти беспрерывно две и больше недели и по прилету в отели и получения командировочных до следующего перелета, вы все дружной компанией празднуете и веселитесь в барах, или осматриваете местные достопримечательности. Вот и я не стала исключением.

Диего, тридцатилетний страстный испанец, работающий вторым пилотом, был моим стабильным служебным романом на протяжении полутора лет, несмотря на Женьку, сосватанному мне в женихи его и моей семьей тесно дружащих не один десяток лет.

Я бросила взгляд в зеркало у двери, поправляя пряди выпавшие из узла на затылке. Отношения с Женькой у нас были, что называется, свободные. Мы с ним дружно изображали крепкую пару, чтобы усыпить бдительность и прессинг родителей, которые непременно бы изводили каждого из нас по отдельности за свободолюбие, разгульный образ жизни, и несоответствие репутации семей. Сошлись мы с ним, чтобы сбежать из отчего дома, избавившись от многолетних наседаний. Жили вместе, как добродушные соседи, иногда от скуки занимались сексом, но чисто по дружески. Для здоровья, так сказать. Я всегда знала о Женькиных женщинах, он о моих любовниках, условие у нас одно — домой, в нашу общую съемную квартиру никого не приводить и всегда предохраняться. Родители, смиренно ждущие нашу «грядущую» свадьбу, не подозревали о наших с ним мерзковатеньких, но таких обалденных отношениях, и были счастливы, лелея мечту о внуках.

— Косицкий на их стороне. Сказал же, чтобы обслужили их по высшему разряду, — вздохнув, я перевела взгляд на мрачную Татьяну, смотрящую на ящики с алкоголем. — Диего вспыльчив, посадит самолет. Неустойка неподъемная и авиакомпания пустит нас по миру, занеся в черный список. Татьяна, не переживай, не насиловать же он меня будет.

Лиза выдохнула, с сомнением отходя от двери и пропуская меня в салон. Первое, что почему-то зацепил мой взгляд — объемные букеты на подставках по всему салону. Флористов только зря дергали. Белые лилии с розами в расписных вазонах не вписывались в кожаный интерьер оккупированный семью пьяными телами, шестеро из которых разместились на белых кожаных диванах за массивным дубовым столом справа, а седьмой, тот самый псевдо-богатырь, разочарование и опасение Лизки, сидел напротив стола, рядом с иллюминаторами, попивая текилу прямо из бутылки.

Пара моих шагов по толстому ворсу персидского ковра и вот я уже приседаю по правую сторону бритоголового и доброжелательно интересуюсь, чем могу быть полезной.

— Ну-ка сядь. — Говорит, как выплевывает, и кивает на пустующее кресло рядом, разворачиваясь к нему.

Не сомневается, что подчинюсь. Внутри вскипает протест и злоба, напоминая о первых рейсах гражданской авиации, где я была вынуждена по сотне раз изображать спокойствие и дружелюбие в ответ на хамство.

Села на самый край кожаного сидения и снова спокойно улыбнулась, глядя в черные глаза на грубом, жестком лице. Голубая рубашка распахнута на груди, колени разведены максимально широко, на кисти огромный золотой браслет, толстые пальцы с парой массивных перстней. Странно, что креста в несколько килограммов на груди нет. Этакий привет из девяностых, хотя на вид ему чуть за тридцать.